«…Словно старого друга встретил!» (Из писем читателей-фронтовиков писателям)

Литература Великой Отечественной войны, как и принявшая от нее эстафету в своих лучших образцах послевоенная литература о великом народном подвиге, -редкий, может быть, даже небывалый в истории пример единства писателя с читателем. Никогда еще за всю историю литературы «не устанавливался такой прямой, близкий, сердечный контакт между пишущим и читающим») ¹, – свидетельствовал в 1944 году Алексей Сурков. О том же, не сговариваясь, в один голос: Е. Долматовский («Здесь с героем придуманным автор друг на друга похожи лицом»), С. Гудзенко («Читатель твой и автор ходили вместе в бой»). В телепередаче, посвященной 60-летию газеты «Красная звезда», Е. Воробьев, вспоминая о поэтической и корреспондентской деятельности А. Суркова (скажем словами самого поэта: «Фронтовой бродяга – газетчик, Я в любом блиндаже родня»), спросил: мог ли написать Сурков свою «Землянку», если бы сам, выбираясь из окружения, отходя – сначала огородами, задами, а там и по минному полю – из подмосковной деревни Кашино, не испытал на себе, что значит: «а до смерти – четыре шага». И ответил: не смог бы!

Не только писатели ощущали это единство, с не меньшей силой ощущали и читатели. Отсюда – необыкновенная активность, «загруженность» обоих «видов», «каналов» связи: от писателя к читателю и от читателя к писателю. Но если связь по первому «каналу» шла через газету, радио, журнал, книгу (которую опять-таки переписывали – если не всю, то полюбившиеся страницы – десятки, а то и сотни читателей), то по второму «каналу» непрерывным потоком шла читательская корреспонденция. Каждое письмо – в одном экземпляре, а в сумме (если адресованы они были активно работавшему писателю) получалось их столько, что хоть совсем ничего не пиши, кроме ответов на письма, и то времени не хватит. Но писатели отвечали, пусть не каждому на его письмо, а всем сразу – новыми произведениями.

Предлагаемая здесь публикация – письма читателей-фронтовиков писателям в условиях, казалось бы, меньше всего способствующих переписке, – в условиях Великой Отечественной войны (исключение — письма С. С. Смирнову, они – более поздней поры). Однако, как ни странно на первый взгляд, никогда, повторим это вслед за Сурковым, двухсторонний контакт между читателем и писателем не был так многогранен, связь столь активна. Произведения советских писателей, а с ними и авторы этих произведений для фронтовиков – близкое, сердечное. «Как я обрадовался – словно старого друга встретил!» ² – писал с фронта Вере Инбер Г. Г. Лекутский по поводу ее поэмы «Пулковский меридиан». Замполит В. Брагин писал Суркову: «Пуля немецкого снайпера убила коммуниста Снежнова… Когда мы достали из кармана его гимнастерки партийный билет, из него выпал кусочек бережно хранимого листка газетной бумаги, залитого кровью. Сквозь яркие капли крови – строки стихотворения Алексея Суркова «Родина»… Многие из нас подумали в этот миг о любви советского бойца к Родине. Подумали и о другом – о силе Вашего слова, которое стало любимым у нас, любимым и долгожданным…» ³

За что любили читатели-фронтовики произведения близких им писателей, почему тянулись к ним?

Ответ почти идентичный (если не по словам, то по смыслу) дается во многих читательских письмах. Процитируем здесь для краткости лишь одно из них. Перед нами – отклик более поздней поры, очевидно, второй половины 50-х годов. Л. Обухова писала С. Смирнову по поводу его пьесы «Крепость над Бугом»: «…Я сегодня ночью читала Вашу пьесу – плакала и радовалась – потому что все это правда. Я знаю это лучше других: 22 июня застало меня на границе в отряде <…>. Когда кончаешь читать, хочется встать и так, стоя, встретить последние слова. Потому что все это правда, и в ушах звучат еще их живые голоса» ⁴.

Тем и сильна была литература времен войны и лучшие позднейшие произведения о войне – своей глубокой правдой. Приводимые здесь письма – наглядное тому свидетельство. Они интересны еще и тем, что показывают, как читатели во время войны поглощали любимые произведения и как они «подпирали» в определенных случаях близких им писателей не только фактами, подробной информацией, впечатлениями очевидца, но и размышлениями о профессиональном мастерстве, критериях, качестве художественного творчества.

