№2, 1982/Обзоры и рецензии

Русский роман 40–60-х годов XIX столетия

Н. А. Вердеревская, Русский роман 40 – 60-х годов XIX века, Изд. Казанского университета, 1980, 136 с.

Книга Н, Вердеревской – это исследование сложного и неоднозначного явления русской культуры – романа XIX столетия, Рецензируемая работа охватывает примерно два десятилетия его истории – но как значительна эволюция, произошедшая в литературе за этот период, насколько качественно изменился жанр романа! Книга Н. Вердеревской посвящена «разработке теории романа, выявлению общих типологических связей на основе конкретного случая», конкретного произведения. Поставленная задача непроста прежде всего самим объектом исследования, – ведь, как отмечает Н. Вердеревская, «роман – та область литературы, которая стоит в центре внимания любого исследователя, занимающегося изучением историко-литературного процесса XIX и XX веков» (стр. 3). Перед читателем серьезный труд, в котором автор предлагает свою версию становления русского романа середины XIX века.

Пять глав книги посвящены наиболее важным этапам в развитии жанра: варианты жильблазовского романа в начале 40-х годов, следующее десятилетие – период господства «линейно-биографического романа частных судеб», многообразие жанровых форм романа в начале 60-х годов.

Русская культура, и в частности литература, – явление, для автора принципиально отличающееся от западной, и в каждом отдельном случае Н. Вердеревская старается найти национальные приметы, определившие поэтику романов XIX века.

В первой главе автор рассматривает влияние романа Лесажа «История Жиль Блаза из Сантильяны» на русскую литературу XIX века, Роман жильблазовского типа, пишет автор, знает героя, но не знает личности, знает похождения и приключения, но не знает развития, главное движение здесь – это движение в пространстве. Роман подобного типа утвердился в русской прозе в первой трети столетия и, как отмечает Н. Вердеревская, стал тем «трамплином, который пыталась использовать ранняя натуральная школа для создания большого эпического полотна» (стр. 21).

Русская проза начала XIX века попыталась использовать в своей поэтике сформировавшиеся уже законы жильблазовского романа. Особенно сказалось это на творчестве писателей, отнесенных автором книги к потоку так называемой «низовой» романистики: это «Российский Жилблаз» В. Нарежного, «Иван Выжигин, или Русский Жилблаз» Ф. Булгарина, «Вакх Сидоров Чайкин…» В. Даля, незавершенный роман Н. Некрасова «Жизнь и похождения Тихона Тросникова»; к этому же направлению примыкают роман «талантливого эпигона» Н. Кукольника «Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова» и последнее произведение, запоздавшее в своем появлении почти на десятилетие, – «Приключения, почерпнутые из моря житейского» Ф. Вельтмана. Все эти романы, различные по своим художественным достоинствам, справедливо объединены автором книги по принципам внутреннего построения.

Русский нравственно-сатирический роман жильблазовского типа создал образ российского пикаро, нарисовал картину его странствий по жизни, – успех у публики оказался неслыханным. Этот неожиданный успех допыталась использовать и вся «низовая» беллетристика: после выхода в свет продолжения булгаринского «Ивана Выжигина» появляются «Хлыновские степняки Игнат и Сидор, или Дети Ивана Выжигана» и «Смерть Ивана Выжигина» А. Орлова, роман Гурьянова «Новый Выжигин на макарьевской ярмарке», роман Г. Симоновского «Русский Жилблаз, похождения Александра Сибирякова или школа жизни»…

Каждое из этих произведений отличается прежде всего механическим воспроизведением уже известной схемы. И тем не менее российский пикаро на несколько десятилетий определил литературную моду.

