Статьи по английской литературе в периферийных изданиях вузов

При чтении «Ученых записок» за последние годы вырисовываются основные направления интересов авторов работ, их достижения и характерные просчеты.

Исследователи английской литературы явно предпочитают работать над литературой прошлого, в основном XIX века, редко обращаясь к творчеству писателей XX века. Общая картина работ по английской литературе вследствие такой тематической узости представляется в большой мере обедненной, несмотря на то, что в лучших, наиболее интересных статьях творчество писателей прошлого освещено современными литературоведческими идеями.

По-видимому, проблематика литературы XX века, не говоря уже о послевоенной литературе Англии, представляет затруднения для многих исследователей, работающих на периферии. И дело здесь не только в том, что они испытывают трудности при получении необходимых материалов. Недостаточная разработанность проблем современного критического реализма Англии, сложность и противоречивость путей английских писателей XX века, по-видимому и к большому сожалению, отпугивают авторов, печатающих свои труды в «Ученых записках». Оттенок некоторой монотонности привносится в общую картину исследований из-за того, что все статьи монографичны. Ни разу ни один из авторов не обратился к какой-либо обобщающей проблеме, которая бы охватила ряд литературных явлений.

Стремление анализировать произведение литературы в его реальном идейно-художественном единстве отражено во всех статьях. Ряд работ полемически направлен против тех или иных вульгарно-социологических толкований творчества писателя.

Проблемы художественной формы определяют характер работы Е. Белашовой «Роберт Берне в переводах Маршака», Д. Царик – «Поэтика «Паломничества Чайльд-Гарольда», «О некоторых художественных особенностях сатиры Дж. Свифта» А. Ибрагимовой и другие.

Работа Е. Белашовой¹ выделяется среди статей, посвященных проблемам художественной формы. Из детального, даже скрупулезного анализа особенностей языка Бернса и переводов Маршака возникает цельный творческий облик великого шотландца. Сравнивая переводы Маршака с рядом прежних переводов, автор убедительно и обоснованно раскрывает подлинное мастерство переводчика, преимущества его замечательной работы. Старые переводчики превратили стихи Бернса в «сельские идиллии», уничтожили простоту и красочность народного языка поэта за счет «поверхностной поэтичности дешевых романсов».

Маршак же, не смягчая нарочитую грубоватость шотландских народных песен, сохраняет поэтическое богатство народного языка, свежесть смелых сравнений, национальный колорит. Автор статьи доказывает множеством примеров, что, и отступая от текста, Маршак ближе других подошел к поэтической сущности подлинника, воссоздал фольклорный дух творчества Бернса, его революционное содержание.

Интересная и квалифицированная работа Е. Белашовой представляет собой пример очень убедительного, свободного анализа творчества писателя.

К сожалению, анализ поэтических средств поэмы Байрона в статье Д. Царик «Поэтика «Паломничества Чайльд-Гарольда» ² временами» кажется искусственным, натянутым.

В целом дана верная, доказанная материалом характеристика жанра «Паломничества Чайльд-Гарольда», как политико-философской поэмы революционного романтизма. Утверждается и доказывается, что уже в первой песне нарушено единство композиции поэмы, происходит «жанрово-тематический перелом»; что в поэме нет полного единства лирического и эпического начал, или, по определению автора статьи, «нет органической связи частного и общего». То, что Чайльд-Гарольд все больше уступает место автору, что в поэму органически включены широкие картины общественно-политической жизни, объясняется осознанием «примата социально-политической жизни над сферой частного существования»…

Нельзя отказать автору статьи в некоторых интересных наблюдениях. Однако мы сталкиваемся в этой работе с рядом натянутых и произвольных выводов и обоснований, которые возникают от стремления каждой детали формы дать прямолинейное идеологическое объяснение. Автор не одинок в этих своих попытках, и в некоторых других работах мы встретимся с подобным же явлением. Так, нарушение строгих законов спенсеровой строфы в последних песнях поэмы, где строфы переливаются одна в другую («нейтрализация строфических границ»), выражает, по мнению автора, стремление Байрона «разрушить непроходимые грани, воздвигнутые метафизикой между многообразными явлениями в мире…».

Творчеству Байрона посвящены также две статьи, напечатанные в 1961 году.

Работа С. Чудакова «Байрон и события 1813 – 1815 годов» ³ посвящена «Наполеоновскому циклу Байрона. В ней дан квалифицированный, подкрепленный рядом ссылок на различные материалы (дневниковые записи и др.) анализ стихов. С. Чудаков выделяет тему величия революционных идеалов и их роковой неосуществимости («лучезарный и обожаемый обман»), тему, отражающую крах просветительской веры в неуклонный общественный прогресс, при том, что великий поэт сохраняет приверженность революционным идеалам Просвещения.