Настоящая публикация подготовлена на основе материалов, хранящихся в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея. Письма 1, 2, 4 к Константину Симонову и письмо 1 к Алексею Суркову печатались в сборнике «Писатели в Отечественной войне 1941 – 1945 гг.» (ГЛМ, М., 1946) с некоторыми сокращениями и неточностями. Письма, составившие настоящую подборку, будут опубликованы в отдельных книжных изданиях, выходящих к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне: «Слова, пришедшие из боя», вып. 2-й (М., «Книга») и «Литература великого подвига», вып. 4-й (М, «Художественная литература»).

В составлении материала большую помощь публикатору оказали сотрудники Гослитмузея А. П. Николаев, И. Б. Таланова, А. А. Ширяева. Выражаю им свою искреннюю благодарность.

 

ВЕРЕ ИНБЕР

1

18 – II – 43 г.

Здравствуйте, уважаемая Вера Михайловна!

«Дорогой сын, если будешь в городе, узнай адрес Веры Михайловны и обязательно побывай у нее», – таков наказ матери, который я так хотел выполнить, но боевое задание не позволило мне встретиться с Вами. В городе я был всего несколько часов, а затем машины умчали меня на передний край обороны. Вы спросите меня, кто она и почему так хочет, чтобы я встретился с Вами. Постараюсь ответить: ни я, ни моя мать никогда не видели и не знали Вас, но тем не менее Вы являетесь старым нашим другом, которому слова признания, слова благодарности передаем только сейчас, когда прошло столько лет <…>.

Было это ночью на переднем крае. Я дежурил у телефона в дзоте. Ночь была темная. Далеко от нас слышался треск пулеметов. Ракеты усеяли все небо красивым фейерверком, рассыпаясь в темноте ночи. Меня сменили. Я пришел в свою землянку, а на столе уже ждали меня письма, газеты и небольшая стопка книг и журналов. Среди них я нашел отрывки из поэмы «Пулковский меридиан». Как я обрадовался – словно старого друга встретил! И тогда я понял, что это именно так. Как дороги были мне тогда эти строчки! Вы, как ткач, ткали свои умные, доходящие до сердца слова, а они миллионами сверкающих искр разлетались повсюду, неся в мир счастье и радость, стремление биться и побеждать. Мне дорого было все это, ведь все трудности я переживал вместе с Вами. В поэме сумели Вы так умело сплести и личное горе, и массовый героизм ленинградцев <…>.

Я надеюсь, что еще увижу Вас и расскажу о том, что не скажешь в письме, так как говорить хочется о многом, а вот бумаги мало.

Простите, что потревожил Вас своим письмом. Желаю Вам быть здоровой, создать еще много, много прекрасных произведений.

Гавриил Григорьевич Лекутский.

Фронт

ГЛМ, ф. 90, н-в. 2031/9, л. 1.

 

2

10.04.1943

Товарищ Инбер!

В газете «Лит[ература] и искусство» за 3 апреля я прочел о проходившем в ССП совещании⁵. Прочел напечатанные выступления И. Эренбурга, [Н.] Асеева и Ваше. Хотя, возможно, Вы получаете много почты, хочу Вам выразить и свое мнение о действенности нашей советской поэзии и прозы в тяжелое, но великое время. Верно Вы ответили Н. Асееву, что в полевых суммах носят Ваши стихи и что применение старых форм стиха не является застоем поэзии. Мне вначале тоже показалось странным появление «Фомы Смыслова» ⁶, но должен Вам сказать, что наши бойцы с удовольствием его слушают, ибо язык раешника им более понятен, чем, скажем, оригинальные по форме, верные по содержанию, но не всеми среди бойцов понимаемые стихи Асеева. А «Василия Теркина» Твардовского наши красноармейцы, сражающиеся в Смоленщине, сами родом из смоленских деревень, слушают очень внимательно. Пусть это наивно, но один из бойцов моего подразделения спросил у замполитрука однажды, жив ли сейчас Теркин и где он. Тот ему ответил, что Теркин убит. Боец пришел ко мне, и я ему прочел ту главу, где говорится о встрече Теркина с партизанами (может, есть и продолжение, но я его еще не читал). Боец решил, что Теркин действительно существует, что он, возможно, сейчас в той деревне, откуда он родом, а я не смел его в этом разуверить. Затем Ваши произведения в сборнике «25 лет Октября», – кажется «Молодежь Ленинграда», – я читал своим бойцам в землянке на огненной позиции, и чтение их иногда прерывалось командой «К бою!», и мы вели огонь <…>.

Согласен я и с Ильей Эренбургом, что [новая] «Война и мир» будет создана в свое время. Читали мы и «Радугу» Ванды Василевской, и рассказы К. Симонова, в газетах – Ваши стихи о Ленинграде и его славных защитниках. Хотя зачастую и нет времени отдохнуть, но всегда урвешь минутку прочесть хороший стих или рассказ и в этом находишь моральный отдых. Больше хороших произведений для фронта, товарищи писатели! Больше правдивости в них, больше чувства! Да здравствует наша победа!

