С доверием к языку искусства
А. Турков, Поэзия созидания, «Советский писатель», М. 1962, 253 стр.
Статьи А. Туркова, появляющиеся в периодике, вызывают интерес оригинальностью критических суждений, умением их автора связывать Идейно-эстетический анализ художественных произведений с общим процессом литературного развития и общественными проблемами. Но чтобы полнее ощутить творческую личность критика, понять, что он хочет от литературы, каковы его идейно-эстетические принципы, надо прочесть все или по крайней мере главное из написанного им, прочесть сразу, вместе, то есть надо иметь в руках книгу.
И вот вышла книга статей А. Туркова «Поэзия созидания». Первая же статья – «Невыигрышный жанр» – посвящена литературной критике. Именно в ней автор объявляет войну серости и казенному стилю в критической литературе, «буквализму» и упрощенчеству в толковании поэтических образов, декларирует право и обязанность критики идти непроторенными путями, смело выдвигать острые идейно-творческие проблемы.
Читателю уже из первой статьи, являющейся своеобразным введением, ясно, что А. Турков хорошо понимает идейно-воспитательное значение «невыигрышного жанра» и полон стремления защитить достоинство и равноправное место критика в строю действующей армии писателей. Каким образом? Конечно же, своим личным участием в большом и общем деле развития критической мысли, в дальнейшей разработке и углублении эстетических принципов социалистического реализма.
Не скажу, что все статьи сборника равноценны и что в каждой из них А. Турков остается на уровне им же самим сформулированных требований к критике. Но все же в каждой статье критик обращается к тем или иным важным идейно-творческим проблемам, ищет их разрешения в анализе наиболее заметных явлений литературы.
А. Турков всегда конкретен, и в этом сила его критических суждений. Конкретен и публицистичен. Он лишь в том случае обнажает критическое перо, когда явления литературы и возникающие в связи с ними идейнотворческие проблемы, по его убеждению, имеют общественный интерес. Такова, например, полемическая статья о Маяковском – «Океан на карте поэзии», таковы статьи о Твардовском, о Леонове, о «Золотой розе» Паустовского.
Спор о Маяковском продолжается и ныне, и он, несомненно, связан с представлениями о роли и назначении искусства, о путях его дальнейшего развития. Вот почему одинаково неприемлемы как канонизация поэта, смазывание противоречий, сопутствовавших становлению ярчайшей поэтической индивидуальности Маяковского, так, с другой стороны, попытки противопоставить Маяковского-лирика Маяковскому – «агитатору, горлану, главарю», который якобы подавлял в Себе талант лирика, что и привело его к трагическому финалу.
Аргументированно отвергая обе эти концепции как ненаучные, искажающие творческий и общественный облик поэта, А. Турков видит в поэзии Маяковского органический синтез личного и общественного, лирической «исповеди» и социальной «проповеди». К такому синтезу поэт шел сложным и противоречивым путем, освобождаясь от мелкобуржуазных, анархо-индивидуалистических влияний в искусстве и политике.
Автор книги «Поэзия созидания» практикой подтверждает выдвинутый им тезис о доверии к языку искусства, включая в сферу своих интересов творчество писателей очень несхожих индивидуальностей, обнаруживая эстетическое чутье в раскрытии поэтических замыслов и хороший вкус. С таким подходом, опираясь на четкую идейную основу, А. Туркову удается расшатывать некоторые устоявшиеся в критической литературе неверные представления и выдвигать новые, более содержательные и эстетически убедительные концепции.
Когда А. Турков в полемике с рядом критиков выдвигает свое понимание образа Никиты Моргунка из поэмы А. Твардовского, увидев В его злоключениях «не… оплошность простака, а кризис мировоззрения», то его взгляд на «Страну Муравию» мне представляется более историчным и проникающим в замысел автора, чем некоторые критические толкования с акцентом на чудаковатости героя, на добродушной и веселой сказочной иронии поэта по отношению к нему.
