«Сложный, вечно движущийся мир»

Леонид Новиченко, Не илюстрация – видкриття! Литературно-критични нариси и портрети, «Радянський письменник», Киев, 1967, 326 стор.

Сложность поэтического явления, многообразие его внутренних и внешних связей, бесконечное богатство взаимо- и противодействий, «неделимость» поэтического мира, встающая стеной на пути к аналитическому обнажению начал и конечных целей художественного творения, – все это постоянно заставляет мечтать о принципах исследования, которые могли бы привести к универсальному взгляду на произведение, к истине богатой, полной, не искаженной узостью и одномерностью. Речь идет об освоении литературоведением метода, о котором столь выразительно говорит Поль Лафарг: «Маркс… видел не только поверхность, он проникал внутрь, он исследовал составные части в их взаимодействии и в их взаимном противодействии. Он изолировал каждую из этих частей и прослеживал историю ее развития. После этого он переходил от вещи к ее обстановке и наблюдал действие последней на первую и обратно. Он возвращался затем к возникновению объекта, к его изменениям, эволюциям и революциям и доходил до его самых отдаленных действий. Он видел перед собой не отдельную вещь для себя, и в себе, без связи с окружающим, а целый сложный, вечно движущийся мир».

Весь положительный опыт нашего литературоведения представляется как процесс освоения диалектики предмета и соответствующего предмету метода изучения. Бесспорные успехи в этом направлении особенно заметны в работах последнего времени, где все явственнее ощущается стремление «проникать внутрь» и исследовать, «изолировать» и связывать явления, «возвращаться», «доходить», «видеть»- словом, объяснять явления, исходя из многообразия их связей, а не подходить к ним с готовыми схемами, всегда страдающими упрощением, убогой прямолинейностью.

К работам такого рода принадлежит книга Л. Новиченко «Не иллюстрация – открытие!». Книга » эта – не только итог многолетних штудий автора в области истории украинской советской литературы, но и практический результат настойчивых поисков новых литературоведческих принципов. О необходимости совершенствовать художественно-методологические основы литературоведения, смелее переходить «от раскладывания произведений по весьма примитивным тематическим полкам, от замкнутых внутренне-литературных характеристик к масштабному «прочтению» нашей литературы как героической истории духа советского человека, истории рождения и утверждения новых идейных, моральных, психологических, эмоциональных, эстетических ценностей» пишет Л. Новиченко во вступительном разделе своей книги. Мысли автора, опирающиеся на полувековой опыт развития науки, свидетельствуют об утверждении качественно новых представлений о задачах литературоведения, критики.

Охотно присоединяешься к автору, ратующему за появление историков и критиков литературы, способных «удивляться и открывать поэзию действительности для себя и для других», понимать «нелегкие судьбы, творческие пути, отмеченные сложностью и противоречивостью исканий», раскрывать и объяснять«драмы идей», а не «выпрямлять», упрощать трудные, сложные явления. Ведь на страницы исследований писатель должен прийти «как содержательная личность, как борец, деятель, строитель социалистической культуры, как человек с собственной судьбой, с собственными идейно-нравственными (а не только «чисто художественными») исканиями». Так вырисовывается в книге «идеальный» образ исследователя, полноценного литератора, «объединяющего в своем научно-художественном мышлении мир искусства и мир реальной действительности», – образ, скажем кстати, существующий уже не только в нашем воображении и «литературных мечтаниях», но и реально возникающий на страницах лучших работ.

Это очень непросто: объяснять творческое явление реальной действительностью и особенностями авторской личности. Это особенно трудно, когда мы обращаемся к творчеству современников. И когда это удается исследователю, читатель вместе с ним разделяет радость познания художественного богатства. В этом убеждает и книга Л. Новиченко.

Работа эта – сборник отдельных литературно-критических очерков и портретов. Книга, создававшаяся в течение ряда лет, без четкого предварительного плана, явилась результатом повседневного участия автора в живом литературном процессе, в решении насущных теоретических проблем. Этим обусловлена ее структура. Но высокий эстетический вкус критика, бескомпромиссные художественные критерии, его способность к теоретическому осмыслению литературного процесса определили круг наиболее значительных имен, явлений и проблем, благодаря чему разговор приобретает характер определенного итога.