С командирским приветом, лейтенант Зимборский.

ГЛМ, ф. 90, н-в. 2031/1, л. 1.

 

3

25 мая 1944 года.

Уважаемая Вера Михайловна!

Письмо Ваше мною получено давно, только боевая обстановка не давала возможности написать вновь и поблагодарить за него. Письмо меня сделало счастливым, еще больше подняло энергию и силу, и у меня в связи с Вашим ответом долго было праздничное настроение.

Моя приятельница, живущая в тылу, выразила как-то удивление, откуда я нахожу возможность во фронтовых условиях следить за Вашим творчеством, на что я имел в виду ей ответить: «Кто ищет, тот всегда найдет», – но, увы, за последние два месяца я не встретил в прессе колонок за знакомой мне подписью – Вера Инбер, – и я оставался огорченным, потому что наверное знаю, что Вы печатались, в частности, в «Правде» была помещена Ваша «Весна» ⁷, о которой я только слышал, а прочесть не удалось, не поймал газеты.

Проходит третья черемуховая военная весна. Я особенно помню первую черемуховую военную весну в 1942 году, под Гайтолово, восточнее Мги, когда все было новым, воспринималось ярче и острее. Среди частых свежих черных воронок на ветру, под разрывами снарядов и ярким солнцем, качалась убранная белыми цветами черемуха. Казалось, здесь, в этом боевом пекле, ей, такой юной, нежной и чистой, совсем не место, но она стояла в цветах, несмотря ни на что – ни на наше тяжелое в то время военное положение, ни на ложившиеся рядом с ней снаряды и мины, – такая девственная, улыбчатая, непокоренная. Своим непоколебимым жизнеутверждающим видом она шептала: «Нас не возьмешь», – придавая этим мне в какой-то мере уверенность, силы в трудных в тот момент условиях.

Сегодня я снова вижу черемуху в других военных условиях, ближе к Западу, неизраненную, она мне кажется и по возрасту более пожилой, таящей в себе какую-то мудрость, впитанную за войну <…>, хотя, конечно, черемуха не мыслит и каждую весну расцветает заново.

С удовольствием послал бы Вам букет из фронтовой молодой черемухи 1942 года или мудрой третьего года войны, но до Вас букету далеко.

Желаю успеха в Вашем творчестве и здоровья.

Гв[ардии] ст[арший] л[ейтенант] Анашкин.

ГЛМ, ф. 90, н-в. 2031/1, л. 1 – 2.

 

4

25.8.45 г.

Уважаемая т. Инбер.

Только 4 дня прошло, как я вернулась из армии (я зенитчица) и прочла ваш Ленинградский дневник. Несмотря на то, что все описанное Вами было мне знакомо, но вот и поэтому-то, читая, я снова переживала все сначала.

В то время, когда Вы, переживая трудности блокады, болели душой за Сталинград, мы, скромные защитники его, были там (не видя в этом ничего особенного, т. е. не приписывая себе особых заслуг). Нам казалось – все у нас обыкновенно, как и должно быть на войне. Мы думали о Вас, ленинградцах – героях-патриотах, с такой любовь о защищавших свой город.

Я очень прошу Вас, выступите и прочтите сами что-либо по радио. Мне хочется услышать Вас, мою любимую писательницу.

1. А. Сурков, Советская поэзия в дни Отечественной войны. Стенограмма публичной лекции, М., 1944, с. 10.[↩]
2. Государственный Литературный музей (в дальнейшем – ГЛМ), ф. 90, н-в. 2031/9, л. 1.[↩]
3. »Писатели в Отечественной войне 1941 – 1945 гг.», М., ГЛМ, 1946, с. 102 – 103. [↩]
4. ГЛМ, ф. 172, н-в. 2232/11, л. 1.[↩]
5. Творческое совещание о литературе Великой Отечественной войны состоялось в СП СССР 24 – 29 марта 1943 года. Отчет о нем публиковался в газете «Литература и искусство» в номерах от 27 марта и 3, 10 и 17 апреля 1943 года.[↩]
6. »Заветное слово Фомы Смыслова» С. Кирсанова печаталось без подписи автора Главным политическим управлением Красной Армии в качестве листовок. (См.: С. Кирсанов, Избранное, Гослитиздат, М., 1948. См. также выступление С. Кирсанова на X пленуме правления СП СССР, ЦГАЛИ, ф. 631, оп. 15, ед. хр. 665.) [↩]
7. Стихотворение В. Инбер «Весна» было напечатано в «Правде» 1 мая 1944 года.[↩]