Русско-итальянские литературные связи в прошлом и настоящем
Lasorsa, Pagine di slavistica italiana. Carlo Tenka e Il Crepuscolo, Roma, Luccarini ed., 1979.
Среди всех западноевропейских стран, где в течение последних трех десятилетий стремительно возрос читательский и исследовательский интерес к русской литературе, одно из ведущих мест занимает Италия. Прочную и перспективную научную традицию русистики заложили в Италии еще в довоенный период такие выдающиеся знатоки русской словесности, как Э. Ло Гатто, Л. Пачини-Савой, В. Джусти, Д. Мавер. В течение многих лет они читали курсы истории русской литературы в крупнейших университетах страны; их работы, посвященные творчеству русских классиков, занимают почетное место в мировой славистике. Второе поколение итальянских русистов, выдвинувшееся в 50-е годы, – Э. Баццарелли, А. Мавер-Ло Гатто, Н. Каухчишвили, М. -Б. Лупорини, Б. Граччотти, – также сочетает исследовательскую работу с преподаванием; оно вырастило новую когорту молодых ученых – энтузиастов изучения и пропаганды русской литературы в Италии. Непрерывно растет число студентов на славянских отделениях университетов Рима и Болоньи, Флоренции и Урбино, Генуи и Неаполя, Милана, Турина и Бергамо, Венеции и Триеста, Бари и Катании. Очень сильно в Италии направление марксистской русистики; слависты внимательно следят за работами советских литературоведов, опираются на них в своих исследованиях.
В ряду многочисленных трудов итальянских славистов особое внимание привлекают работы, исследующие историю русско-итальянских литературных связей, восприятия русской литературы в Италии и итальянской литературы в России. Назовем несколько наиболее значительных монографий: «Судьба Достоевского в Италии» (1947) А. Гуарньери-Ортолани, «Знакомство со славянским миром в Италии» (1958) А. Кронна, «Сильвио Пеллико в России» (1963) и «Италия в творчестве Вяземского» (1965) Н. Каухчишвили, «Батюшков, поэт меж Россией и Италией» (1970) М. Варезе, «Русские в Италии – с XVII века до наших дней» (1971) Э. Ло Гатто, «Итальянский футуризм в России» (1973) Ч. Де Микелис и др.
Проблематике взаимосвязей посвящены работы итальянской славистки Клаудии Ласорсы, доцента кафедры русского языка и литературы Римского университета. К. Ласорса в свое время стажировалась и преподавала в Ленинградском университете, прекрасно владеет русским языком, любит и тонко понимает русскую литературу. В СССР в 1974 году были опубликованы ее статьи «Первый этап знакомства с Пушкиным в Италии» и «К истории изучения Пушкина в Италии». В 1979 году в Италии издана монография К. Ласорсы «Страницы итальянской славистики. Карло Тенка и журнал «Крепусколо».
Книга К. Ласорсы посвящена деятельности известного итальянского литературного критика, видного участника национально-освободительного движения и революции 1848 года миланца К. Тенки, немало сделавшего в середине XIX века для изучения русской литературы.
Весной 1847 года, в период нарастания революционных настроений в Италии, Тенка выступает сначала с публичной лекцией, а затем со статьей «О славянских литературах», в которой стремится найти общие черты становления и исторического развития чешской, польской, русской и сербохорватской словесности. В 1852 году Тенка публикует в основанном им после поражения революции 1848 – 1849 годов журнале «Крепусколо» серию из шести статей под общим названием «О русской литературе». Это был первый обобщающий и концептуальный обзор истории русской словесности от Ломоносова до Пушкина с отдельными экскурсами в более ранние периоды («Слово о полку Игореве», памятники литературы Петровской эпохи). В основу своей работы итальянский критик положил историко-литературную концепцию первых четырех статей Белинского из его цикла «Сочинения Александра Пушкина», с которыми он имел возможность познакомиться по книге славянского филолога Я. -П. Иордана «Краткий очерк истории русской литературы», вышедшей в Лейпциге в 1843 году на немецком языке. Таким образом, благодаря трудам Тенки Италия в 50-х годах прошлого столетия получила представление о движении литературных идей в России, чем частично ликвидировалась хронологическая несоразмерность итало-русского литературного обмена предыдущего периода. И весьма знаменательно, что это «узнавание» русской литературы происходит в Италии в обстановке подъема национально-освободительного движения Рисорджименто, которое так горячо поддерживала передовая русская общественность.
