Софья Гурвич-Лищинер. Личность художника в творческом мире Осипа Мандельштама и традиции русской классики

Новая книга известного исследователя русской литературы Софьи Гурвич-Лищинер, автора монографий «Творчество Герцена в развитии русского реализма середины ХIХ в.» (М., 1994), «П. Я. Чаадаев в русской культуре двух веков» (М., 2006) и др., открывается двумя цитатами, принадлежащими ее главному герою (c. 11): «Кто <…> своею кровью склеит / Двух столетий позвонки?» («Век», 1922) и «И не ограблен я, и не надломлен, / Но только что всего переогромлен» («Стансы», 1935).

Пронзительные строки задают вдумчивый и серьезный тон размышлению о личности величайшего русского поэта ХХ века. Такой текст нетороплив, избавлен от позы автора-всезнайки и судьи, в нем нет места нарочитому козырянию эрудицией, словесным играм с заумными терминами, постмодернистской иронии надо всем и надо всеми. Автор книги, обобщая собственные многолетние исследования творчества Мандельштама и его перекличек с русской классикой, выстраивает стройную концепцию динамики личности поэта, отраженной в его поэзии, прозе, эссеистике и критике. Опорные моменты этой концепции обозначены названиями глав: «Революция и «внутренняя свобода» поэта — строителя культуры», «Вызов бесчеловечию «века» перед лицом Мироздания и Вечности» и др. Книгу пронизывает мысль о невозможности остановить поток творчества, движение личности и в то же время — о трагизме столкновения этого потока с безжалостным веком, «переогромляющим» человека. Стержнем, соединяющим личность и творчество, является «непреложная уверенность в прорывающей все преграды времени и пространства гуманистической, очеловечивающей роли культуры, ее сердцевины — поэзии — в судьбах мира, в ходе его истории, в утверждении суверенности личности и свободы духа» (с. 103).

С. Гурвич-Лищинер опирается в своей концепции личности Мандельштама на утвердившиеся в литературоведении представления о нем как о «поэте-философе» (В. Пяст), поэте, который «мыслил историей и культурой» (Н. Берковский), создавшем в своем творчестве некий «единый смысловой строй» с особой «осязаемой образной материей», пронизанной потребностью «исторически понять мировые культуры и найти им место в кругу русского культурного сознания» (Л. Гинзбург). В то же время в книге даны яркие новаторские интерпретации произведений поэта в контексте его собственных размышлений о «безмерном расширении личности» («Посох» и эссе «Петр Чаадаев»), о катастрофизме современной жизни («Париж» и переводы из Барбье), о единстве с историей, культурой и языком народа («Ленинград», «Колют ресницы. В груди прикипела слеза…» и др.). Исследователь остро полемизирует со многими одномерными или излишне субъективными высказываниями современных литературоведов. Так, на странице 21 дан убедительный ответ на точку зрения, высказанную в комментарии Л. Кациса. Этот пассаж из книги С. Гурвич-Лищинер может служить образцом корректной научной полемики, традиции которой, к сожалению, во многом утрачены в наше время.