№5, 1989/Хроника

Среди журналов и газет

ПИСЬМА МАРИЭТТЫ ШАГИ НЯН К ЯБЛОНОВСКИМ напе чатал журнал «Литературная Армения» (1988, N 9); публикатор Елена Шагинян. Эти письма в эпистолярном наследии писательницы занимают особое место. Они адресованы Сергею Викторовичу Яблоновскому и его жене Елене Александровне Потресовой. С. В. Яблоновский, журналист, сотрудник «Русского слова», был первым адресатом гимназистки Шагинян, первым читателем и литературным критиком начинающей поэтессы, первым, кто помогал публиковать ее «литературные опыты», – рассказывает Е. Шагинян.

Знакомство с Яблоновскими произошло в 1905 году, в период учебы Мариэтты Шагинян в гимназии, затем оно переросло в глубокую сердечную привязанность и духовную близость.

Письма, напечатанные в «Литературной Армении», относятся к 1905 – 1910 годам. В публикацию включены и еще четыре письма более позднего периода, которые как бы дополняют и завершают историю этой дружбы. По письмам можно проследить развитие и формирование мысли, вкусов и мировосприятия 17 – 19-летней Мариэтты Шагинян.

«Давайте серьезно поговорим с Вами об искусстве, – пишет она в письме к Е. А. Потресовой от 26 октября 1905 года, – и тогда мое «сумасшествие» станет Вам не только понятным, но и необходимым. У нас существует ложный взгляд, будто искусство черпает свой творческий материал из жизни и служит как бы зеркалом этой последней. Это абсолютная ложь. Что такое наша жизнь? Это паутина фикций, условностей, понятий, взаимоотношений и компромиссов. Где же искать незыблемую истину? В этом вечно колеблющемся калейдоскопе, в смене теорий, формул, построений, в нашей жизни, – никак нельзя… Потому что все то, что находится во времени и пространстве, – движется: все то, что движется, – преходяще.

Наша жизнь вся построена во времени и пространстве, следовательно, преходяща; следовательно, в ней и при ее помощи найти незыблемую истину нельзя. И сам Христос не сумел ответить Пилату.

У нас есть наука – дойдет ли она когда-либо до познания истины? Вся она зиждется прежде всего на законе основания. Нет ни одной формулы, которая обошлась бы без закона основания. А этот последний возможен только во времени и пространстве. Итак, наука истинна постольку, поскольку она в жизни. Жизнь наша – цепь нелепых условностей, и наука только и делает, что систематизирует их и дает им обозначения.

У нас остается одно – искусство. На чем оно построено? На чистом созерцании. Что такое чистое созерцание? Это временное отрешение от плоти и от того, что мы называем действительностью, и философское самоуглубление. В нас самих – бесформенная частица бытия. Следовательно, искусство есть способность раствориться в созерцании чистого, безличного, бесформенного бытия. Будет ли созерцание в пространстве? Нет, оно вне его. Будет ли созерцание во времени? Нет, оно вне времени. Будет ли созерцание являться на каких-нибудь законах основания и считаться с ними? Нет. Созерцание безвольно, безоснованно, отвлеченно и бесформенно. Следовательно, оно вне жизни. Искусство одно протягивает (нить) из области преходящего в область вечного; из области явления в область абсолютного. И только оно одно может когда-нибудь дать миру незыблемую истину…

Пока я живу, у меня есть одна страсть – искусство; одна жажда – достигнуть чистого творчества. Если оно будет бледным, я не сочту себя в силе и вправе творить. А не творить вообще я не могу… Ну, до следующего письма…»

Читая письма М. Шагинян, ощущаешь темперамент, эмоциональность, страстное желание творчества, отстаивание своих нравственных позиций.

«Дорогие мои <…>, – писала Шагинян зимой 1906 года, – есть что-то необычайно грандиозное в личностях, непроизвольно влияющих на нас через пыль и пепел столетий. В самом деле, вот Вам Иисус Христос, две тысячи лет вдувающий в человеческие души сознание своего присутствия<…>.

Шекспир дал нам воплощения всех наших скорбей и страстей, золотом по мрамору вышил он переживания нашей души, – а где же сам Шекспир?..

А спокойное и самоуверенное божество в лаврах, великий Гете? Что знаем мы о его собственных слезах и улыбках, заглушённых смехом Мефистофеля и рыданиями Вертера?»

Далее Шагинян пишет о том, что к таким людям, затрагивающим душу и умы людей, сухие историки применяют бесстрастие – излюбленный метод филистеров, не имеющих темперамента, и дураков, у которых нет своего да и нет для того, чтобы стоять за или против… «Так долой же бесстрастие, да здравствует пристрастие, гневом и обожанием зажженное суждение. К людям, непроизвольно нас затрагивающим, я, между прочим, причисляю Христа, Сирано де Бержерака, Цезаря Борджиа, Оскара Уайльда и без конца, без конца Фра Иеронимо Савонаролу! Все эти люди вылились в многогранные фигуры.

Цитировать

От редакции Среди журналов и газет / От редакции // Вопросы литературы. - 1989 - №5. - C. 281-284
Копировать