«Стендалевский след» в «Подростке» Достоевского

По выходе в свет французского перевода «Подростка» (1902) литературный критик Жан Эрнест-Шарль отметил в общем потоке влияний французской литературы на это произведение «стендалевский след» [Ernest-Charles 1903: 337]. И хотя сам критик не склонен был преувеличивать значение романа «Красное и черное» в создании «Подростка», да и сам факт чтения Достоевским Стендаля не подтверждается прямыми свидетельствами, тем не менее вопрос о сходстве и различии главных героев этих произведений был вполне правомерен. Тема «Достоевский и Стендаль» и в настоящее время привлекает внимание исследователей. Правда, в основном речь идет о типологическом сопоставлении «Преступления и наказания» с «Красным и черным» [Эсенбаева 1991; Фридлендер 1995]. Сопоставление Раскольникова с Жюльеном Сорелем, проведенное в этих работах, на мой взгляд, носит несколько искусственный характер. Авторы исходят из того, что оба героя — бонапартисты, оба совершают преступление и несут за это наказание. Между тем бонапартизм Раскольникова и Сореля имеет совершенно различную природу. Для первого Наполеон — абстрактный символ власти и славы, для второго — кумир, чью уникальную судьбу он хотел бы повторить. Это скорее напоминает преклонение Аркадия Долгорукого перед Ротшильдом. Одинаково невозможно представить себе Раскольникова, зачитывающегося бюллетенями Великой армии, и Жюльена, убивающего ради денег жалкую старуху и ее беременную сестру. Преступление Жюльена, в отличие от обдуманного преступления Раскольникова, имеет импульсивный характер, как и преступление Аркадия, запутавшегося в своих чувствах. Если в «Преступлении и наказании» Достоевский, как и Пушкин в «Моцарте и Сальери», исследует психологию убийцы, и к Стендалю это не имеет отношения, то в «Подростке» он, как и Стендаль, исследует проблему психологического взросления юноши.

Структурообразующим принципом обоих романов является противопоставление юношеских представлений о жизни и «жизни как таковой», то есть в ее авторском понимании. При этом если воображаемый мир героев характеризуется через набор признаков, то жизнь «как таковая» характеризуется через их отсутствие. Процесс становления героев интерпретируется не как усвоение характерных качеств, а как избавление от них и обнаружение в себе чистой сущности. Оба героя приезжают покорять столицу, но в итоге одерживают более серьезную победу — победу над самими собой. В «Подростке» Татьяна Павловна говорит Аркадию Долгорукому: «Так ты с тем, чтоб покорять сердца, сюда ехал, высший свет побеждать?» Аркадий отвечает: «Я покорил самого себя». У Стендаля мы находим аналогичную версию этого же мотива. Провинциал приезжает покорять Париж и достигает больших успехов, но, разочаровавшись в собственных идеалах, в итоге покоряет самого себя, истребляя в себе честолюбивые мечты.

В центре обоих романов — проблема «жизненного дебюта» ¹. Оба романа начинаются с важных перемен в жизни юных героев. Жюльен Сорель поступает в дом Реналей гувернером, Аркадий приезжает в Петербург и поступает на службу к старому князю Сокольскому. В «Подростке» обыгрывается само выражение «жизненный дебют». Это связано с наиболее трагичным эпизодом романа — самоубийством бедной девушки Оли в результате неправильно понятого ею предложения Версилова. Перед смертью Оля оставила записку: «Маменька, милая, простите меня за то, что я прекратила мой жизненный дебют (курсив мой.  — В. П.). Огорчившая вас Оля». Аркадию показалось странным, что предсмертная записка написана «юмористическими выражениями», на что Версилов заметил: «Тут ровно никакого и нет юмора, выражение, конечно, неподходящее, совсем не того тона, и действительно могло зародиться в гимназическом или там каком-нибудь условно товарищеском, как ты сказал, языке, али из фельетонов каких-нибудь, но покойница употребила его в этой ужасной записке совершенно простодушно и серьезно». Неуместность данного словосочетания в предсмертной записке должна подчеркнуть его цитатный характер. Героиня использовала название повести Бальзака «Un début dans la vie»² . Сюжет этой повести разительно не соответствует трагической ситуации самоубийства Оли, и неслучайно ее название вызывает у Аркадия если не раздражение, то какие-то неприятные ассоциации.

