№5, 1989/В шутку и всерьез

Трагедия о Гамлете, принце Датском. Публикация А. Масс

Арбатская шутка в пяти действиях.

Сочинение Вильяма Шекспира и Эразма Роттердамского

В 1932 году замечательный режиссер, создатель Ленинградского театра. Комедии Н. П. Акимов поставил в Москве, в Театре имени Вахтангова, «Гамлета», пригласив в качестве автора интермедий Николая Робертовича Эрдмана. Акимов придумал, а Эрдман поддержал его в этой трактовке совершенно необычного Гамлета. По их версии, Гамлет – это совсем не «лирический принц», а жесткий, хитрый человек, который борется за власть. А поскольку у Шекспира есть фраза о Гамлете: «Он тучен и дышит тяжело», – то играл его маленький и толстый актер, популярный в те годы комик А. О. Горюнов.

В Москве разразился театральный скандал. Спектакль был разгромлен и снят с репертуара. Правда, старые актеры-вахтанговцы до сих пор вспоминают музыку Д. Шостаковича к спектаклю, декорации Акимова, его необыкновенные режиссерские находки, остроумнейшие эрдмановские интермедии. Это был, по их отзывам, великолепный, интереснейший спектакль, все несчастье которого было в том, что Гамлет был непривычен…

В том же году Н. Эрдман и Вл. Масс написали пародию на спектакль – специально для вечера пародий в театре «Палас». В свойственной им остроиронической манере они издеваются над тенденцией многих тогдашних режиссеров, даже таких блестящих, как Н. П. Акимов, подходить к классике с вульгарно-социологических позиций. Кроме того, эта пародия – яркая сатира, воссоздающая дух, театральный быт, взгляды 30-х годов. Эта пародия никогда не публиковалась и сохранилась в архиве Вл. Масса в виде рабочей рукописи с авторскими пометками.

Помощник режиссера. Многоуважаемый организованный зритель и дорогой самотек! Сейчас начинается черновая генеральная репетиция отчетных работ нашего театра. Таким образом, мы вводим вас сегодня как бы в саму лабораторию нашего творчества.

Прежде чем начать представление, я должен сказать, что советская драматургия весьма колоссально выросла. Это видно хотя бы уже из того, что мы ставим Шекспира.

В первом отделении нашего отчетного вечера мы вам покажем трагедию о Гамлете, принце Датском.

Без сомнения, каждому из вас известно, что для того, чтобы дать широкому зрителю почувствовать гениальность какого-нибудь произведения, гениальное произведение надо приблизить к современности. Что для этого нужно сделать? Для того чтобы гениальное произведение приблизить к современности, нужно выбросить из гениального произведения все, что в нем было, и привнести в гениальное произведение все, чего в нем не было. Эту кропотливую, но вдохновенную работу и взял на себя наш уважаемый Николай Павлович Акимов. В своей работе над Гамлетом Николай Павлович перебросил мост от Шекспира до наших дней. Это ему было тем легче сделать, что в Гамлете он усмотрел не колеблющегося и сомневающегося индивидуалиста, а выдержанного и прямолинейного массовика-одиночку, неутомимого борца за раскрепощение плоти, типичного представителя эпохи накопления торгового капитала в период его борьбы с феодальной загниваевщиной.

Но этого еще недостаточно.

Без сомнения, даже самотеку известно, что до сих пор все театры видели в Офелии идеальный тип любящей женщины. Это произошло потому, что до сих пор ни один режиссер не обратил внимания на ее социальное происхождение. Но в тот момент, когда Николай Павлович начал читать Гамлета, первое, что ему бросилось в глаза, это то, что хваленая Офелия оказалась дочкой сановника. Да, товарищи, ничего не поделаешь – оказалась. Поэтому Николай Павлович с присущим ему мастерством оплевал эту женщину, за что наш театр приносит ему горячую благодарность.

Режиссер (привстает и кланяется).

Директор. Гумозкин.

Помощник. Я-с.

Директор. Попросите труппу.

(Выходит труппа актеров.)

Директор. Товарищи, поблагодарим Николая Павловича за то, что он оплевал Офелию.

(Актеры аплодируют. Режиссер раскланивается.)

Режиссер. Товарищи, я искренне тронут. Но я должен сказать, что эта моя работа над Офелией только начало. Увы, товарищи, как это ни странно, но в сокровищнице мировой драматургии осталось еще много неоплеванных образов. Поэтому я даю вам торжественное обещание – в самое ближайшее время оплевать: Дездемону, королевскую дочку Корделию, Татьяну Ларину, Анну Каренину, Софью Борисовну…

Директор. Это кто ж такая?

Режиссер. Это одна моя знакомая. Может быть, фею Раутенделейн, а также трех сестер, трех мушкетеров и трех братьев Карамазовых вместе с самим Достоевским.

(Актеры аплодируют. Труппа уходит. Вбегает Гумозкин.)

Гумозкин. Николай Павлович… (Что-то взволнованно шепчет режиссеру.)

Режиссер. Этого не может быть. (Схватывается за голову.) Зарезали. Федор Семенович… (Что-то взволнованно шепчет директору.)

Директор. Что же теперь делать? Необходимо объявить публике. Голубчик, Николай Павлович, кроме вас некому, объявите.