В 1844 году на страницах журнала «Современник» была объявлено о том, что скоро появятся в печати автобиографический роман Н. Некрасова. Однако роман не был напечатан, были опубликованы лишь отрывки из первого варианта, «Жизнь и похождения Тихона Тросникова» так и остались незаконченным произведением. История создания этого романа дает Н. Вердеревской возможность проследить, как и отчего романы жильблазовского типа постепенно становятся анахронизмом, тормозят дальнейшую эволюцию жанра. Не цензурные соображения остановили Некрасова на полпути, заключает Н. Вердеревская, а то, что «Некрасов сам чувствовал: формы его романа устарели и не отвечают потребностям момента. Да, если бы роман о Тихоне Тросникове появился в 1843 – 1844 годах, он мог стать заметным явлением в литературной жизни начала сороковых годов. Но в 1847 – 1848 годах положение было уже иным…» (стр. 41). Хотя Некрасов, в отличие от предшественников, не так слепо следовал образцам европейского плутовского романа – география его произведения ограничена лишь Петербургом, в нем нет нравоучения и дидактизма, – все же этого оказалось недостаточным, чтобы преодолеть схему и путы старого жанра, сказать в российской романистике принципиально новое слово. Это слово, в рамках того же романа, жильблазовского типа, сказал Гоголь. Н. Вердеревская пишет, что совершенно неожиданным «с нашей сегодняшней точки зрения представляется сближение с романом жильблазовского типа гениальной поэмы Н. В, Гоголя «Мертвые души» (стр. 28). Я не думаю, что это сопоставление столь уж неожиданное. Интерес к творчеству Гоголя вырос в последнее время необычайно, причем именно поэтика, метафоричность, сложные переплетения традиций его прозы стали предметом серьезных исследований, сплошь да рядом возникают на этом пути разные толкования. Поэтому всякое желание спуститься глубже зримых пластов поэтики Гоголя вызывает уважение и заслуженное внимание.

Автор книги верно отмечает, что, может быть, одна из причин читательского успеха заключается в том, что новая поэма Гоголя «соотносилась в сознании читателя с привычными впечатлениями от романа жильблазовского типа», (стр. 30). Такая соотнесенность подтверждалась и заглавием поэмы «Похождения Чичикова…»; и Н. Вердеревская поясняет: эта половина названия гоголевской поэмы принадлежит не Гоголю, ее предложил цензор, который, изменяя таким образом заглавие, тоже пытался подтянуть новое произведение к известным уже традициям…

Продолжая исследование российского жильблазовского романа, автор выявляет в его поэтике как традиционные, так и качественно новые элементы. Анализ второго тома гоголевской поэмы открывает следующую главу рецензируемой книги, речь в которой идет о линейно-биографическом романе, как определяет его Н. Вердеревская…

Действительно, важные изменения в структуре романного жанра отчетливо видны при сопоставлении двух томов гоголевской поэмы: прошлое Чичикова, считает Н. Вердеревская, не индивидуализировано – герой первого тома выступает прежде всего как определенный художественный тип; герой второго тома – Тентетников – уже имеет собственную предысторию (которой в поэме отведена целая глава). Так в литературном герое начинает проявляться личностное начало и одновременно с этим возникает новая разновидность романного жанра – линейно-биографический роман, в котором на первый план выходит исследование личности героя. Романы этого типа: «Обыкновенная история» И. Гончарова, «Кто виноват?» А. Герцена, «Тысяча душ» А. Писемского – анализируются в следующей главе.

Н. Вердеревская верно отмечает важную композиционную особенность линейно-биографического романа – временную протяженность. Меняется и позиция автора в произведении: он превращается в «иссле

дователя и комментатора» происходящих событий: писатель «должен обозревать покойным и светлым взглядом жизнь…», – приводит Н. Вердеревская мысль Гончарова из «Обыкновенной истории». Этим «покойным взглядом» романиста объясняет Н. Вердеревская и рационализм, логичность и «доказательность» всех сюжетных поворотов, всех действий и поступков героев Герцена, Писемского и Гончарова.