Уже одни названия статей-разделов: «Эстетические уроки Довженко», «Что остается поколениям» (М. Рыльский), «Жажда видения и познания» (М. Бажан), «Искания и свершения» (О. Гончар), «Перечитывая Блакитного», «По ту сторону покоя» (Е. Плужник) и другие – говорят о последовательной тенденции исследователя решать важнейшие вопросы литературного развития на конкретном художественном материале, идти от практики мастеров слова к синтезу, к теории. Конечно, аналитическая часть книги могла быть еще богаче, иногда невольно сожалеешь, что за пределами ее остались статьи Л. Новиченко о таких выдающихся представителях украинской советской классики, как П. Тычина, М. Ирчан, А. Малышко, или – из молодых – Л. Костенко, И. Драч. Однако перед нами все же литературные очерки, а не история литературы. Кроме того, в суждениях критика, его выводах и положениях неизменно чувствуется гораздо более широкий фундамент фактов, чем тот, который непосредственно виден в книге.

Последовательное применение тех принципов анализа и оценок, о которых говорилось выше, объединяет в единое целое литературно-критические портреты и статьи, составившие книгу. Независимо от того, идет ли речь о явлениях, место которых в истории литературы уже прочно определилось, или же о так называемых «забытых» поэтах (Блакитный, Плужник, Влызько и др.), Л. Новиченко «читает» их на современном уровне нашего литературоведения.

Мастерство исследователя, плодотворность его принципов и эффективность приемов анализа особенно ощутимы, когда предметом внимания становятся сложные и богатые творческие индивидуальности, не вмещающиеся в обычные схемы недавнего времени, более всего требующие широкого и непредвзятого взгляда, неоднозначных оценок. Характерен в этом отношении творческий портрет Е. Плужника, наиболее удачный в книге.

Творчество Е. Плужника, яркого и самобытного украинского поэта 20 – 30-х годов, весьма противоречиво, в нем нашла отражение сложная и глубокая «драма идей», пережитая этим необычайно талантливым лириком. Непрочность и пассивность гражданской позиции, мотивы разочарования и пессимизма, прозвучавшие в его книгах «Дни», «Ранняя осень» и «Равновесие», – этого, казалось бы, вполне достаточно, чтобы объявить стихи Плужника упадочническими и «нетипичными» для эпохи, как это, кстати говоря, и делала критика 20-х годов.

Л. Новиченко не замалчивает слабые стороны его творчества, не упрощает сложный путь художника. Он изучает и объясняет причины, анализирует сложный комплекс социальных, индивидуально-психологических, биографических и литературных обстоятельств, которые в своей совокупности определили развитие поэта. Перед нами предстает творческая индивидуальность во всем богатстве внутренней жизни и внешних связей с действительностью. Слова, которыми Л. Новиченко определяет сущность художественных принципов Е. Плужника, как нельзя лучше характеризуют исследовательские принципы самого Л. Новиченко: он «умеет видеть разные стороны одного и того же явления, умеет поставить их в диалектическое столкновение между собой для того, чтобы более полной, богатой рождалась истина».

Путем скрупулезного и вдумчивого анализа поэтических образов, глубокого проникновения в обстоятельства жизненного и творческого пути критик создает полнокровный, всесторонний образ поэта. В поэзии Плужника порой звучит скепсис, но «даже из своей усталости, своей слабости он не делал позы, – он болел и мучился ею, прекрасно понимая ее поэтическую и человеческую несоразмерность». Плужник – поэт противоречий; но, замечает критик, «сильный не тот, кто закрывает на них глаза, а тот, кто трезво их постигает, для понимания их, для убежденного им противостояния». Плужник немало заблуждался, но заблуждался честно, и его стихи даже сегодня «хватают за живое, волнуют, мучат, мы не можем не ощутить в них зерна искренней человеческой правды». Плужник – мечтатель и созерцатель, но одновременно его стихи – «произведения пронзительного поэтического воздействия». «Плужник ущербен в такой же мере, как и самокритичен…» Можно было бы продолжить эти «но» и «однако». Тем не менее перед нами не цепочка непримиримых антитез, а сложное диалектическое единство противоречивых сторон одного явления.

Итак, резюмирует Л. Новиченко, «феномен Плужника показателен и характерен для некоторых групп интеллигенции, которые приняли Октябрь, приняли советскую действительность, но с трудом, с мучениями и болью пробивались к новому мировоззрению, новой «структуре» своих чувств и своему эстетическому отношению к жизни». Как отражение «переходной эпохи», как сгусток ее противоречий, творчество Плужника – здесь безусловно соглашаешься с критиком – отличается «глубокой социально-психологической типичностью и поучительностью».