Наиболее ценную часть работы представляет анализ стихотворения «На звезду Почетного легиона», которое только упомянуто в монографиях А. Елистратовой и М. Кургинян. Именно в нем автор видит наиболее яркое отражение мысли поэта о неосуществимости великих идеалов революции и раскрытие того, «что стояло за наполеоновской эпопеей», – пафос народного свободолюбия отблеск революционных иллюзий, порожденных борьбой с феодальной тиранией.

Статья И. Полуяхтовой⁴ посвящена драматургии Байрона и связи ее с творчеством Альфьери, Несмотря на то, что этой темы касались все исследователи творчества Байрона, в частности и наши советские исследователи, их стремление, как утверждает автор, подчеркнуть, что драматургия Байрона – это самостоятельные романтические произведения, привело к тому, что было умалено значение Альфьери для творчества Байрона и «опускался принципиальный вопрос о возможности влияния поэта-классициста на творчества романтика, о плодотворности этого влияния».

Автор утверждает, что революционный классицизм обогатил романтическую поэзию Байрона в период, когда в Европе назревала – революционная ситуация. Байрон, нуждаясь в новом жизнеутверждающем герое, обращался к литературе революционного классицизма, которая помогла ему «преодолеть индивидуализм, создать героя, способного бороться во имя общего дела».

Подробно анализируя драму «Марине Фальеро», И. Полуяхтова видит связь ее героя с идеальными героями революционного классицизма и подчеркивает одновременно новаторство Байрона, по-новому поставившего проблему взаимоотношений народа и вождя. Сравнивая ряд важнейших черт творчества итальянского драматурга и Байрона, автор статьи находит у Альфьери многое, что роднит его с Байроном и вообще с эстетикой романтизма. С другой стороны, исследователь показывает, в чем именно английский поэт отталкивается от Альфьери, реформируя драму. В частности, сравнивается одноплановость героев Альфьери и психологическая усложненность героев байроновских драм, говорится о силе драм Байрона, как «сцен жизни», и драм Альфьери, которые «убеждают, как выразительные речи», и т. д.

Работа И. Полуяхтовой производит хорошее впечатление: в ней чувствуется убежденность и темперамент исследователя, ее положения серьезно обоснованы.

Мне кажутся содержательными и интересными статьи преподавателя Кишиневского университета Т. Васильевой, работающей над предромантической литературой Англии. Ее статья о Блейке⁵, по сути очень публицистичная, дает представление о духовном мире поэта, освещает важнейшую проблему – Блейк и Великая французская революция, В этой работе, по-видимому, по необходимости краткой, соблюдена та мера в анализе творчества, которая заставляет и верить выводам автора об идейной основе художественного своеобразия писателя, и ощущать органичность идейно-художественного единства его творчества. Автор убедительно полемизирует с мистически-эстетскими концепциями творчества Блейка, ссылаясь на ряд работ зарубежных критиков последних лет, в частности вышедших в связи с 200-летним юбилеем со дня рождения поэта.

Анализируя поэму Блейка «Французская революция», представляющую собою непосредственный отклик на потрясшие мир исторические события, автор статьи раскрывает демократические настроения английского поэта. Библейские аллегории, которыми изобилует поэма, Т. Васильева связывает с традициями пуританской литературы, а персонификации абстрактных понятий, символические олицетворения – с традициями просветительской поэтики, в то же время убедительно доказывая, что Блейк является зачинателем английского революционного романтизма.

Она видит за мифическим покровом поэмы исторические реалии, так же как и за «библейским маскарадом» – революционную публицистичность.

Говоря о связях Блейка с демократической оппозицией правительству (Прайс, Т. Пейн и др.), Т. Васильева, опираясь на ряд документальных данных (среди других – интереснейшие замечания Блейка по поведу книги теолога Уотсона «Апология библии в ряде писем, адресованных Томасу Пейну»), доказывает идейную общность пейновских «Прав человека» и первой книги поэмы «Французская революция» (остальные части, как известно, утеряны), сходство в их языке, в их специфических фразеологических оборотах В интонациях же «Прав человека» автор статьи слышит то, что она называет «блейкизмом».

К творчеству Шелли обращается Е. Микиртумова в своей работе «Протест Шелли против индивидуализма в поэме «Аластор» ⁶.

Здесь мы, к сожалению, сталкиваемся с рядом произвольных и во многом декларативных умозаключений.

