№4, 1975/Обзоры и рецензии

Современный облик социалистических литератур

«Герой художественной прозы. Социалистические страны Европы». «Наука». М. 1973, 398 стр.

Эта книга – шире своего заглавия. В ней идет речь не только о герое литератур социалистических стран Европы – то есть о проблеме личности, структуре характера, – но, по сути дела, и о художественной прозе этих стран в целом. Авторы отбирают характерные произведения польских, венгерских, югославских, немецких (ГДР), чешских, словацких, болгарских писателей, рассматривают эти произведения прежде всего в свете их социально-психологической, нравственной проблематики, что позволяет дать, хотя бы в основных контурах, синтетичную картину литератур европейских стран социализма.

Перед нами серия литературно-критических этюдов, связанных общностью изучаемых вопросов и дополняющих друг друга.

Каждый из авторов, как правило, говорит о «своей», хорошо ему знакомой литературе, но привлекает и инонациональный материал: возникают любопытные и подчас неожиданные сопоставления, выявляются главные линии международного социалистического литературного процесса. Критики часто соотносят книги зарубежных социалистических писателей с советской литературой, отмечают черты сходства. Н. Банникова, говоря об элементах фольклорной поэтики и библейских ассоциациях в романе Э. Штриттматтера «Оле Бинкоп», сопоставляет его с произведениями А. Платонова. Н. Яковлева показывает общее в военной прозе Михайло Лалича и Василя Быкова – и там и здесь в предельно острых ситуациях выявляется нравственная суть человека. На других страницах книги встают в разнообразных контекстах имена М. Шолохова, К. Симонова, Й. Авижюса, Ч. Айтматова, Ю. Бондарева, Ф. Абрамова, Д. Гранина, С. Залыгина. Частое присутствие советской прозы в разборах книг зарубежных социалистических писателей обогащает эти разборы, как бы придает им новое измерение.

Книга интересна и чисто фактическим содержанием. Авторам иной раз удается тонко и во многом по-своему проанализировать то, что нам уже хорошо знакомо, – такова сравнительная характеристика романов-эпопей М. Пуймановой, Я. Ивашкевича, А. Зегерс, Д. Димова в статье И. Бернштейн, разбор сатирической повести Иштвана Эркеня «Семья Тотов» у О. Россиянова. Но исследователи рассказывают и о тех значительных явлениях социалистической литературы разных стран, о которых в нашей критике вовсе (или почти) не писали. Так, А. Пиотровская наряду с известными у нас книгами польских писателей разбирает оригинальный и яркий роман Тадеуша Новака «Дьяволы»; Н. Яковлева заставляет задуматься над философскими романами Меши Селимовича «Дервиш и смерть» и «Крепость»; большой материал, почти не освоенный советской критикой, – главным образом из венгерской прозы, – привлекает Ю. Гусев в статье «Молодой герой в литературе». При прочтении то и дело возникает мысль, что художественная проза социалистических стран Европы, взятая в целом, – более интересна, разнообразна, значительно богаче, чем это представляют себе даже подготовленные читатели. Богаче прежде всего в смысле обилия жанровых, тематических, стилевых вариаций (роман-эпопея, бытовой роман на материале деревенской жизни, роман военный, философский, молодежная повесть-исповедь, сатирическая повесть, роман-автобиография и т. д.). И вместе с тем – в смысле глубины социальных и нравственных вопросов, поставленных ею.

Формирование социалистической личности, внедрение в повседневную жизнь принципов социалистической морали, основанных на понимании личной причастности и ответственности за все происходящее вокруг, – дело не простое и не легкое. Литература отражает этот сложный процесс и активно участвует в нем.

«В области духовной жизни, – замечает Н. Яковлева, – борьба старого и нового отличается особой, остротой. Веками складывавшиеся представления сталкиваются здесь с новыми, не всегда устоявшимися и не вполне сформированными понятиями. Человек социализма не отгорожен от прошлого, его сознание многими корнями уходит в старые общественные условия. Не отгорожен он и от влияния различных современных форм буржуазной идеологии. Современная личность сильнее, чем когда бы то ни было, вовлечена в круговорот событий».

