Русские писатели на Кавказе и Кубани
Н. Веленгурин, Дорога к лукоморью. От Пушкина до Горького Писатели в нашем крае. Краснодарское книжное изд-во. 1976, 269 стр.
Н. Веленгурин известен в литературоведении книгами «Литературные этюды» (1963), «Литературные портреты» (1966), «Связь времен» (1969), «Бросок комиссара» (1970), «Молодой Фадеев» (1972).
В новой своей работе – «Дорога к лукоморью» – автор снова обращается к писателям и поэтам, побывавшим в свое время на Кавказе, на Кубани.
От Пушкина до Горького – такой период литературного развития охватывает новая работа Н. Веленгурина.
Изучая связь русских писателей с Кавказом и Кубанью, он часто идет по целине, обращая наше внимание на детали существенно важные, но недостаточно проясненные в литературоведении.
Долгое время те или иные эпизоды из жизни Пушкина, Лермонтова, писателей-декабристов, связанные с Кавказом и Кубанью, не были предметом специального изучения. А между тем эти «эпизоды» порой играли важнейшую роль в их творческой эволюции, в познании ими жизни народов России. Для одних пребывание на Кавказе и Кубани стало существенным моментом на жизненном пути, как, например, для Грибоедова, доставлявшего на Северный Кавказ донесения генералу А. П. Ермолову, изучавшего историю племен, населявших Кубань, считавшего необходимым освоение и развитие богатого южного края. Для других пребывание на Кавказе и Кубани стало этапным в творчестве – и, прежде всего, для Пушкина, Лермонтова, А. Бестужева-Марлинского. Как передовые люди своего времени, все они осуждали стремление самодержавия силой добиться покорности народов Кавказа. Их интерес к Кавказу, к Кубани был неизменно отмечен глубоко гуманистическим сочувствием всем народностям, их населяющим. Эта определяющая черта прогрессивного мировоззрения многих русских писателей, побывавших на Юге России, подчеркнута в книге Н. Веленгурина «Дорога к лукоморью».
В работе Н. Веленгурина ощутимо то, что можно назвать протяженностью факта, открывающегося нашему времени. Ведь именно поэтому так важен для нас каждый новый, пусть кажущийся на поверхностный взгляд незначительным, штрих к биографии того или иного классика. Следуя за Пушкиным, Лермонтовым, Грибоедовым, писателями-декабристами по южным маршрутам, выверенным Н. Веленгуриным со скрупулезной точностью (именно она дала автору основание утверждать, что собственно Кубань Пушкин проезжал один раз – в 1820 году, а не дважды, как считали исследователи ранее), мы убеждаемся, что даже кратковременное пребывание писателей и поэтов на юге вело к творческим результатам, которые определялись силой полученных впечатлений, точностью наблюдений, глубиной мысли и степенью художественной трансформации явлений реальной жизни. И потому, например, факт пребывания Пушкина в Горячеводске рассматривается в книге не сам по себе, а в ряду с другими фактами, в непосредственной связи накопленных здесь Пушкиным впечатлений с последующим его творчеством. Эта включенность факта, отдельного эпизода в общую логическую цепь – одна из сильных сторон «Дороги к лукоморью».
В самом деле, – автор неизменно подмечает и подчеркивает это, – пребывание русских писателей в любом уголке России, и в частности на Кубани, никогда не было пассивным. Они входили в тесный контакт с жизнью. Они обогащались впечатлениями, воплощая их в произведения, навечно вошедшие в сокровищницу русской и мировой литературы. Так возникли поэмы Пушкина «Тазит» и «Кавказский пленник». Так возникла «Тамань» Лермонтова. Так вошел в русскую литературу А. Бестужев-Марлинский, писавший на Кубани и сложивший голову в бою за мыс Адлер.