Режиссер. Товарищи. И последнее. Мне очень прискорбно, но я должен предупредить вас, что из-за болезни двух наших главных исполнителей «Гамлет» не может быть сегодня показан в своей полной художественной завершенности. Ленточные глисты вырвали из наших рядов двух лучших представителей нашей труппы. Заболела лошадь, исполняющая центральную роль лошади Фортинбраса, и молодая каурая кобыла, исполняющая роль жеребца королевы-матери. Вы, конечно, понимаете, что без этих двух главных персонажей шекспировской трагедии «Гамлет» в нашей трактовке теряет весь свой философский и социальный смысл. Мы принуждены поэтому просить у вас снисхождения. Так же будут вымараны знаменитые слова Гамлета: «Оленя ранили стрелой», потому что хотя оленя мы и достали, но стрелы, к сожалению, все вышли. Сейчас мы начинаем. (Садится за режиссерский столик вместе с директором.) Звони!

Увертюра. Занавес открывается

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната во дворце. В центре, на заднем плане, – высокая лестница, прикрытая занавеской. На переднем плане, справа, стоит королева Гертруда. Перед ней – корыто, ведро и корзина с грязным бельем. Слева сидит Король, в белом трико и балетных туфлях. Еще правее – писцы. Справа и в центре – Полоний, Лаэрт и группа придворных. При открытии занавеса все сидят и стоят, пальцами зажимая себе носы.

Режиссер. Ну, Федор Семенович, как вам нравится такое начало?

Директор. Красочно! Очень красочно! Только, простите, Николай Павлович, я не совсем понимаю, что они там все делают?

Режиссер. Как что делают? Зажимают себе носы.

Директор. Зачем?

Режиссер. Как зачем? Это совершенно новое толкование одного из самых значительных мест нашей трагедии.

Директор. Не понимаю.

Режиссер. В этой трагедии у Шекспира огромное значение имеет так называемый дух отца Гамлета.

Директор. А. Дух отца Гамлета? Ну, знаю, знаю.

Режиссер. Ну так вот. Идеалист Гёте в одну дуду со своим XIX веком, естественно, толковал этот дух как призрак, то есть как откровенную мистику. Мы же, молодые шекспирологи революционного Арбата, хотим очистить дух от всякой романтической чепухи. Поэтому мы считаем единственно правильным показать дух в его первоначальном виде, то есть как понятие совершенно материальное. Мы понимаем дух как дух…

Директор. Но позвольте…

Режиссер. Виноват. У Шекспира совершенно ясно сказано, что отец Гамлета умер. Сказано?

Директор. Сказано.

Режиссер. Ну, а раз он умер, то совершенно естественно, что от него идет дух – настоящий, здоровый, я бы даже сказал, очень здоровый дух. Вот этот-то дух мы и показываем.

Директор. Ага. Вот теперь понимаю. Красочно. Очень красочно.

Режиссер. Не будем, однако, задерживаться. Давайте. Слышен крик петуха. (За сценой слышен крик петуха.) Дух исчезает. Продолжайте.

(Группа на сцене оживает. Придворные чистят наждаком корону и скипетр. Гертруда стирает в корыте белье. Выжимает выстиранное и бросает в ведро, берет из корзины грязное и бросает в корыто.)

Король (диктует, нюхая Носом воздух).

Как ни свежо еще воспоминанье

О смерти брата, все же, поразмыслив,

Вступили мы в супружеский союз

С сестрою нашей бывшей, ставшей ныне

Подругой нам в правлении страной.

(Танцуя, приближается к королеве. Обняв ее и поцеловав несколько раз, возвращается.)

Теперь должны мы выслушать Лаэрта.

Лаэрт. Достойный повелитель, я хотел бы

вернуться во Францию.

Король. Полоний,

Что скажешь ты?

Полоний. Прошу вас снизойти

на просьбу сына.

Королева. Что ж, пусть будет так.

Король. Пусть будет так.

(Первая нота в оркестре. Занавеска раздвигается. С лестницы медленно сходит Гамлет в цилиндре с черным крепом и в черном плаще. За ним следуют четыре девушки, играя на гребешках вальс из «Принцессы Турандот». Гамлет останавливается в центре на авансцене. Король, взволнованный, мечется по сцене.)

Режиссер. Стойте, товарищ Новиков. Разве я так вам показывал? Кого вы играете?

Актер. Как кого? Принца Гамлета, с вашего разрешения.

Режиссер. Я вижу, что Гамлета. Но какого? Я же вам говорил: мы должны отойти от обычного, ошибочного толкования Гамлета как безвольного, неврастенического и колеблющегося человека. Такого Гамлета выдумал Гёте. Нам такой Гамлет чужд. Шекспировский Гамлет был представителем молодого восходящего класса. Это был Гамлет сильный. Гамлет – борец. Вы должны играть борца.

Актер. Ах борца?

Режиссер. Конечно. Я же вам объяснял.

Актер. Понимаю.

Режиссер. Сначала.

(Первая нота в оркестре. С лестницы медленно сходит Гамлет. Вся предыдущая мизансцена полностью повторяется. Гамлет снимает цилиндр и сбрасывает плащ. На нем традиционный костюм атлета-силача: красное трико с широкой голубой лентой через плечо. На ленте ордена, призы и медали. Обнаженные руки с атлетическими мускулами. Гамлет ложится на землю, поднимает колени и руки. На него ставят помост. На помост вскакивают четыре девушки.)

Гамлет. Ап!

(Девушки соскакивают с помоста. Гамлет встает и делает традиционный жест в публику.)

Королева. Милый Гамлет,

Брось наконец свой скорбный мрачный вид

И не грусти.

Гамлет. Отца до срока вечность поглотила,

А мать моя, любовь с другим деля,

И башмаков еще не износила

С тех пор, как шла за гробом короля…

Режиссер. Не так.

Цитировать

Эрдман, Н. Трагедия о Гамлете, принце Датском. Публикация А. Масс / Н. Эрдман, В. Масс // Вопросы литературы. - 1989 - №5. - C. 249-263
Копировать