Среди журналов и газет

К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ М. ГОРЬКОГО. Этой дате был посвящен специальный выпуск еженедельной газеты «Курьер» (Нижний Новгород, 25 марта 1993 года). Наследие Горького огромно и, как известно, еще до конца не собрано. С одной затерявшейся в старых газетных подшивках неизвестной статьей писателя из его публицистического цикла «Несвоевременные мысли» знакомит И. Вайнберг.

Статья эта взята из журнала «Новая жизнь», 1918, N 12, 15/2 июня. Вначале Горький приводит письмо читательницы – крик отчаяния изболевшейся души: «Как жить в таком мраке, за что уцепиться, на что опереться? Вы вот писали, что женщинам надо вносить мягкость и терпимость, стараться смягчить наши звериные нравы. Откуда взять сил на какую бы то ни было культурную работу. Ведь раньше для нас, пролетариев, была борьба за существование только в смысле труда. Теперь же, кроме ежедневного обязательного труда, есть еще огромный и тоже ежедневный труд в добывании себе пищи. Сколько надо ухищрений, расчетов, беготни, стояния в очередях, чтобы «промыслить» себе пищу на текущий день, а на завтра надо начинать сызнова. Воистину, мы теперь с такими усилиями добываем себе пищу, как пещерные люди, – другими способами, конечно, не камнями и палицей, но мы так же не обеспечены и так же должны прибегать к различным хитростям и изворотливости. Разница только в том, что у пещерного человека этим и ограничивалась борьба за существование, а у нас, кроме этого, есть еще и служба, или вообще работа по добыванию денег».

«Что и говорить – жизнь мучительна, но от нее никуда не спрячешься, но надо не расплачиваться за грехи прошлого, распутать или уничтожить путаницу внутри и вне человека, – отвечает Горький. – Несомненно, что трагедия, переживаемая русским народом и русским человеком, – неизбежное явление общемирового процесса и подготовлена всеми усилиями исторического развития России. Мы долго показывали западноевропейскому миру, как не надо жить, вот мы захотели показать, как надо жить.

Показываем неудачно, но во всем, что совершается у нас, есть одно, неизведанное нами и объективно ценное: вся Русь, до самих глубин ее, потрясена стихийными толчками и даже как государство – временно – разрушена, но нужно верить, что этот толчок, эта катастрофа, обновившая все наши недуги и уродства, излечит нас, оздоровит, возродит к труду и творчеству.

Я знаю – эти соображения, это верование не многих утешит, но – это единственное верование, дающее жизни ясный смысл».

В другой статье этого цикла Горький писал: «Надо работать, почтенные граждане, надо работать – только в этом наше спасение и ни в чем ином. Садическое наслаждение, с которым мы грызем глотки друг другу, находясь на краю гибели, – подленькое наслаждение, хотя оно и утешает нас в бесконечных горестях наших. Но, право же, не стоит особенно усердно предаваться делу взаимного истязания и истребления, – надо помнить, что есть достаточно людей, которые и желают и, пожалуй, могут истребить нас.

Будем же работать спасения нашего ради…»

Годы 1922 – 1925 были отмечены тесным общением Горького с Владиславом Ходасевичем. Совместная работа по изданию журнала «Беседа» в Берлине была стержнем этого общения. 4 мая 1923 года Ходасевич писал А. И. Ходасевич в Москву о своем союзе с Горьким: «Мы связаны теперь до тех пор, пока будет существовать «Беседа» (ЦГАЛИ, ф. 537, оп. 1, ед. хр. 50). «Беседа» была задумана как журнал, объединяющий русских писателей и ученых в советской России и за ее пределами, и распространение ее в России входило в цели издания. Но в результате переговоров, в ходе которых советские инстанции (олицетворяемые упомянутыми в письме Ходасевича партийным деятелем И. М. Варейкисом и издательским работником И. И. Ионовым) водили Горького за нос, поступление «Беседы» в Россию разрешено не было. Последний, сдвоенный номер журнала (N 6 – 7) вышел в марте 1925 г. Ходасевич в это время жил у Горького в Сорренто. В апреле он и Берберова уехали отсюда а Париж. В публикуемых двух последних письмах из их переписки обсуждался горьковский план возобновления «Беседы» либо издания нового журнала «типа «Беседы».

В декабре 1924 года, живя в Сорренто, Ходасевич написал очерк о Брюсове, напечатанный в парижском журнале «Современные записки» (1925, кн. 23). Журнальный оттиск очерка он подарил Горькому в сопровождении записки, аккуратно подклеенной к оттиску в виде дарственном надписи (она хранится в библиотеке Музея-квартиры Горького у Никитских ворот):

«Записка Ходасевича

Дорогой Алексей Максимович! «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» – гласит народная мудрость. Но что делать человеку, у которого мет даже и десяти друзей, – а меж тем прислали ему десять оттисков? Ибо ведь книжку всякий получить хочет, – а оттиск, замечаю, соглашается взять только испытанный, верный друг, готовый на все. Дорогой Алексей Максимович, первому Вам – почтительнейше подсовываю сей оттиск под дверь и остаюсь преданный Вам Владислав Ходасевич – с девятью оттисками на руках.

Sorrento, 2 апр. 1925 г.».

Письмо Вл. Ходасевича публикуется впервые (с сокращениями) по автографу, хранящемуся в Архиве Горького (КГ-II 83 – 8-43). Оно датировано 7 августа 1925 года (Париж):

«Дорогой Алексей Максимович, только сегодня смог послать Вам «Современные записки». Простите. А не писал потому, что сперва работал, потом хворал, потом женил Вову Познера.

Вы неправы, сердясь на меня за «Бельфаст». Я не о сделанном писал, а делании. О воле к работе, которой в России нет, как и не было тогда, когда Вы писали «Работягу Словотекова». От прожектерства до работы – не один шаг.

Статья Айхенвальда о литературном нэпе, конечно – lapsus. Никто не примет никаких либеральных поблажек от Варейкиса, даже если бы они предлагались честно. Полная отмена предварительной цензуры – вот minimum, при осуществлении которого можно было бы говорить, что большевики начинают одумываться. Но, конечно, на такое требование в Москве только улыбнутся. Следовательно, и торговаться не о чем. Но, главное, никто циркулярам Ц. К. не поверит.