«Поэма «Тазит», – замечает Н. Веленгурин, – открыла читателям Пушкина с новой стороны. Они увидели, что поэт, проявляя глубокий интерес к Кубани, стремился разобраться в тех важных процессах, которые совершались в жизни адыгейских племен, выявить и показать нарождение и развитие прогрессивных тенденций». Автора интересует: «Как Пушкин их постиг?» Отвечая на этот вопрос, Н. Веленгурин всматривается во все детали пребывания Пушкина на Кубани и идет по следам великого поэта, отмечая, кстати, и его интерес к черноморским (кубанским) казакам. Автор совершенно справедливо замечает, что «к этому времени (к 1820 году. – Л. Л.) черноморцы полностью утратили тот демократизм в решении устройства собственной жизни, который отличал запорожцев. Последняя вспышка свободолюбия и апелляция к мнению Черноморского войскового общества в 1797 году в попытке найти управу на казачьих военачальников-притеснителей окончились для участников Персидского похода их решительным разгромом». Пушкин видел трудное положение рядового казачества и восхищался тем, как, вопреки ему, оно с честью несет кордонную службу. И Н. Веленгурин вполне закономерно делает вывод: «Интерес Пушкина к кубанским казакам сливался с его интересом к восстанию крестьян, который привел поэта к созданию «Истории Пугачева» (стр. 39).
Интересные детали приводит автор и на страницах, посвященных истории создания поэмы «Кавказский пленник», замыслам поэмы «Русская девушка и черкес» и «Романа на Кавказских Водах». И хотя осуществить эти замыслы Пушкину не удалось, «работа над ними позволяет видеть, как настойчиво поэт возвращался к впечатлениям своей первой поездки на юг в 1820 году» (стр. 20).
В главах, посвященных писателям-декабристам, в частности А. Одоевскому, А. Бестужеву-Марлинскому, П. Катенину, важно стремление автора показать их внутренний мир, красоту личности этих людей, брошенных Николаем I сначала в Сибирь, а затем в жестокую солдатчину на Кавказ. Несмотря на тяжкие лишения, они жили интенсивной духовной жизнью. «В Екатеринодаре, – читаем мы в главе «В укреплении Ольгинском», – у Катенина не угасает интерес к литературе. В письмах он просит товарищей дать оценку его новым произведениям, высказывается о книгах А. Марлинского. Здесь же он с увлечением читает произведения французского писателя-публициста Поля Луи Курье, непримиримого врага режима Реставрации, полицейского произвола, засилия католической церкви…» (стр. 98). Одоевский незадолго до смерти в палатке, при свече читает в подлиннике Шиллера. Как влечет их к таким же, как они, мятежным духом! Бестужев-Марлинский, неся службу, не прекращая работы над повестью «Мулла-Нур», изучает итальянский язык и вскоре читает в подлиннике Данте. Ни под грузом сибирской каторги, ни под тяжестью солдатской лямки на Кавказе и Кубани не угасают их свободолюбивые устремления и интересы.
Кавказ стал поэтической родиной Лермонтова, определив его творческую судьбу. «Странное дело! – писал В. Белинский. – Кавказу как будто суждено быть колыбелью наших поэтических талантов, вдохновителем и пестуном их музы, поэтическою их родиною! Пушкин посвятил Кавказу одну из первых своих поэм – «Кавказского пленника», и одна из последних его поэм – «Галуб» тоже посвящена Кавказу; несколько превосходных лирических стихотворений его также относятся к Кавказу. Грибоедов создал на Кавказе свое «Горе от ума»: дикая и величавая природа этой страны, кипучая жизнь и суровая поэзия ее сынов вдохновили его оскорбленное человеческое чувство на изображение апатического, ничтожного круга Фамусовых, Скалозубов, Загорецких, Хлестовых, Тугоуховских, Репетиловых, Молчалиных – этих карикатур на природу человеческую… И вот является новый великий талант – и Кавказ делается его поэтической родиною, пламенно любимою им».
Отыскание следов пребывания М. Лермонтова на Кубани – в Ольгинской, в Тамани, в Екатеринодаре (а на юге России Лермонтов провел в общей сложности около двух лет) – увязано в книге Н. Веленгурина с творчеством поэта, с истоками создания, например, «Тамани».