Протест Шелли против индивидуализма иллюстрируется в основном цитатами и декларациями. О композиции поэмы говорится только, что сюжет развивается стройно и последовательно, что все в поэме сосредоточено вокруг идеи несостоятельности индивидуализма и направлено против индивидуализма реакционных романтиков… Последнее утверждение требует очень основательных доказательств, которых нет в работе Е. Микиртумовой; она не учитывает, что в начале XIX века связь индивидуализма именно с реакционным мировоззрением далеко не всегда неизбежна и бесспорна.

В статье об «Аласторе» заметен общий для ряда исследований недостаток. Изучая какое-либо одно произведение, которое до сих пор не считалось наиболее выдающимся в творчестве данного автора, исследователь настолько увлекается своей темой, что стремится как бы заново «открыть» это произведение; при этом он сдвигает иной раз масштабы и в полемике с господствующей точкой зрения непомерно восхваляет его… Таким образом, поэма «Аластор» может показаться чуть ли не самым значительным произведением Шелли. Обращает на себя внимание статья М. Мадзигона «Некоторые вопросы реализма в творчестве Диккенса начала 40-х годов» ⁷. Автор выступает против «надуманной концепции» творчества Диккенса начала. 40-х годов: некоторые советские литературоведы считают, что произведения Диккенса этого периода являются шагом назад в реалистическом отражении действительности, означают творческий кризис писателя в связи с тем, что он не принял революционных методов чартизма. Считая эту точку зрения вульгарно-социологической, автор возражает тем, кто писал о реакционных тенденциях в произведениях Диккенса 40-х годов. – М. Мадзигон убедительно доказывает, что «Лавка древностей» – не отступление от реализма, а шаг вперед, приближающий его автора к животрепещущим вопросам современности, к пониманию страданий народа и к решению проблемы положительного героя из народа. Автор считает, что Диккенс пытается в «Лавке древностей» вскрыть причины массовых выступлений трудящихся и в образе Квилпа воплощает капиталистическое хищничество.

Признавая, что критика капитализма в «Барнеби Радж» и в «Лавке древностей» слабее, чем в романах «Домби и Сын» и «Тяжелые времена», исследователь утверждает, что, несмотря на свои идеалистические концепции, Диккенс нарисовал в романах 40-х годов потрясающую картину народных страданий. М. Мадзигон приходит к выводу, что в романах этих лет получают развитие новые стороны диккенсовского таланта.

В работе «Критические тенденции «Записок Пикквикского клуба» Ч. Диккенса» ⁸ М. Мадзигон не соглашается с утверждением В. Ивашевой, что Англия в «Пикквикском клубе» столь же добра и простодушна, как сами пикквикисты. По его мнению, обращение к героям, лишенным, буржуазных качеств (Пикквик – буржуа лишь номинально), – это форма протеста против циничных основ буржуазного общества.

В 1961 году М. Мадзигон публикует статью, посвященную роману «Барнеби Радж» ⁹. Несмотря на противоречия в этом романе, на оценку гордоновского бунта как «взрыва закоренелого фанатизма одуревших людей», Диккенс, по мнению автора статьи, в конечных выводах раскрывает свои демократические стремления. Исследователь пишет о страстном обличении господствующих классов, которое объективно звучит в романе, о сочувствии бедноте, – о мастерстве в изображении массовых сцен, которые подготовили подобные же сцены в «Повести о двух городах», о значении образа жизнерадостного человека труда – слесаря Вардена на пути к созданию Диккенсом положительного образа человека из народа.

Можно с удовлетворением отметить, что автор в своих статьях о Диккенсе стремился избежать прямолинейных и вульгарно-социологических оценок творчества великого писателя. Надо думать, что, не стесненный размерами журнальной статьи, он разовьет свою концепцию с еще большей убедительностью и конкретностью.

В «Ученых записках Пермского университета» опубликована статья А. Вельского «История Генри Эсмонда» Теккерея как исторический роман» ¹⁰.

Работа А. Вельского носит, к сожалению, поверхностный характер и не содержит самостоятельных мыслей. Полемика с А. Аникстом по поводу изображения народа в романе или полемика по поводу определения жанра произведения (не историко-бытовой, а исторический роман) не делают эту работу самостоятельной и плодотворной. Автор статьи возражает А. Аниксту, утверждающему в своем послесловии к роману, что в нем отсутствует изображение народа. Как доказательство обратного Вельский приводит эпизод, в котором толпа нападает на карету лорда Каслвуда. В послесловии А. Аникста речь могла идти, конечно же, не об отдельных эпизодах, а только об изображении народа как важнейшей исторической силы в развитии человечества. Очень сжатый экскурс в литературу XIX-XX веков в связи с проблемой изображения народа звучит тоже малоубедительно. Так, о борьбе пролетариата в произведениях Дж. Лондона весьма прямолинейно сказано, что она изображена «с позиций биологизма», и т. п.