Нет же, «Страна Муравия» – это не сказка, а жизнь, широкая картина реальной жизни. Критик делает важный вывод, что в «Стране Муравии» нет ничего заведомо«сказочного», но что Твардовский использовал в ней поэтику сказки, что в строе поэмы своеобразно преломились «аллегоричность сказки, склонность ее к сгущенной, концентрированной, часто фантастически гиперболизированной передаче событий и обстоятельств, существующих в жизни в менее «проявленном» виде».
Раскрывая секреты «простого стиля» А. Твардовского, убеждаясь и убеждая, «какая она сложная, эта мнимая простота», А. Турков высказывает еще одно принципиально важное суждение о «симфонизме» крупных его произведений, в частности «книги про бойца», поэм «Дом у дороги» и «За далью – даль». Критик называет «симфонизмом» то качество поэзии А. Твардовского, которое более многословно, но не менее приблизительно можно было бы охарактеризовать как многотемность и многокрасочность, спаянные единством и внутренней стройностью замысла. Жаль, что разговор этот только начат, хотя именно «За далью – даль», наиболее «симфоничное» из произведений А. Твардовского, дает материал для продолжения разговора, позволяет выявить не только «симфонизм», но и – если и дальше использовать музыкальную терминологию – контрапункт. Новое крупное произведение А. Твардовского гармонично и подвижно в этой гармонии, и это одна из особенностей его поэтического стиля.
Серьезный идейно-эстетический анализ творчества писателя или отдельных значительных произведений литературы невозможен в изоляции от историко-литературного процесса. Эта литературоведческая аксиома, многократно и охотно повторяемая, все еще, к сожалению, находит подтверждение в негативных примерах. В этом смысле статьи А. Туркова о В. Луговском и Б. Горбатове служат примером сочетания вдумчивого и добросовестного историко-литературного исследования с живой современной критической мыслью. Очерк о В. Луговском кажется мне успешной попыткой на широком историко-литературном фоне осмыслить противоречивый и сложный и в то же время последовательно восходящий к своей вершине – «Середине века» – путь поэта.
Кое в чем и здесь можно не соглашаться с А. Турковым, ну, например, с обедняющим замысел поэта утверждением, что спор с Цветковым «Как человек плыл с Одиссеем». – А. М.) составляет едва ли не главное содержание «Середины века», или с тем, как он трактует характер героини поэмы «Москва. Бомбардировочные ночи», не заметив его схематизма и немотивированности. Но в целом концепция творчества В. Луговского, характеристика идейно-творческой эволюции поэта оснащены хорошей аргументацией.
Статьи А. Туркова написаны в боевом, темпераментном, публицистическом стиле. Он умеет в нужном месте перевести разговор из плана эстетического в социальный, – добиваясь более четкого и верного осознания идейного содержания художественного произведения, Хочу привести одно место из статьи «Действенная летопись», из довольно большого публицистического отступления, помогающего осмыслить характеры героев «Чудотворной» В. Тендрякова, чтобы дать некоторое представление о публицистическом стиле А. Туркова.
«Религия паразитировала на теле народа не только «вещественными» поборами, – пишет критик, – она долгие века снимала пенки с духовной жизни народа. Возведению затейливых церковных зданий, поразительной по проникновенности живописной трактовке библейских сюжетов отдавали всю свою не находившую иного выхода даровитость выходцы из народа. Цвет их мыслей и чувств, прорвавшийся даже сквозь тьмы и тьмы религиозных догм и ритуальных запретов, был затем с благостным лицемерием присвоен святыми отцами, которые отвели творцам всемирных шедевров более чем скромную роль «орудий божьего промысла». И народ, вдохнувший в божественных истуканов душу живу, простодушно уверовал, что это его облагодетельствовали, и, как Пигмалион, почтительно благоговел перед собственным созданием».