«В почтовой карете, – пишет Н. Веленгурин, – на перекладных торопился прапорщик Лермантов. Так почти во всех документах штаба Войск Кавказской линии и Черномории значилось имя поэта. Только звание – прапорщик да фамилия – Лермантов, внесенные в прогонные документы писарской рукой, обозначили следы пребывания поэта в кубанском крае. В те осенние дни (сентябрь 1837 года. – Л. Л.) ни Н. С. Мартынов, который виделся с поэтом на Кубани, ни другие встречавшиеся с ним люди еще не догадывались и не предполагали, что в душе поэта рождается замысел и вынашиваются образы повести «Тамань» (стр. 81)… И автора интересует не только факт, который лег в основу сюжета повести, но прежде всего то, «что делал Лермонтов в Тамани в тс считанные дни краткого в ней пребывания, которое потом позволило ему создать поэму о море, маленьком городке и людях, с которыми столкнула его судьба? О чем размышлял, что думал, что чувствовал в эти дни поэт?.. В его единственном письме того времени об этом не говорится ни слова. Только упоминается, что он «изъездил линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани». Осталась лишь повесть «Тамань» со всем откровением души ее автора. Но насколько она достоверно передает события, в которых участвует ее рассказчик? И можно ли рассматривать ее как исповедь самого поэта?» (стр. 169).
Именно эти вопросы интересуют Н. Веленгурина, и ход его рассуждений показывает, насколько важно установить истину, ибо Мартынов и его родные утверждали, что история, о которой поэт поведал в Тамани, выдумана им, и утверждение эго было не чем иным, как попыткой бросить тень на имя поэта. По крупицам собирая разрозненные сведения, сводя их в единую картину, автор опровергает, опираясь на документы времени, лживые попытки опорочить честь великого поэта. Нужно заметить, что как в главе, посвященной М. Ю. Лермонтову («На Кубанской земле»), так и в других главах автор привлекает большой фактический материал, многие факты уточняя, на иные впервые обращая пристальное внимание.
Интересные страницы посвящены в книге «Дорога к лукоморью» пребыванию на Кубани, на Черноморском побережье Кавказа таких писателей, как Г. Успенский, Короленко, Марко Вовчок.
Особое внимание Н. Веленгурин уделяет творчеству писателей-кубанцев, по достоинству оцененных только при советской власти и еще мало изученных: первому кубанскому писателю Я. Кухаренко (1799 – 1862) и В. Мове (1842 – 1891).
И вполне закономерно, что, начиная книгу главой о Пушкине, Н. Веленгурин заканчивает ее исследованием связей с кубанским краем «буревестника революции» М. Горького. Опровергая сообщения, не выдерживающие проверки фактами. Н. Веленгурин задается вопросом: «Как же в действительности началось знакомство М. Горького с нашим краем?» Подробно прослеживая маршруты пеших хождений Горького по Кубани и Причерноморью в 1891 и 1892 годах и поездки на Кавказ и Кубань через восемь лет вместе с Чеховым, Васнецовым, Срединым и Алексиным, Н. Веленгурин внимателен и к свидетельствам очевидцев, и к рассказам Горького, написанным в разные годы на основе кубанских впечатлений. Это позволяет ему уточнить, к какому именно – первому или второму путешествию по Кубани – относится тот или иной рассказ Горького, определить степень достоверности и точности более ранних сообщений (например, К. Иеропольского, С. Балухатого, К. Муратовой) о пребывании Горького на Кубани. Это – очень важно, учитывая, какой художественный результат дали кубанские впечатления Горького.
«Горький, – подводит итог своим разысканиям Н. Веленгурин, – завершил плеяду русских и украинских писателей XIX века, увидевших наш край и посвятивших ему свои произведения. И он же открыл собой галерею писателей XX века, судьбы которых тоже тесно переплелись с судьбой Кубани и оставили яркий след в ее истории» (стр. 268).
г. Краснодар