Среди журналов и газет

ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АРТЕМЕ ВЕСЕЛОМ. На страницах журнала «Волга» (1990, N 3) помещен материал из семейного архива Л. И. Борисевич – друга и жены Артема Веселого. К печати эти материалы подготовлены Е. Говор – внучкой писателя.»Артем – писатель, талантливый и порой экстравагантный, был известен многим, но в нашей семье, – пишет Е. Говор, – свято хранился образ и другого Артема – любимого, давшего безмерное счастье своим близким, безвестно пропавшего. Двадцать один год я прожила рядом с Людмилой Иосифовной Борисевич – его женой, матерью его младших детей. Их дочь Волга была моей мамой. В те годы о творчестве Артема уже писали статьи и книги, защищали диссертации, но никто не постучал в дверь комнатки в коммунальной квартире, где жила Людмила Иосифовна, не расспросил ее о последних годах жизни Артема, о романах, сгоревших в огне лубянских печей, а ведь именно ее рукой под диктовку автора они скорей всего и были переписаны. Она умерла в апреле 1978 года, пережив Артема ровно на 40 лет…

Когда Людмилы Иосифовны уже не было на свете, я открыла ее заветный, сделанный лагерными умельцами фанерный чемоданчик. Там лежало самое дорогое – сотня писем детей – Левы и Волги, – которые они написали ей за 8 лет детдомовской жизни в лагерь, и несколько тоненьких школьных тетрадок с воспоминаниями об Артеме. Закончив в 1949 году первый очерк и отправив его с надежным человеком дочери в Минск, где та училась в университете, Людмила Иосифовна понимала, что рискует и своей и ее жизнью – разве могла обмануть бдительное око буква «А», скрывавшая здесь имя Артема! Но им мало было просто физического выживания, ей – после 8 лет лагерей, детям – после детдома, они не хотели жить без своего прошлого и постоянно просили мать вернуть своими рассказами им отца, вернуть их счастливые дни на Тверской в Москве, в лодке на стремнине Волги… Второй раз к воспоминаниям об Артеме Людмила Иосифовна по просьбе детей вернулась в 1956 году, на этот раз она писала более подробно, год за годом…

Раскрываются архивы, – пишет далее Е. Говор, – и становится известно, что расстреляли Артема много раньше официальной даты смерти – в апреле 1938 года, а его рассказ «Босая правда», осужденный в специальном постановлении ЦК ВКП(б) 1929 года, инкриминировался ему и в обвинительном заключении. И даже если мы не узнаем, кто был тот сексот и пытавший его следователь, ясно главное – его казнили за его книги, а значит, в них – правда».

«Надо рассказать тебе и Леве, – пишет Л. И. Борисевич в своих воспоминаниях, – хоть немного об отце, но со мной произошла удивительная вещь.

Они увели Артема 28 октября 1937 года, и с той ночи потянулась для меня одинокая, странная, иногда ужасная жизнь.

Но все это время жил возле меня, был всегда рядом, как бы стоял у меня за плечом близкий человек: я жаловалась ему; я утешала его; я гордилась им; я проклинала его; я любила его; я не ждала его; я берегла ему ваши письма; я оплакивала его; я ужаснулась его судьбе; я судьбу его разделила с ним.

Так прожила я восемнадцать лет.

И вдруг все рухнуло от одной фразы, написанной мелким почерком в скобках: «(он умер в 1939 году)».

Более десяти лет их связывала большая дружба. Людмила Иосифовна была всегда рядом.

«На суде, в 1956 году, при оформлении брачных отношений я «показывала», что прожила с Артемом одиннадцать лет. Но это не совсем так я не прожила их, а скорей проплавала и проездила».

Л. И. Борисевич рассказывает о том, как она познакомилась с Артемом Веселым.»Он, – пишет она, – привлек мое внимание на улице своим довольно забавным видом. [В конце 1924 г.] жила я на Новой Басманной, 31, в огромном доме с двумя парадными. Выхожу из своего, а навстречу мне к другому парадному направляется рослый парень, именно парень, а не юноша или молодой человек. На голове несет новенькую плетеную детскую кроватку, непринужденно придерживая ее одной рукой, как разносчик. Не будь кроватки, я, наверное, не обратила бы на него внимания (совсем не мой герой!). Лицо чуть грубоватое, не в меру румяное; ему очень не шла небольшая круглая шапка с кожаным верхом и черным барашком. [Был он] в морском бушлате не первого срока с блестящими пуговицами, умеренное галифе и сапоги, делающие его как будто еще выше ростом.Имея в виду кроватку, я мельком подумала – должно быть, Верин парень. Я слышала, что Вера, недавно приехавшая в Москву и поступившая на фабрику Комсомола, в Крыму влюбилась с одного взгляда в демобилизованного матроса, зашедшего в ячейку.