Проблемность против описательности

Тема дискуссии правильно сформулирована в журнальной рубрике: там говорится о чертах литературы. Вряд ли возможно выделить в качестве безоговорочно доминирующей одну черту: слишком сложен и многообразен нынешний литературный процесс. Легко З. Кедриной полемизировать с Ф. Кузнецовым и В. Перцовским, когда она – да еще несколько огрубление – сводит содержание их статей к одной черте: «наступление на «духовную сухаревку» – Ф. Кузнецов, «осмысление жизни» – В. Перцовский.

С этой точки зрения столь же легко спорить с самой З. Кедриной, когда она выделяет определяющую черту, пусть даже такую общую, как использование и развитие всех возможностей советского эпоса. Кстати, многие формулировки З. Кедриной слишком аморфны, неконкретны: так, новаторство последних романов Ю. Трифонова, В. Кожевникова, Д. Гранина, Б. Полевого заключается, по мнению критика, «в реалистической глубине и свободе изображения действительности, слитности эпического и субъективного элементов в их повествовании».

Выделить одну черту – даже столь обобщенно-аморфную, как у З. Кедриной, – невозможно: каждый профессиональный критик легко приведет примеры, размывающие стройность схемы.

Я хочу сказать об одной из черт, характерных, на мой взгляд, для литературы последнего времени. Это – возросшая роль проблемности в нашей литературе. Опять-таки нельзя говорить, будто наша литература прежде не была проблемной, но изменения в нашей жизни за последние годы, особенно после XX съезда КПСС, освобождение от въедливой психологии «винтиков», стремление осмыслить причины и губительные следствия культа личности вызвали у литераторов особенно большой интерес к нравственным проблемам. Главной среди них я бы назвал, как и Л. Якименко, проблему гуманизма, ленинского отношения к человеку. Интерес к широкому кругу нравственных проблем, и прежде всего к проблеме гуманизма, свидетельствует: наша литература сумела правильно и сравнительно полно отразить духовную жизнь народа в последнее десятилетие. Проблемы совести, добра, доверия к человеку ставятся с такой остротой, обсуждаются с таким полемическим запалом, с какими они не только не обсуждались, но и не ставились – да и не могли ставиться – в годы культа личности.

И это вовсе не волна абстрактного гуманизма, как утверждают некоторые товарищи, а закономерный процесс восстановления важных моральных категорий, забытых или отвергавшихся в годы культа.

Что греха таить, в прошлые годы в некоторых книгах для молодежи главное проявление «настоящей дружбы» сводилось к тому, чтобы заявить на собрании, что друг где-то говорил не совсем то и не совсем так, как надо. Теперь эта «философия» взята под обстрел.

Однако в некоторых произведениях вдруг возникают старые мотивы. В «Сирене» В.