Социальность и историчность мышления – вот главное

Десять лет – сравнительно небольшой срок, хотя в истории нашей советской литературы десять лет не раз определялись именно как исторический период с только ему присущими особенностями, тем более что последнее десятилетие (с 1954 года) было насыщено потрясающими событиями, имеющими значение не только для жизни нашей страны, но и для судеб мировой истории. Все это требует от нас особой ответственности. Я думаю, что это десятилетие ждет своего исследования и своего исследователя. В книгах В. Панкова «Главный герой» и «На стрежне жизни» была сделана попытка создать своеобразную критическую летопись развития нашей литературы. Со многим в них можно, спорить, кое-что сделано наспех, на «живую нитку», но многое убедительно и доказательно.

Литературная действительность последних лет подчас весьма разноречива, сложна, многое в ней определяется идеологической борьбой, идущей в мире. Мне кажется, что существенные процессы, происходящие в нашей литературе, не могут быть осмыслены без понимания того, как трактуется в ней проблема гуманизма. Сама трактовка и понимание революционного гуманизма в искусстве влечет за собой постановку той проблемы, которую мы называем проблемой героя, определяет понимание того, кого можно и должно считать героем времени. Вокруг проблемы гуманизма идет борьба.

С одной стороны, мы встречаемся с догматическим толкованием самой сущности революционного гуманизма. Этот подход наиболее отчетливо сказывается в ряде статей о советской литературе и искусстве, опубликованных китайской печатью. Такой догматический подход неприемлем для нас, ибо игнорирует человеческую личность, а стало быть, лишает содержания само понятие гуманизма, превращая его в фразу. Есть и другая крайность, сказывающаяся в стремлении лишить понятие гуманизма его революционности, активной сути, представить гуманизм как какое-то пассивное всепрощенчество!

Таким образом, мы встречаемся с различными тенденциями. И литературное движение последнего времени без учета этих тенденций не может быть правильно оценено.

Я не согласен с М. Кузнецовым; мне кажется, что новый период в нашей литературе начинается с 1956 года. Именно в это время наметилась более широкая трактовка революционного гуманизма. Возник весьма важный мотив, связанный с доверием к советскому человеку: гуманизм как утверждение возможностей человека в обществе, строящем коммунизм, и как утверждение во всех сферах социально-общественной жизни реальных возможностей для самого человека быть лучше, чище, прекраснее. Действенная, активная защита человека от скверны прошлого.

Борьба за человека! Именно о таком – истинном – понимании революционного гуманизма немало говорилось на июньском Пленуме ЦК КПСС, на мартовских встречах.

Наиболее полное выражение новых идей – в моральном кодексе строителей коммунизма, где сказано и об общечеловеческом нравственном опыте, и о том, что´ принадлежит только нашему обществу, что´ рождено этим обществом.

Не случайно в литературе последнего времени снова возник не только вопрос о том, каким должен быть прекрасный человек, – вопрос, который мучил Левинсона в «Разгроме» А. Фадеева, – но и вопрос о том, каков он в жизни, этот прекрасный человек, каковы условия, в которых эта личность развивается. Отсюда возникают мотивы реального и идеального, повседневного и возвышенного, которые с огромной силой звучат во второй книге «Поднятой целины» М. Шолохова. Писатель показал, как воплощался коммунистический идеал в трудные 30-е годы, в период коллективизации.

С этим связана тяга к реальности, достоверности, фактичности в литературе последнего времени, отмеченное многими критиками стремление заглянуть во все закоулки жизни, художественно исследовать не только магистрали, но и обочины.

Для понимания современного литературного процесса представляет живой интерес конкретное исследование проблемы героя, содержания эстетического идеала, самого качества современной прозы, ее жанровых возможностей.

Когда мы думаем о качестве современной прозы, то встает вопрос о том, какими изобразительными возможностями она обладает.