Над этими проблемами размышляет и О. Россиянов, анализируя одно из лучших произведений венгерской социалистической литературы – роман Й. Дарваша «Пьяный дождь»: «Дарваш знает, что социалистическая идеология сама по себе – еще не панацея от всех зол. Каким бы сильным руководством к действию, орудием перестройки действительности и сознания она ни была, живая жизнь так сложна, несет столько неожиданностей, выдвигает столько опасных своей кажущейся легкостью или угнетающих трудностью реальных практических задач, что, прежде чем нащупать правильное решение, изрядно помучаешься, поломаешь голову. Поэтому, опираясь на верные социалистические ориентиры, надо в каждом конкретном случае непрерывно искать, думать над решением самому, вкладывая в это весь пыл души, всю боль сердца и напряжение ума».

О сложных вопросах, встающих иной раз перед молодежью социалистических стран и ставящихся литературой, говорит в своей статье Ю. Гусев. Он разбирает, в частности, повесть румынского писателя Ф. Паппа «В дыму и в огне». Там возникает ситуация, знакомая нам и по некоторым другим произведениям социалистической литературы (например, по роману Е. Брошкевича «Долго и счастливо»): коммунист, испытанный в суровых боях, воспитывает трудного подростка.

Герой этой повести Ласло Такач передает юному Мишке свой жизненный принцип, которому остается верен до последнего часа: «Мир все время надо подталкивать вперед, и я, пока живу, согласен подставить плечо в любом месте». Проблема преемственности поколений, воспитания нового человека находит в повести Ф. Паппа положительное решение.

«Тем не менее, – пишет Ю. Гусев, – и в социалистическом обществе взаимопонимание между поколениями во многих конкретных вопросах может не быть всегда полным.

Человек – существо сложное, противоречивое, и не все так же монолитны, целеустремлены, как, скажем, Ласло Такач из повести Паппа. «Отцы» могут сомневаться, противоречить себе, допускать ошибки, порой значительные. И тогда многочисленные представители молодого поколения, все эти Громеки, Пингвины, Мишки переживают разочарования, а порой впадают в отчаяние, в нигилизм. Ведь нужно обладать жизненным опытом, чтобы уметь отличать естественное несовершенство человека – от низости, тактический компромисс – от беспринципности, искренние заблуждения и неизбежные во всяком большом… деле ошибки – от сознательного обмана и предательства. Картина осложняется еще и тем, что в духовной атмосфере тех стран, где социализм еще не построен окончательно, существуют явления, чуждые или даже враждебные социализму. Чаще всего это, пользуясь обиходным выражением, пережитки старого мира, которые и в новых условиях всплывают на поверхность».

Писатели стран социализма во многих лучших книгах, получивших широкое общественное признание, не обходят этих острых вопросов, исследуют с партийных позиций природу таких явлений, как стяжательство, бюрократизм, мещанская аполитичность. И правдивый разговор о явлениях, чуждых социализму, нужен мастерам социалистической литературы не меньше, чем утверждение высокой героики. Именно потому, что эти писатели – будь то Е. Путрамент, Э. Кош или А. Наковский – хотят помочь делу социалистического созидания, они говорят и о том, что этому созиданию вредит. Моральная проблематика, включающая борьбу с пережитками старого мира, приобретает в прозе социалистических стран все большее значение, – она стала важной сферой проявления идейности, партийности литературы.

В статье по частному, казалось бы, вопросу – «Тема личной ответственности в словацкой прозе о второй мировой войне» – С. Бэлза, привлекая для сопоставлений большой международный материал, в том числе и опыт советской литературы, приходит к убедительному обобщению: «Литература социалистических стран на современном этапе стремится без малейших упрощений показать все многообразие воздействий и импульсов, которыми определяются мысли и поступки людей, не обходя вниманием и исключительные случаи выбора, ибо они тоже помогают постичь типические закономерности». И критик цитирует слова Э. Межелайтиса: «Если в искусстве, как основной герой, как деятельная сила истории, не участвует человеческая совесть, то такое искусство не имеет будущего».

Авторы книги показывают вместе с тем, что разработка нравственной проблематики особенно настоятельно требует от художников идейной зрелости, ясности позиций. Подвергаются критике некоторые произведения венгерских, югославских писателей, где постановка моральных вопросов приобретает абстрактный характер, отрывается от реальной общественной основы и становится бесперспективной, уводит в дебри вселенской безысходности.

В книге отстаивается мысль, что социалистический реализм, рассматривающий личность в динамике исторического, общественного развития, имеет возможность показать человека во всей его сложности, в разных оттенках его сознания и психики и накопил в этом плане уже немалый опыт. Именно чувство исторической перспективы, пишет Н. Яковлева, может помочь писателю раскрыть внутреннюю жизнь человека «во всем ее богатстве и цельности, противостоящей любой ущербности и анархо-индивидуалистическому разобщению».