Публицистический и полемический темперамент играет не последнюю роль в том, что А. Турков без всякого «идолопоклонства» подходит к оценке произведений самых крупных писателей, не боясь прямых и резких критических суждений, если они, по его мнению, необходимы. Чего греха таить, не только перед классиками, но и перед теми, кто «в классики намечен», наша критика частенько шаркает ножкой, старательно и скрупулезно отмечая все их удачи и все то действительно талантливое, что ими сделано, но стыдливо замалчивая недостатки или преподнося их с таким гарниром оговорок и реверансов, что и сами недостатки кажутся уже чуть ли не достоинствами. Этот обветшавший критический политес, особенно культивируемый на устных обсуждениях и дискуссиях и проникающий порою в печать, пора наконец предать анафеме!
Самый верный тон разговора критика с писателем может быть найден на основе равенства, а не заискивания, доброжелательной требовательности, а не «идолопоклонства». Именно в таком тоне выдержаны лучшие статьи А. Туркова. Порою, правда, кажется, что он даже излишне суров, как, например, в оценке романа Л. Леонова «Русский лес». Случилось так, что, видимо, критический пафос слишком увлек А. Туркова, помешал ему развернуть разговор о художественном своеобразии этого произведения.
Горячо выступая против упрощенчества и буквализма в критическом анализе художественных произведений, сам А. Турков все-таки тоже на этом споткнулся, но, по-моему, только однажды. Критик с полным основанием опровергает глубоко ошибочные представления о Василии Теркине как о традиционном якобы образе бывалого русского солдата, но какова его аргументация? Он сравнивает Теркина с дедом, бывшим солдатом «той войны» (глава «Два солдата»), и утверждает, что «Твардовский отдает предпочтение сноровистому Теркину». А на каком основании так судит критик? Да не том, видите ли, что часы-то у деда стояли, а Теркин их отремонтировал.
«То, что для Теркина не представляло, видимо, особого труда, – пишет А. Турков, – кажется деду просто непостижимым. Недаром, на его взгляд, Теркин прямо-таки колдует над часами – «дунул, плюнул», ну точь-в-точь как чародей из сказки!
Глава «Два солдата» свидетельствует, что между служивым старых времен и советским бойцом при несомненном их сходстве существуют и серьезные различия».
Это вот и есть пример упрощенного толкования поэтических образов, справедливо отвергаемого критиком, но – увы – проскользнувшего в его статью об А. Твардовском.
Стиль книги А. Туркова местами утяжеляет излишне демонстрируемая эрудиция, многочисленные ссылки и цитирование. Автор начитан в различных областях знаний, поэтому он легко припоминает к случаю слова великого биолога или шахматиста, писателя или философа, и в большинстве случаев это помогает четче выявить мысль, уточнить позицию. Но бывает и так, как, например, в начале статьи «Действенная летопись», где для утверждения в общем-то довольно бесспорной мысли о необходимости для художника – глубоко и скрупулезно изучать народную жизнь в самых ее истоках буквально на полутора страничках» упоминаются или цитируются семь различных авторов. Право же, в таких случаях не обязательно пускать в ход тяжелую артиллерию цитат и ссылок.
Книга «Поэзия созидания» дала нам случай поближе познакомиться с интересным, остро мыслящим, темпераментным критиком.
Нельзя не порадоваться, когда на книжных полках, рядом с книгами ветеранов советской критики, занимают место сборники статей критиков послевоенного поколения, В прошлом году вышла книга В. Огнева «Поэзия и современность» – одно из наиболее интересных критических вторжений в мир современной поэзии. В этом году – книга А. Туркова. Немного пока? Да, тем более что и этих критиков «подпирает» совсем молодое поколение, активно проявившее себя в последние годы. Вероятно, возможности издательства «Советский писатель» в выпуске критической литературы далеко не исчерпаны, и скоро мы познакомимся с новыми книгами критиков разных поколений, в том числе и самых молодых.