Эти изменения в поэтике романного жанра оказали серьезное влияние и на критическую мысль середины прошлого века. «Критика, – пишет автор, – и прежде всего революционно-демократическая, требует от писателя четко сформулированного ответа на вопрос: почему? как сложился характер героя? какие социальные причины определяют его поведение?» (стр. 70). В то время Писарев отмечал, что ‘Добролюбов и Чернышевский разумом разбили эстетику как нечто самоценное, в душе же эстетику любили… Такое превосходство разума над чувством приводило к тому, » что критика 60-х годов, даже в лице лучших своих представителей, считала сложившуюся структуру романа чуть ли не единственно возможной для реалистического произведения. А между тем литературная атмосфера изменилась. Изменения эти в меньшей степени коснулись «срединной» романной беллетристики (романов Авдеева, Евг. Тур, Карповича, Панаевой, Студэинской, Зарубина, Боборыкина и др.) – изменения произошли на уровне «большой» литературы: в течение нескольких лет один за другим выходят в свет романы Тургенева, выходит роман Чернышевского «Что делать?»…

Не традиционность романа Чернышевского была воспринята многими современниками как отсутствие художественного дара у его сочинителя. На самом же деле все было не так просто. Справедливую мысль высказывает Н. Вердеревская: не долгий процесс формирования личности, как было в романах предшествующего направления, интересует Чернышевского-прозаика, а человек в его антропологической сущности, человек, к которому не пристает «грязь и пошлость» среды, – он в основах души своей добр и справедлив. Традиция английского просветительства, к которой восходит поэтика романа, уже тогда считалась, пишет автор книги, анахронизмом, что же говорить о сегодняшнем дне?.. Кроме того, Чернышевский и в качестве писателя, сочинителя романа, остается все-таки просветителем, «проповедником слова», проповедником истины, а в какой форме и насколько совершенно записана эта истина – другой разговор. В ракурсе исследования Н. Вердеревской не традиционность поэтики Чернышевского служит доказательством сложности того процесса, которым шла русская проза к главным ее вершинам. Роман «Что делать?» – важный этап на этом пути.

Наконец, автор нового исследования о романе XIX века подходит к творчеству Тургенева: ему посвящены две главы книги – «Субъективный роман» И. С. Тургенева» и «Отцы и дети» как роман кульминации личности». Старые схемы линейно-биографических романов одна за одной рушатся под пером Тургенева, не выдерживают «нагрузки субъективности», по словам Н. Вердеревской. Тургенев не исследует жизнь, он ее «воспроизводит», в романах его нет дидактизма, нет прямого обращения к читателю, нет того тесного соприкосновения автора и героя, что было, как отмечает исследователь, лишь в двух русских романах – в пушкинском «Евгении Онегине» и в романе Чернышевского «Что делать?». Лиризм тургеневской прозы, вызывающий так много споров и суждений, проявляется не в лирических отступлениях, считает Н. Вердеревская, а «в самой структуре произведения, в эмоциональной атмосфере, в ритме фразы…» (стр. 81).

Автор книги отмечает я другие новшества тургеневских романов: появление в его прозе явно необычного героя – сначала Дмитрия Рудина, после Евгения Базарова, сплетение в структуре романа реалистических тенденций и веяний романтизма, новое качество тургеневских финалов, полное отсутствие рационалистической оценки героев, отказ от временной протяженности, очевидная установка на философский роман, акцент на идеологическом конфликте. Все это прямо предваряет романы Достоевского.

Итак, роман становится ведущим жанром русской литературы. На пороге его золотой век- творчество Достоевского, Лескова, Толстого… Сам жанр становится многослойным, сложным, таящим внутри себя переплетение традиций, стихий. Много «открытых» вопросов поставила русская романистика XIX столетия, поэтому работы, посвященные русскому роману прошлого века, всегда привлекают к себе серьезное внимание. И в настоящем случае перед читателем интересная версия становления и развитая русского романа XIX века.

Цитировать

Дзюбинская, Н. Русский роман 40–60-х годов XIX столетия / Н. Дзюбинская // Вопросы литературы. - 1982 - №2. - C. 238-242
Копировать