Через многие статьи проходит сквозная тема, действительно заслуживающая внимания, – сопоставление литературы стран социализма и современной литературы Запада. Ведь и в демократической литературе стран Запада, говорит О. Россиянов, можно видеть поиски здоровых, неиспорченных и противостоящих буржуазной развращенности нравственных основ, А в творчестве, скажем, такого писателя, как Дж. Олдридж, герой, идущий к народу, «выбирается из дебрей сомнения и вынужденного одиночества на простор самостоятельных свободных действий» – идет от индивидуалистического сознания к коллективистскому, передовому.

Естественно, что литература Запада, – особенно литература, близкая к модернизму, – нередко становится для исследователей и своего рода контрастным фоном, оттеняющим новаторство и ясность перспектив, жизнеутверждающий дух, присущие литературе социалистической. Но иной раз сама эта контрастность утверждается излишне прямолинейно и даже несколько назойливо. Из статьи в статью в качестве отрицательного примера переходит Камю (каждый раз с другими оттенками интерпретации): ему уделено в данном контексте, пожалуй, даже слишком много внимания.

Излишняя категоричность противопоставлений может стать опасной, когда речь заходит о критическом реализме. Нельзя согласиться с Ю. Кожевниковым, когда он пишет в первой главе: «Критическому реализму было трудно показать общественного человека не в страдательной позиции». Тезис о «страдательности» героя досоциалистической литературы, мягко говоря, непродуманный, проскальзывает и на некоторых последующих страницах книги. В современной литературе ГДР, читаем мы у Н. Банниковой, происходит преодоление пассивно-страдательного характера личности, – неужели вся предшествующая немецкая литература была отмечена такой уж роковой пассивностью?

В статье «Борьба за нового героя и рабочая тема в литературе ГДР» цикл теоретических трудов Иоганнеса Р. Бехера в порядке контраста почему-то сравнивается с книгой совершенно на него не похожей не только по идейному содержанию, но и по теме и по жанру-с «Антимемуарами» А. Мальро. Само собой разумеется, что и взгляды Мальро, и его творчество последних десятилетий заслуживают основательной критики. Но вряд ли стоит характеризовать Мальро как «любителя политической авантюры, кокетничавшего и с коммунистами, и с анархистами, и с националистами». Такая критика по меньшей мере несерьезна. Напомним, что антифашистская повесть Мальро «Годы презрения» (написанная сорок лет назад) была перепечатана у нас в сборнике «Французская новелла XX века», вышедшем недавно.

Понятно, что книга о новом герое социалистических литератур не может дать одинаково полную картину прозы разных стран, Мало внимания уделено румынской литературе – и об этом можно пожалеть. Но еще более обидно, что литература ГДР, которой посвящены две обстоятельные статьи, не показана в действительном своем богатстве. Тут много размашистых деклараций и есть пробелы совершенно неоправданные. Если в работе И. Бернштейн о романе-эпопее подробно разобран роман Анны Зегерс «Мертвые остаются молодыми», то в статье о рабочей теме в литературе ГДР романы Зегерс «Решение» и «Доверие» только упомянуты, не проанализированы, хотя они дают богатейший материал для анализа именно рабочей темы. А о других писателях ГДР в книге говорятся подчас странные вещи. Так, на стр. 147 мы читаем, что в романах Дитера Нолля и Макса Вальтера Шульца «о реальной действительности повествуется с некоей отстраненной позиции», – как это надо понимать? Несколько далее сказано: «Фюман и Апиц не поучают и не морализируют, они просто, сурово и честно изображают трагический путь своего поколения…» О каком, собственно, поколении тут идет речь? Апиц на двадцать два года старше Фюмана. Персонажи Апица – узники гитлеровского концлагеря, персонажи Фюмана – солдаты вермахта, обманутые гитлеровской диктатурой. Ставить рядом тех и других как-то неудобно, тем более в солидном академическом издании.

Как видим, не все части коллективного труда выполнены на одинаково высоком уровне. Но в целом перед нами книга безусловно ценная – и фактическим материалом, и теми обобщениями, которые содержатся в лучших статьях.

Цитировать

Мотылева, Т. Современный облик социалистических литератур / Т. Мотылева // Вопросы литературы. - 1975 - №4. - C. 281-286
Копировать