Повесть Бальзака построена парадоксально. Если в большинстве случаев в романе воспитания речь идет об утраченных иллюзиях и сюжет может быть сведен к лермонтовской формуле из «Героя нашего времени»: «Мало ли людей, начиная жизнь, думают кончить ее, как Александр Великий или лорд Байрон, а между тем целый век остаются титулярными советниками?» — то у Бальзака случай, скорее, противоположный. Молодой герой Оскар Юссон мечтает не о власти и славе, а всего лишь обнаруживает «жажду удовольствий и желание блистать», что приобретает комические черты. Герой постоянно попадает в анекдотические ситуации, пока наконец не начинает делать выводы из собственных ошибок, после чего «благоразумие и способности привели его к счастью». Бальзак показывает формирующее воздействие среды на человека — и самого человека, составляющего эту среду: «Оскар — обыкновенный человек, мягкий, скромный и без притязаний; как правительство, он придерживается золотой середины. Он не вызывает ни зависти, ни презрения. Словом — это современный буржуа».

Тема «золотой середины» присутствует и в «Подростке»: «Нынешнее время — это время золотой середины, полупросвещения, невежества, лени, неспособности к делу, потребности всего готового и проч.». Человеком «золотой середины» становится Аркадий, когда выходит из своей скорлупы и начинает жить светской жизнью на деньги князя Сергея Сокольского, успокаивая себя тем, что это якобы деньги Версилова. В этот период своей жизни он чаще всего попадает в нелепые ситуации, оказывается вынужденным оправдываться и т.  д. Даже внешне Аркадий напоминает Оскара. О своем герое Бальзак сообщает: «Лицо у нашего тщеславного юноши было круглое и румяное, пышущее здоровьем». О внешности Аркадия князь Николай Иванович Сокольский говорит: «Ты краснощекий, с лица твоего прыщет здоровьем». Сам Аркадий характеризует свое лицо как «ординарное». Внешность обоих героев стереотипна и соответствует заурядности их характеров.

Внешность Жюльена Сореля рисуется противоположным образом:

Это был невысокий юноша лет восемнадцати или девятнадцати, довольно хрупкий на вид, с неправильными, но тонкими чертами лица и точеным, с горбинкой носом. Большие черные глаза, которые в минуты спокойствия сверкали мыслью и огнем, сейчас горели самой лютой ненавистью. Темно-каштановые волосы росли так низко, что почти закрывали лоб, и от этого, когда он сердился, лицо казалось очень злым. Среди бесчисленных разновидностей человеческих лиц вряд ли можно найти еще одно такое лицо, которое отличалось бы столь поразительным своеобразием. Стройный и гибкий стан юноши говорил скорее о ловкости, чем о силе.

Это тоже стереотип, но стереотип иного уровня. Он относится не к объекту, а к языку описания. Стендаль воспроизводит штампы, широко используемые писателями-романтиками. Жюльен, казалось бы, необычен во всем, но неожиданным для читателя образом он может выглядеть нелепым и смешным так же, как Оскар и Аркадий. «У этого хорошенького мальчишки преглупые манеры!» — таким он представляется госпоже Дервиль в начале романа. Наиболее нелепым Жюльен выглядит в роли Дон Жуана, которую он старается разыгрывать в доме Реналей: «Жюльен упорно продолжал разыгрывать донжуана, а так как у него еще никогда в жизни не было ни одной возлюбленной, он весь этот день вел себя как последний дурак». Позже с бόльшим успехом он выступит в роли Тартюфа в доме маркиза де ла Моля — «эту роль он знал наизусть».