Анализ романа не дает ничего нового после статьи А. Елистратовой в академическом издании «Истории английской литературы» и послесловия А. Аникста к «Истории Генри Эсмонда».

Возникает вопрос: целесообразно ли печатать в «Ученых записках» статьи, являющиеся по существу сводом общеизвестных работ наших советских специалистов на эту же тему?

Этот же вопрос возникает и при чтении статьи М. Михайловой о Ш. Бронте. Статья ее¹¹ напечатана к юбилею писательницы (100-летие со дня смерти). Ее задача, как формулирует автор, – «осветить для широких читательских кругов малоисследованное творчество Ш. Бронте». Но статьи в «Ученых записках», печатаемые ничтожным тиражом, вовсе не адресованы «широким читательским кругам» и не попадают к ним. Задача таких статей – не популяризация, а исследование. Исследования же в данном случае не получилось: сам размер статьи (неполный печатный лист), при том, что автор охватывает все творчество писательницы, не позволил развернуть доказательства кратких формулировок и характеристик. Автор статьи ограничивается сухими утверждениями о единстве типического и индивидуального, объективного и субъективного, о «типизации социальных явлений в ярких художественных образах» и т. п. Анализ образов превращается в перечисление героев, сопровождаемое лаконичными оценками.

Как уже говорилось, литература Англии XX века в «Ученых записках» и «Трудах» институтов занимает гораздо меньше места, чем английские классики. Некоторые работы, посвященные новейшей литературе, разрабатывают проблему влияния русской литературы на выдающихся зарубежных писателей XX века.

Такова, например, статья Э. Зиннера «Бернард Шоу и русская литература» ¹².

Автор статьи, сопоставляя некоторые взгляды Шоу и ряда русских писателей, анализируя его произведения, пишет о той роли, которую сыграли для мировоззрения и творчества Шоу Толстой, Чехов, Горький.

Судя по книге «Творчество Л, Н. Толстого и английская реалистическая литература конца XIX и начала XX столетия», которую выпустил Э. Зиннер в 1961 году, он собрал большой материал, иллюстрирующий, в частности, связи Шоу с русской литературой. К сожалению, в небольшой статье автору не удалось показать то действительно новое, что он внес в разработку этого вопроса. В частности, в разделе «Толстой – Шоу» мало нового прибавлено по сравнению с соответствующей главой в работе Т. Мотылевой «О мировом значении Л. Н. Толстого».

Вторая статья о Шоу написана с большим полемическим запалом. Ее автор В. Якубович¹³ выступает против недооценки «Пигмалиона». Автор очень высоко ставит эту талантливую пьесу Шоу и по «идейно-художественному накалу» сравнивает ее с пьесами «Человек и сверхчеловек» и «Назад к Мафусаилу». В. Якубович приводит отзывы английских критиков о «Пигмалионе» как о комедии «коммерческой» и, анализируя ее, убедительно доказывает, что в ней проявились демократические симпатии драматурга, большая сила критических идей, пьеса отличается живостью композиции (не пьеса-дискуссия, а динамическая драма), парадоксальностью формы и пр.

В этой статье мы сталкиваемся с явлением, характерным для ряда работ: ее полемический накал не совсем соответствует масштабам и принципиальной важности разногласий исследователя с другими авторами, против которых он выступает.

В. Якубович пишет о недооценке этой пьесы не только на родине писателя, но и советским литературоведением. Однако автор статьи должен присоединиться к мнению П. Балашова, который в главе о Шоу («История английской литературы», т. III, Изд. АН СССР) подчеркивает социальную значительность «Пигмалиона».

Реальные разногласия существуют у автора с З. Гражданской, которая считает, что Шоу в «Пигмалионе» лишь поверхностно затрагивает социальный вопрос, а Альфреда Дулитла называет карикатурным образом простого человека. Но в учебнике по литературе XX века (Изд. Московского университета) З. Гражданская пишет о том, что Шоу в «Пигмалионе» развивает демократическое положение о равенстве людей. Существенно, однако, что свои выводы В. Якубович строит на обстоятельном, квалифицированном анализе пьесы.

Против недооценки романа Голсуорси «Братство» направлена статья М. Воропановой «Тема обличения буржуазного общества в творчестве Голсуорси периода 1905 – 1917 гг.» ¹⁴. Работа написана продуманно, со знанием широкого материала. Автор упрекает советских литературоведов в недостаточном внимании к роману «Братство», считает, что в учебнике по XX веку (Изд. Московского университета) в статье о Голсуорси недостаточно оценена его прогрессивность.

