А. Демченко. Н. Чернышевский. Научная биография (1828–1858); А. Демченко. Н. Чернышевский. Научная биография (1859–1889)

Перед нами самое полное жизнеописание писателя, публициста, литературного критика, журналиста, философа, экономиста, лидера освободительного движения конца 1850-х — начала 1860-х годов в России Н. Чернышевского. Первое четырехтомное издание научной биографии вышло в 1978–1994 годах в Саратове. Профессор Адольф Андреевич Демченко (1938–2016) переработал ее в двухтомник, добавив ссылки на новейшие работы и освободив добытый в упорной архивной работе исторический и литературный материал от поверхностной идеологической шелухи, наслоений и мифологизаций советского времени, когда Чернышевского нарочито встраивали в ленинскую периодизацию, «революционную ситуацию» и называли повсеместно революционным демократом, революционером-утопистом, предшественником русского марксизма, любимым писателем Ульянова-Ленина.

Конечно, подлинным демократом Чернышевский оставался всегда, и концепция его демократизма, естественного, исходя из натуры и образа мыслей, не натужного, разночинского, который, собственно, и образовал мощную традицию в русской культуре, литературе и журналистике, лежит в основе капитального исследования саратовского ученого. Герой научной биографии — русский мыслитель исключительной честности и стойкости (ум и честность, «доброе сердце» для него одно и то же, а еще — «последовательность в идеях», «рассудительность»), благородных и добрых устремлений, глубочайших ученых познаний (полиглот, знавший восемь языков), человек праведного поведения, воспитанный отцом — саратовским протоиереем, и боли за бесправное, рабское положение беднейшего класса, который сам не способен постоять за себя и за тех, кто его поддерживает. «Основу мировоззрения Чернышевского, — пишет А. Демченко, — составляла идея неизбежности исторического прогресса, совершающегося в силу заложенных в природе человека стремлений к улучшению своего быта» (2019, с. 6). Общественные и личные потребности как помогают развитию, так и замедляют его, но неизбежно обновление общества. В своих трудах Чернышевский развивал материалистические идеи Людвига Фейербаха, обосновывал антропологический принцип в философии, который объединяет в себе естественные и нравственные начала в человеке. Бытовое поведение и общественное служение Чернышевского едины,  как замечает автор биографии: «Тем и отличается позиция подлинного демократа, что он неизменно учитывает положение зависимой стороны, ее интересы объявляет и, по возможности, защищает» (2019, с. 137).

К сожалению, итогового труда, обобщающего все продуманное в разные годы, что-то вроде просветительской «Энциклопедии знания и жизни», Чернышевский не успел создать. Пожалуй, только магистерская диссертация «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855) являет собой вполне оформленное воззрение на искусство и жизнь (Вл. Соловьев считал основной тезис этого сочинения «прекрасное есть жизнь» первым шагом к «положительной эстетике»), а серия статей «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1856) выросла в первую историю русской литературной критики. Своим лучшим произведением сам Чернышевский считал не нашумевший роман «Что делать?», а критику «Оснований политической экономии» Дж. С. Милля.

Трудность обращения к текстам Чернышевского заключается в уяснении их политематичности, энциклопедической всеядности (в привязке к различным наукам, историческим эпохам, языкам, странам), особого эзопова языка журнальных публикаций, иронии, не всегда понятной современному читателю. Еще более осложнено восприятие трудов Чернышевского тем, что смыслы их подверглись идеологическому выпрямлению и искажающим интерпретациям в XX веке (от Владимира Ленина до Владимира Набокова).

А. Демченко подробно восстанавливает литературную работу Чернышевского: творческую историю романа «Что делать?», сибирской беллетристики, характеризуя утраченные произведения (например, роман «Сеятель»), пишет о попытке вновь войти после возвращения из Сибири в большую литературу и журналистику. Последовательно рассмотрены взаимоотношения Чернышевского, личные и на предмет полемики, с Н. Добролюбовым, Н. Некрасовым, И. Панаевым, К. Кавелиным, П. Анненковым, Л. Толстым, А. Герценом, А. Дружининым, Ф. Достоевским, славянофилами из «Русской беседы», Б. Чичериным, Н. Костомаровым, М. Михайловым, П. Лавровым, двоюродным братом А. Пыпиным, В. Короленко и многими другими литераторами, в том числе местными — саратовскими и астраханскими, будущими мемуаристами.

Одно замечание хотелось бы высказать: автор биографического исследования крайне скупо говорит о журнальных столкновениях Чернышевского с П. Юркевичем и М. Катковым. Специальный разговор о христианской основе мировосприятия Чернышевского, Священном Писании в его жизни также остается вне рамок «Научной биографии». Эту лакуну восполняет новое жизнеописание, написанное В. Кантором,  — «»Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского» (2016), инициировавшим еще при жизни Адольфа Андреевича издание рецензируемого труда.

