Скрябин и Пастернак — переплетение судеб

Заповедь «Не сотвори себе кумира» не применима к юности. Кто лучше самого Пастернака может описать состояние благоговения, которое юный музыкант испытывал по отношению к Скрябину? «Скрябин-кумир», «Скрябин-божество» — вот лишь немногие эпитеты-ориентиры в мире Пастернака. Или, например, такое признание:

Дорогой из гимназии имя Скрябина, все в снегу. Соскакивает с афиши мне на закорки. Я на крышке ранца заношу его домой, от него натекает на подоконник. Обожанье это бьет меня жесточе и неприкрашеннее лихорадки [Б. Пастернак 1991: 151].

В той же «Охранной грамоте» Пастернак пишет: «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней — Скрябина» [Б. Пастернак 1991: 154].

Весной 1903 года дачу в Оболенском (под Калугой) снимали две семьи — семья Пастернаков и семья Скрябиных. Тем летом там разносились отрывки Третьей симфонии или «Божественной поэмы». «Предполагалось, что сочинявший такую музыку человек понимает, кто он такой, и после работы бывает просветленно ясен и отдохновенно спокоен, как Бог, в день седьмый почивший от дел своих. Таким он и оказался» [Б. Пастернак 1991: 304] — вот впечатление юного Пастернака о Скрябине — создателе «Божественной поэмы».

В то время Борису Пастернаку было двенадцать лет. Больше всего его поражала «свежесть духа» композитора, в чьих произведениях он чувствовал сумасшедшую смелость. «Божественная поэма» для него сливалась в образ свежестью дышавшего леса 1903 года.

В Оболенском завязываются дружеские связи двух семей. Скрябин часто совершает прогулки с Леонидом Осиповичем Пастернаком, во время которых беседует обо всех волнующих его вопросах — об искусстве, о жизни, о сверхчеловеке. В одном были всегда согласны два художника — «во взглядах на сущность и задачи мастерства» [Б. Пастернак 1991: 304].

После знакомства летом в Оболенском семьи очень сближаются, Вера Ивановна Скрябина — первая жена композитора — начинает вести переписку с Розалией Исидоровной Пастернак, матерью поэта. В. Скрябина очень хорошо понимает Р. Пастернак, ведь обе они — пианистки, признается ей, что все больше тяготеет к исполнению произведений мужа, искренне интересуется здоровьем детей Пастернаков, зовет провести лето вместе в Женеве. Вот одно из писем, опубликованное лишь в 2009 году:

Jeneve, Vesenaz, «Les Lilas»

18 мая 1904 года

Мы каждый день вспоминаем Вас и Леонида Осиповича, ужасно хотим Вас видеть. Как Вы намерены устроиться на лето? Не приедете ли сюда? Вы писали, что Леонид Осипович собирается за границу. Когда же состоится его поездка? Надеюсь, что он не минует нас. Саша постоянно вспоминает о нем с самым теплым чувством. — Напишите, дорогая Розалия Сидоровна, здоровы ли детки. Я с таким удовольствием вспоминаю прошлое лето, которое мы провели с Вами вместе <…>

Передайте мой поклон Леонид Осиповичу, Боре, Шуре; девочек нежно целую. Саша шлет Вам и Л. О. самый сердечный привет и еще раз повторяет, что сильно хочет его видеть.

Искренне преданная Вам В. Скрябина [А. Н. Скрябин... 167].

Взаимоотношения двух семей удостаиваются внимания в воспоминаниях брата Бориса Пастернака — Александра, будущего архитектора. Он пишет, что очень преданно относился к В. Скрябиной, которая была «воплощением доброты и душевной мягкости». А также — что Скрябины бывали дома у Пастернаков «запросто».

После разрыва композитора с женой В. Скрябина одна посещала дом Пастернаков. А. Пастернак считал, что Вера Ивановна лучше всех могла передать манеру игры Скрябина и была «единственной из московских пианистов, кто, исполняя скрябинскую музыку, играл истинно по-скрябински» [А. Пастернак: 107].

О дружбе семей пишет и Евгений Пастернак:

Александр Николаевич оценил дарование Розалии Исидоровны и стал приносить ей сочиненные пьесы, слушать их в ее исполнении.