К. Ласорса ставит перед собой задачу не просто ознакомить современного итальянского читателя со статьями более чем столетней давности, но выявить » них своеобразный, чисто итальянский аспект восприятия литератур славянских народов, особенно русской, показать истоки того особого внимания, которое проявляла передовая Италия того времени к культуре славянского мира. Во введении К. Ласорса подчеркивает, что острая заинтересованность миланского критика путями развития славянских литератур определялась его эстетическими взглядами: литература, с точки зрения Тенки, – социальный фактор, тесно связанный с исторической ситуацией; критика должна быть боевой и гражданственной, воспитывать национальное сознание. Поэтому Тенка был очень чуток к тем прогрессивным культурным и общественным явлениям, в которых нуждалась Италия, боровшаяся за национальную независимость и демократические свободы. И закономерно, что его привлекал опыт становления литератур славянских стран – литератур, отражавших народную жизнь и национальный характер. Славистскими работами Тенки, пишет К. Ласорса, руководит дух Рисорджименто, в известной степени «бравшего на вооружение» культурный опыт России и Чехии, Сербии и Хорватии.
Такого рода целенаправленный интерес к славянской культуре начинает складываться у передовой итальянской общественности уже с конца 20-х годов, когда флорентийский журнал «Антология» напечатал несколько заметок и статей о русской литературе, рассмотрев ее, как отмечает К. Ласорса, «в общеевропейском ракурсе». Эпиграфом к одной из глав К. Ласорса поставила слова: «Луч живительный и плодотворный».
Так отозвался Никколо Томмазео, итальянский филолог XIX века, о Пушкине в своей статье 1828 года, высоко оценив значение творчества великого русского поэта для западных литератур. Здесь же, в приложении, К. Ласорса публикует чрезвычайно интересный архивный документ-письмо из Москвы к издателю «Антологии» Дж. Вьессе от графа Миньято Риччи, одного из первых переводчиков Пушкина на итальянский язык. Как известно, Риччи несколько лет жил в России, посещал салон княгини З. Волконской. В своем письме от февраля 1828 года, незадолго до своего возвращения в Италию, Риччи высоко отзывается о русской поэзии, которая «уже в X веке обещала ту возвышенность, каковой достиг с течением времени сей язык, столь поэтичный и богатый оттенками» (стр. 155). Упомянув о безызвестных авторах старинных русских национальных песен, отличающихся силой образности, простотой поэтического языка и народным характером, Риччи выражает желание познакомить Италию с творениями русских поэтов нового поколения, которые «со славою упражняют свой талант на столь богатом и гармоничном языке» (там же). Для начала он высылает Вьессе свои переводы четырех стихотворений: оды «На смерть князя Мещерского» Державина, «Смерти Байрона» Веневитинова, большого отрывка из «Певца во стане русских воинов» Жуковского и, наконец, «Демона» Пушкина, которого называет «царственным гением» и добавляет, что его творчество, обнимающее различные области поэзии, заслуживает отдельной пространной статьи. «Если после этого краткого обзора соотечественники сочтут мой замысел сколько-нибудь интересным, то я с усердием продолжу труды, дабы познакомить Италию с литературой, доселе почти неизвестной в Европе», – пишет в заключение Риччи.
Как сообщает К. Ласорса, Вьессе отклонил предложение Риччи: высказав желание опубликовать в своем журнале статью о русской литературе, он полагал, что Риччи не обладает достаточным опытом критика и переводчика, требующимся для подобной работы. В отличие от него автор монографии считает, что для Италии тех лет были бы небесполезны и краткие наблюдения Риччи. Но так или иначе подобная строгость флорентийского издателя свидетельствует о том, насколько серьезно относился он к освещению русской литературы на страницах «Антологии».
Остается, пожалуй, лишь сожалеть, что К. Ласорса не рассказала более подробно об упомянутой ею статье М. Сарторио «Русская поэзия» (1839) и о биографии Пушкина (1842) Э. Вольтанколи, тем более что двадцать лет спустя в Италии имели хождение искаженные и тенденциозные версии о жизни и гибели Пушкина.
