Среди журналов и газет

О. Э. МАНДЕЛЬШТАМ И Б. С. КУЗИН. МАТЕРИАЛЫ ИЗ АРХИВОВ (Журнал «Вопросы истории естествознания и техники», 1987 N 3). Знакомство Мандельштама и крупного ученого-энтомолога Бориса Сергеевича Кузина состоялось в 1930 году в Армении, оно перешло в тесную дружбу. Б. С. Кузину посвящено стихотворение «К немецкой речи» (1932), его имя под инициалами Б. С. и Б. С. К. встречается и в «Путешествии в Армению». Б. С. Кузин, профессиональный биолог, писал стихи (в том числе и на латинском языке), эссе, рассказы; владел многими иностранными языками (по его свидетельству, он переписывался с Мандельштамом по-испански), жил музыкой. «Не считая интеллект единственным орудием научного познания, Б. С. Кузин утверждал, что не менее важное в науке открывается «через искусство и через общение с людьми и с животными. Подлинному биологу необходимо понимать язык искусства… Именно она (биология) некоторыми своими сторонами так тесно примыкает к искусству (морфология в наибольшей степени)», – сообщается во вступлении к публикации. Благодаря Кузину Мандельштам заинтересовался биологией и оставил несколько заметок о натуралистах XVIII – XIX веков. Трагическая судьба друга является темой письма Мандельштама Мариэтте Шагинян от 5 апреля 1933 года, которым поэт сопровождает рукопись «Путешествия в Армению» (во время подготовки публикации ее в журнале «Звезда» Кузин был арестован).

«Материальный мир – действительность – не есть нечто данное, но рождается вместе с нами, – пишет Мандельштам. – Для того, чтобы данность стала действительностью, нужно ее в буквальном смысле слова воскресить. Это-то и есть наука, это-то и есть искусство.

Дружба с героем моей полуповести – она-то и помогла мне эту воскрешающую работу проделать. Самое личное из наших качеств помогло мне сделать такой прыжок в объективность, который мне даже не снился. Кто я? Мнимый враг действительности, мнимый отщепенец. Можно дуть на молоко, но дуть на бытие немножко смешновато.

Но для того, чтобы действовать, нужно бытие густое и тяжелое, как хорошие сливки, – бытие Аристотеля и Ламарка, бытие Гегеля, бытие Ленина.

Каково же бывает, когда человек, враждующий с постылым меловым молоком полуреальности, объявляется врагом действительности, как таковой. Так случилось с моим другом – Борисом Сергеевичем Кузиным – московским зоологом и ревнителем биологии. Личностью его пропитана и моя новенькая проза и весь последний период моей работы. Ему и только ему я обязан тем, что внес в литературу период т. н. «зрелого Мандельштама»…

У меня всегда было о нем дурное предчувствие, но там, где другой сказал бы о нем «плохо кончил», я хочу сказать – как бы внешне не обернулось для него – он сейчас начинает и начинает хорошо. У меня отняли моего собеседника, мое второе я, человека, которого я мог и имел время убеждать, что в революции есть и интеллект, и виталистическое буйство, и роскошь живой природы…» (Письмо находится в архиве М. С. Шагинян.)

В архиве А. В. Кузиной-Апостоловой хранятся два письма Мандельштама Кузину в последний год жизни поэта.

«26.11 1938 г.

Дорогой Борис Сергеевич!

Хочу написать вам настоящее письмо – и не могу. Все на ходу. Устал. Все жду чего-то. Не гневайтесь. Пишите сами и простите мою немоту. Очень устал. Это пройдет. Скучаю по вас.

О. М.».

«10.III. 1938 г.

Дорогой Борис Сергеевич!

Вчера я схватил бубен из реквизита Дома отдыха и, потрясая им и бия в него, плясал у себя в комнате: так на меня повлияла новая обстановка.