«Научная биография» густо населена историческими персонажами: семья, в первую очередь отец и мать, любимая жена Ольга Сократовна («Его обожание доходило до полного самозабвения» — 2019, с. 547), сыновья — Александр и Михаил, семья Пыпиных, ближайшие и дальние родственники, учителя, семинаристы, товарищи по Петербургскому университету, профессора, члены различных кружков, преподаватели и ученики саратовской гимназии, сотрудники журналов, газет, «Современника», царские чиновники, жандармы, цензоры, помещики, каторжане и ссыльные, революционеры, безуспешно пытавшиеся освободить сибирского узника, местные жители, врачи, литературные секретари и даже прислуга. Создается многоаспектное восприятие огромной по масштабу личности Чернышевского, вобравшей в свою орбиту не одну тысячу исторических имен, людей разных сословий и званий, состояний.

Воскрешая для читателя личностную подоплеку событий, А. Демченко не забывает постоянно говорить о мировоззренческой эволюции, сложившемся комплексе идейных установок, круге чтения, сообщая проблемное содержание наиболее значимых сочинений своего героя. Социалистические идеи Чернышевского просматриваются в «теории трудящихся», особом отношении к сельской общине и ассоциации рабочих, коллективным формам товарищества. Радикализм его был в признании «скачкообразного, революционного движения», но научная биография все-таки подтверждает, что Чернышевский предостерегал от ложнорадикальных шагов, политических потрясений: «Вы, господа революционеры, прямо скажу, ужасные вы революционеры» (2019, с. 567). Под конец жизни он решительно осуждал нелегальную антиправительственную деятельность. А. Демченко очень осторожно относится к признанию «революционности» Чернышевского, который, не будучи «постепеновцем», в сущности больше ратовал за эволюционный путь развития общества, прежде всего в том случае, когда можно было избежать резких перемен, приводящих к насилию: «Говорить конкретно, детально, убедительно о причастности Чернышевского к революционным конспирациям не приходится» (2019, с. 118). Он и теорию Дарвина не может принять из-за деструктивного тезиса «борьбы за существование», ему ближе «творческое приспособление» Жана Батиста Ламарка.

Однако не стоит забывать, что в 1859–1861 годах оппозиционные правительству литераторы группировались вокруг журнала «Современник», направление которого определял Чернышевский и его единомышленники. Они шли на кратковременный тактический союз с либералами ради достижения стратегической цели истинного освобождения крестьян с землей и без ее выкупа. Но статьи «Современника» и «Свистка» о «лишних людях», гласности и обличительной литературе вызвали нападки Герцена на демократическую журналистику в статье «Very dangerous!!!» (1859). Чернышевскому пришлось посетить издателя «Колокола» в Лондоне, дважды провести с ним беседу, защищая «Современник» и свою позицию, и добиться снятия оскорбительных обвинений в адрес журнала в пособничестве реакционерам. В письме к К. Солдатенкову 26 декабря 1888 года Чернышевский вспоминал: «Я мягок, деликатен, уступчив — пока мне нравится забавляться этим <…> Я ломаю каждого, кому вздумаю помять ребра; я медведь. Я ломал людей, ломавших все и всех, до чего и до кого дотронулся; я ломал Герцена (я ездил к нему дать ему выговор за нападение на Добролюбова; и он вертелся передо мной, как школьник); я ломал Некрасова, который был много покрепче Герцена» [Чернышевский 1953: 790]. Уже эта цитата говорит о том, как мало мы знаем такого Чернышевского! А. Демченко последовательно рассматривает все мемуарные свидетельства о знаменательной встрече в Лондоне. Он приходит к выводу, что «попытки сблизить позиции обоих публицистов нельзя признать удачными» (2019, с. 33).

Центральный вопрос этого времени — освобождение крестьян. А. Демченко показывает, как Чернышевский, возглавив литературно-критический отдел журнала И. Панаева и Н. Некрасова, а затем став фактическим соредактором, шаг за шагом превращал «Современник» в орган передовой социально-политической мысли, привлек на свою сторону молодое поколение читателей, студентов и одновременно вызвал резкие полемические ситуации в журналистике, нападки аристократии, либеральных деятелей, царской бюрократии. Александр II и те, кто стоял за нерешительной, половинчатой, оскорбительной для русского крестьянина земельной реформой, возмущены были кипучей деятельностью Чернышевского и приложили все усилия, чтобы методом подтасовки фактов и доносом В. Костомарова обвинить набиравшего силу своего таланта публициста в государственном преступлении, которого тот не совершал. Источниковая база, анализ материалов «дела Чернышевского» всеобъемлющи и занимают в «Научной биографии» внушительное место: А. Демченко убедительно доказывает, что Чернышевский не был автором антиправительственной прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» (1861), а значит, снимается самое главное обвинение следствия. Таким образом, гражданская казнь и сибирское заточение были совершены на основании сфабрикованного дела. Чернышевский необычайно достойно вел себя на каторге, отказавшись писать царю прошение о помиловании, сохранив честь и свои убеждения.

Строгая критическая проверка биографических источников — самая сильная сторона рецензируемых томов исследования. И действительно, избранный жанр — «научная биография» — помогает многогранно раскрывать важнейшие перипетии жизни, трагической судьбы Чернышевского, явные и скрытые смыслы его сочинений, воздействие их на читающую Россию.