Центральные главы монографии посвящены подробному разбору работ Тенки (1847 – 1852 годов) о славянских и русской литературах. Как справедливо подчеркивает автор, Тенка стремится познакомить Италию с историей славянских народов, создающих свою самобытную культуру. Критик говорит о кипучей жизненной энергии славянских народов, «требующих своего места на пиршестве европейской цивилизации» (стр. 34). Он усматривает схожие (мы бы теперь сказали, типологические) моменты, сближающие славянский литературный процесс с устремлениями литературы Рисорджименто: развитие национального языка и фольклорных традиций, необходимость освещения общенародных страданий и чаяний, избавление от подражательности. Выражением «национального духа в литературе» для Тенки является романтизм, проникнутый свободолюбивыми идеями.
Особенно подробно К. Ласорса останавливается на цикле статей Тенки «О русской литературе». Обильно цитируя автора, она стремится дать ясное представление о замысле его работы (а быть может, заодно напомнить современному итальянскому читателю некоторые малознакомые имена русских поэтов прошлого века). В изложении К. Ласорсы становится ясно, что принцип исторического подхода к русской литературе, деление ее развития на периоды Теша почерпнул, как уже говорилось, у Белинского (домонгольская эпоха, ломоносовский, державинский, карамзинский и пушкинский периоды); круг имен писателей и основные их характеристики у Тенки и Белинского также в основном совпадают. Тенка говорит о роли писателей Петровской эпохи, о величии и гениальности Ломоносова, о творчестве Державина; в рамках карамзинского периода Тенка рассматривает развитие русской поэзии, связывал движение литературных жанров с изменениями в жизни обществе! и, с другой стороны, с теми сдвигами, которые произошли в русской культуре под влиянием творчества Карамзина. Крылов назван в работе Тенки «самым национальным из русских поэтов». Высоко оценен Жуковский, внесший в романтические тенденции колорит русской народной поэзии.
Две последние статьи Теши, специально посвященные творчеству Пушкина, К. Ласорса разбирает в отдельной главе, подчеркивая исключительно высокую оценку, которую дал итальянский критик великому русскому гению и его влиянию на развитие русской литературы, цитируя ряд тонких замечаний Тенки о пушкинской поэзии. Однако автор монографии не указала на ряд фактических ошибок в этой работе Тенки, который к тому же попал под влияние французской либеральной критики этого времени и, не имея прямых источников, вынужден был многое узнавать из вторых рук. Так, Тенка не был знаком с основным ядром пушкинских статей Белинского. Говоря о весьма противоречивом воздействии на Тенку статей Мицкевича позднего периода, К. Ласорса, к сожалению, забывает, что этим влиянием не исчерпываются многие моменты произвольной и субъективной интерпретации творчества Пушкина в последних статьях Тенки. Достаточно сказать, что и в «Евгении Онегине», и в «Полтаве» Тенку интересует лишь любовный сюжет. Приходится признать, что статьи Тенки о Пушкине не способствовали в достаточной степени знакомству итальянцев с великим поэтом. Думается, что в монографии К. Ласорсе следовало бы об этом сказать более определенно.
Одно из немаловажных достоинств работы К. Ласорсы – подробные примечания о многочисленных русских и славянских писателях, упоминаемых в тексте. Но в ряде случаев остается пожелать большей точности в характеристиках. Так, Карамзин почему-то назван «писателем-эклектиком» (стр. 60), не упомянута его роль в создании русской сентиментальной прозы. О Лермонтове говорится: «русский поэт-романтик, байронианец… Его роман «Герой нашего времени» предвосхищает реализм великого русского романа» (стр. 60). Не может не удивить примечание к «Тарасу Бульбе», которого Тенка в те поры назвал «казацкой поэмой Тарас Була» (!), считая произведение Гоголя народной былиной. К. Ласорса пишет: «Тарас Бульба» – сочинение Гоголя, историко-эпический роман, воссоздающий жизнь полукочевых казаков» (стр. 62).
И все же эти критические замечания не умаляют значения работы К. Ласорсы, которая, изучая историю русско-итальянских литературных связей, плодотворно продолжила прочную научную традицию, столь актуальную для современного культурного обмена.