М. Воропанова видит в книге «Братство» гораздо более глубокий социальный критицизм и большие художественные достоинства, чем другие авторы статей о Голсуорси. Мало того, она утверждает, что книга «Братство» – гораздо более новаторская и своеобразная по художественной манере, чем «Собственник». Как считает исследователь, новаторство это заключается в том, что «трудящийся Лондон» здесь является не фоном, а определяющим началом, главным действующим лицом романа, а также и в том, что Голсуорси в «Братстве» раскрывает контрасты – народную нищету, с одной стороны, и лицемерие буржуазной интеллигенции – с другой.

Автор статьи дает острые и убедительные характеристики героям романа, вскрывает глубину критицизма Голсуорси – разоблачение беспомощности либеральных и реформистских позиций, непримиримости раздирающих общество противоречий. Но все же трудно согласиться с теми необычайно щедрыми эпитетами, которые сопровождают анализ романа. Здесь и потрясающая сила, с которой «проявляется высокое мастерство Голсуорси как портретиста и психолога», и «потрясающие по своей силе картины нищеты и бесправия».

С нашей точки зрения, роман все же не идет ни в какое сравнение ни с одним томом «Саги о Форсайтах» и «Современной комедии». Герои «Братства» гораздо менее достоверны психологически, чем герои «Саги». В них нет замечательной жизненности и емкости Форсайтов. И несмотря на то, что социальные контрасты даны в «Братстве» более «в лоб», чем в «Саге», психологические черты буржуазного мира с куда большей художественной глубиной раскрыты в «Собственнике». Политическая острота «Братства», большая открытость его социальной проблематики приводит М. Воропанову к явному несоблюдению масштабов при оценке романов Голсуорси.

* * *

Являются ли в целом работы по английской литературе, напечатанные в «Трудах» периферийных вузов, знаком роста нашей литературоведческой науки, в частности в области английской литературы? Бесспорно, общая картина отражает этот рост. Прежде всего с большим или меньшим успехом в этих статьях преодолеваются черты вульгарного социологизма, прямолинейность в анализе художественных произведений. Серьезнее ставятся и решаются сложные этические вопросы, поднятые в литературе. Это внимание к проблемам морали должно было бы углубить психологический анализ внутренней жизни героев. Но, к сожалению, проникновение вслед за писателем в «диалектику души» – нечастое явление в рецензируемых работах.

Для дальнейшего развития нашей науки было бы полезно не ограничивать свои исследовательские интересы изучением литературы XIX – начала XX века, творчества тех английских писателей, о которых уже неоднократно писали советские литературоведы. Свежий материал, оригинальная постановка вопросов, новая проблематика – все это еще заметнее проявилось бы при изучении литературы современной Англии.

Хотелось бы обратить внимание издательской части «Ученых записок» и «Трудов» на вопиющую неряшливость в подготовке их к печати. Огромное количество опечаток в русских словах, цифрах и просто недоступные для прочтения сочетания букв в сносках на иностранных языках (библиографические указания) должны вызвать законное раздражение у читателей.

1. «Ученые записки Черновицкого университета», т. XXX, Серия филологических наук, вып. 6, 1958.[↩]
2. »Ученые записки Кишиневского университета», т, XXXVII (филологический), 1959. [↩]
3. »Труды кафедры русской и зарубежной литературы Казахского университета», вып. 3, 1961. [↩]
4. »Ученые записки Бурятского пединститута», вып. ХХШ, Улан-Удэ, 1961. [↩]
5. «Ученые записки Кишиневского университета», т. LI, 1960.[↩]
6. »Ученые записки Азербайджанского пединститута иностранных языков», вып. 1, Баку, 1959. [↩]
7. «Ученые записки кафедры русской и зарубежной литературы Казахского госуниверситета», вып. 2, Алма-Ата, 1958.[↩]
8. »Ученые записки кафедры языка и литературы Казахского госуниверситета», т. XXXIV, вып. 3, 1958. [↩]
9. »Труды кафедры русской и зарубежной литературы Казахского госуниверситета», вып. 3, 1961. [↩]
10. »Ученые записки Пермского госуниверситета имени Горького», т. ХШ, вып. 4, 1960. [↩]
11. »Труды Горьковского сельскохозяйственного института», т. X, 1958. [↩]
12. «Ученые записки кафедры литературы Иркутского педагогического института», вып. XV, 1959.[↩]
13. »Ученые записки Пятигорского пединститута», т. XXI. 1960. [↩]
14. »Ученые записки Красноярского пединституте», т. XIII, вып. 3. 1959. [↩]