В статье о Е. Плужнике критик, в сущности, заново открыл для читателя интересного, значительного поэта. Потому ли только, что творчество его до сих пор не было изучено с должной добросовестностью и глубиной? Но вот Л. Новиченко обращается к художникам, чье творчество уже получало, казалось бы, всестороннюю и полную оценку: А. Довженко, М. Рыльскому, О. Гончару, М. Бажану. И здесь критик каждый раз умеет по-своему, по-новому прочитать писателя, обогатить прежние представления о нем. Для Л. Новиченко каждый истинный мастер слова – проблема, которую невозможно решить раз и навсегда, ведь «историко-литературные оценки вообще развиваются, а то и меняются с течением времени». Проблемность литературных портретов Л. Новиченко не искусственная, она вытекает из сущности той или иной творческой индивидуальности, из необходимости дать ответ на назревшие вопросы текущего литературного процесса. Отсюда – умение найти верный ключ к исследуемому материалу.

В творчестве А. Довженко исследователя привлекли могучая индивидуальность писателя, масштабность его личности, оригинальность эстетических взглядов. В небольшой рецензии трудно изложить сложную, разностороннюю систему доказательств и фактов, из которой вытекает четкая и категорическая характеристика эстетики Довженко: «На Украине после Шевченко не было художника, у которого социальная глубина, революционный пафос, чрезвычайно острое чувство современности соединялись бы с таким народно-песенным и «античным» чувством прекрасного в жизни, в человеке, в природе. И в ряду великих зачинателей искусства социалистического реализма (если брать всесоюзный и международный масштабы) он выделяется особенной «роскошью» поэтического воссоздания прекрасного и высокого в народе, ставшем на путь революции». Здесь, в этой статье, интересны и тонкое объяснение оригинальной художественной манеры Довженко его общеэстетическими принципами, и весьма уместные многочисленные публицистические «выходы» критика, когда он связывает «мир искусства» и «мир реальной действительности». Вот один из многих возможных примеров: говоря о выдвигаемом Довженко принципе «прогнозного освоения действительности» и в связи с этим об особенностях отображении сельской темы в его творчестве, критик замечает: «Всю свою жизнь Довженко воевал против понимания, против эстетического восприятия крестьянина, тем более – крестьянина новой, советской эпохи, как декоративного пейзана или же (более современная модификация этого взгляда) как старательного продуцента-исполнителя, которого надо только постоянно «организовывать» и направлять и у которого будто бы и в мыслях ничего нет, кроме увеличения поголовья деловых поросят или своевременной прополки кукурузы…»

Порой мысли автора кажутся спорными, характеристики неполными. Можно заметить несколько снисходительное отношение критика к некоторым заблуждениям Довженко, представляющим собою дань общим заблуждениям того времени: крайности во взглядах на проблему конфликта (призыв «работать на положительных импульсах»), известное противопоставление жизненной «правды» и художественной «красоты». Вряд ли можно объяснять все это только «накладными расходами в борьбе… с «духами» иллюстративности и расплывчатой псевдореалистической описательности».

В других статьях, по нашему мнению, критик несколько прямолинейно выступает против лирического «самовслушивания», «интимного самоанализа». Впрочем, в таких случаях виновата недосказанность, нераскрытость тех или иных положений. Иногда критик (что, в общем-то, несвойственно ему) пытается превысить свою власть: он судит о произведении на основе своей, а не авторской меры художественных обобщений. Но все это – частные моменты, противоречащие общему духу книги.

Мастерский анализ образной структуры произведения, «обработка» фактов биографических, историко-литературные параллели и сопоставления, анализ социальных и общественных процессов современности, теоретические обобщения, рассуждения философского и публицистического планов – все это образует у Л. Новиченко прочный сплав. Стиль его рождается в «борьбе за истину»: он отличается непринужденностью и живостью изложения, образностью и точностью определений. «Нескончаемость творческих интересов и увлечений», «всесторонняя самоотдача себя обществу», «напряженность внутреннего развития», «неустанное внутреннее движение, глубинное самообновление и самоизменение»- из таких сжатых, тонко подмеченных критиком черт «составляется», например, творческий и человеческий облик М. Рыльского, поэта «неисчерпаемой человеческой доброты и «мирного», творческого жизнелюбия», «великой чувствительности к вечно новому цветению жизни», поэта «свободного и искреннего самораскрытия».

Лучшие из очерков и портретов Л. Новиченко безусловно заслуживают более подробного разговора. Здесь же были отмечены главным образом плодотворные принципы подхода к литературным явлениям, которые позволили Л. Новиченко создать истинно творческое исследование о выдающихся достижениях украинской литературы, раскрыть перед читателем интересные страницы истории человековеческих и художественных открытий, осуществленных советской литературой за полвека ее развития.

г.Киев