Однако в отличие от Оскара Юссона, чьи поступки и характер детерминированы внешними обстоятельствами, герои Стендаля и Достоевского находятся в более сложных отношениях с окружающей их средой. Обоих писателей интересуют не типовые характеристики персонажей, а их индивидуальная психология. Поэтому они помещают своих героев в чужую для них социальную среду, на фоне которой отчетливее проявляется их уникальность. Как и Жюльен, Аркадий может быть охарактеризован как «единственное и исключительное существо». Изгибы его психики также определяются не бытом и социальной средой, а случайными обстоятельствами рождения и воспитания. «Вы — член случайного семейства», — так характеризует его в своем письме Николай Семенович. Если говорить о детерминированности характеров Жюльена и Аркадия, то она имеет возрастную, а не социальную природу. Прежде всего, они сами себя воспитывают и сами пытаются выстраивать свои отношения с обществом. Создавая их психологический облик, оба писателя заглядывают в такие глубины психики, какие не определяются социальными отношениями. Глубину стендалевского психологизма первым почувствовал Бальзак. В одиннадцатом «Письме о Париже», подводя литературные итоги 1830 года, Бальзак объединил ряд произведений, появившихся в этом году, в одно литературное направление, которое он сам назвал «L’école du désenchantement». В «Красном и черном» он увидел «зачатки мрачной и холодной философии»³  [Balzac 1962: 470]. По мнению Бальзака, Стендаль отразил «дух эпохи, трупный запах угасающего общества». И еще одна отмеченная Бальзаком сторона романа — это открытие «в каждом человеке бездны личности, в которой исчезают все благодеяния» [Balzac 1962: 470].

Итак, две стороны — социальная, представленная как угасание общества, и психологическая — как открытие бездны внутреннего мира человека.

Эти художественные открытия поразительно предвосхищают открытия Достоевского. В героях его произведений также раскрывается целая бездна, во многом непостижимая для них самих. Аркадий Долгорукий, с одной стороны, хочет быть холодным и расчетливым, он прогнозирует свою жизнь, без крайней нужды учится экономить буквально на всем. С другой стороны, его поведение нередко становится нерациональным и непредсказуемым. Точно таким же предстает Жюльен Сорель. Его внешне успешная карьера, достигаемая путем холодного расчета, не соответствует его внутреннему ощущению. Рядом с честолюбивыми иллюзиями в Сореле живет возмущение той ложью, которую он сделал орудием своего успеха. Чем выше он поднимается по социальной лестнице, тем мощнее в глубинах его души растет протест против собственного успеха. Письмо госпожи де Реналь к маркизу де ла Молю производит взрыв, неожиданный для самого Жюльена. В общем-то, ничего непоправимого не произошло. Жюльен уже получил всё, что хотел. Он богат, у него аристократическое имя (господин де ла Верне), он офицер элитного полка. Матильда, хотя еще не вышла за него замуж, но уже от него беременна. Она полностью на его стороне и не хочет верить этому письму. Проклятие ее отца, обрушившееся на Жюльена, — всего лишь эмоциональный всплеск. Маркиз де ла Моль никогда не решился бы проклясть свою дочь и рано или поздно вынужден был бы смириться с ее выбором.

Убивать госпожу де Реналь не было никакой необходимости. Выстрел Жюльена абсолютно не рационален. Это бунт подсознания, которое не может смириться с сознательными действиями. Не отдавая себе отчета, он стреляет в самого любимого и дорогого человека. И этот выстрел всё ставит на свои места. В Жюльене пробуждается подлинная человеческая природа.

1. Разумеется, художественное исследование этой проблемы встреча­ется не только у Стендаля и Достоевского. В той или иной степени оно свойственно всем романам воспитания. Тем не менее, как будет показано ниже, у интересующих нас писателей обнаруживаются весьма близкие подходы к ее решению. [↩]
2. Косвенное подтверждение того, что Достоевский имел в виду эту повесть Бальзака, можно найти в черновиках «Подростка»: «Так что я решилась прекратить мой жизненный дебют (из письма за­стрелившейся нигилистки)» [Достоевский 1976: 184]. В этот же день Достоевский меняет фамилию владельца пансиона, где будет учить­ся Аркадий, с Сушар на Тушар. Фамилию Тушар в этой же повести Бальзака носят владельцы дилижансной конторы. [↩]
3. Здесь и далее перевод с французского мой.— В.П.[↩]