Русская поэзия в польских переводах

История переводов русской литературы в Польше – это особая и очень своеобразная страница в истории отношений двух народов, между которыми на протяжении десятилетий сверху насаждалась взаимная вражда. Польско-русские культурные связи в XIX веке складывались отнюдь не просто. Для того чтобы поддерживать их, обеим сторонам пришлось проявить много объективности и чуткости. Ведь нелегко тогда было отделить область культуры от политической ситуации, и особенно трудно это давалось полякам – духовные контакты с Россией требовали от них независимости мышления и умения правильно оценить значение русской литературы и ее места в обществе. Таким образом, отношение к русской литературе в Польше нельзя рассматривать как некий сейсмограф политических настроений в угнетенной царизмом стране (это справедливо лишь для напряженных периодов, связанных с восстаниями 1830 и 1863 годов), – оно позволяет судить о широком подходе польских литературных кругов к творчеству лучших русских писателей.
В течение всей первой половины XIX века, а впрочем, и позднее, интерес этот почти исключительно ограничивается поэзией. Но зато в этой области он возникает сравнительно рано, с того самого времени, как в русской поэзии появляются крупные имена, то есть еще с восемнадцатого столетия. Во главе длинного списка польских переводчиков русской поэзии стоит один из виднейших поэтов второй половины XVIII века Станислав Трембецкий; он перевел небольшое лирическое стихотворение Юрия Нелединского-Мелецкого, которого в свое время считали «российским Анакреоном». Довольно рано широкую популярность приобрел в Польше Державин. Многочисленные переводы его стихов публикуются в Вильно. А его ода «Бог», которой Мицкевич уделил много внимания в своих лекциях о славянских литературах, имела в Польше такой успех, что начиная с 1815 года появилось девять ее переводов, из которых, пожалуй, лучший, цитируемый Мицкевичем, принадлежит Игнатию Шидловскому, редактору «Тыгодника виленского».
Однако основательное знакомство с русской поэзией начинается с Пушкина. Первым его переводчиком в Польше был не поэт, а видный ученый, филолог, создатель шеститомного «Словаря польского языка», Самуэль Богумил Линде, который очень рано, уже в 1823 году, перевел небольшое стихотворение Пушкина «К портрету Жуковского» (1818). Это было только предвестием огромной популярности Пушкина в Польше, начало которой, безусловно, положил Мицкевич с его гениальным переводом «Воспоминания». Об этом переводе и о переводах Пушкина из Мицкевича существует целая литература. В таком поэтическом обмене современные критики видят главным образом доказательство личных дружественных отношений между двумя величайшими поэтами Польши и России. Факт этот, несомненно, имел важное значение, однако, пожалуй, не большее, чем взаимное признание высокого поэтического таланта.
Поскольку речь зашла о Пушкине, то следует упомянуть, что Мариан Топоровский в предисловии к своей библиографии «Пушкин в Польше» только в XIX веке насчитывает около двухсот переводов. Правда, большая часть этих переводов не пережила своего времени, но тем не менее самая цифра свидетельствует о большой популярности Пушкина у польских читателей.
Любителем русской поэзии в эпоху романтизма был друг Мицкевича, Антони Эдвард Одынец, переводчик Жуковского. Известны его переводы баллады «Светлана», прекрасно перекликающейся с оригинальным творчеством Одынца, и поэтической сказки «Спящая царевна».
Вряд ли я ошибусь, если назову самым выдающимся переводчиком русской поэзии в Польше середины XIX века Владислава Сырокомлю. Этот поэт (самоучка, добившийся высокой литературной культуры) выбирал то, что больше всего отвечало его духовным потребностям, что было как бы дополнением к его собственному творчеству. И это относится не только к русской поэзии, но и к произведениям польско-латинских поэтов, к стихам Гёте и Беранже. В русской поэзии его привлекают вольнолюбивые и гражданские идеи. У Лермонтова он выбирает «Мцыри»; по цензурным соображениям не указывая имени автора, переводит поэму Рылеева «Войнаровский»; первый в Польше обращает внимание на творчество Некрасова, Никитина и Курочкина. Как и другие поэты-переводчики того времени, он не соблюдает особой верности в отношении формы, но зато сохраняет верность в самом главном – характере и тоне произведения.
Сырокомля умер в 1862 году, накануне январского восстания, которое на долгие годы прервало процесс сближения русской литературы с польским читателем. Характерно, что в течение следующих десятилетий поляки не переводили даже Пушкина.
В самом конце XIX века единственным известным переводчиком русской поэзии был Виктор Гомулицкий, который интересовался преимущественно Пушкиным и Некрасовым; кстати, он перевел сцену дуэли из «Евгения Онегина». Любопытно, что, по примеру Сырокомли, он берется за перевод пушкинского «Узника» – в условиях царской цензуры это становится скрытой политической декларацией. Как о любопытном факте стоит упомянуть о юношеском, напечатанном в 1882 году, переводе лермонтовского стихотворения «Желание», сделанном Стефаном Жеромским.
Новую эпоху в истории польских переводов русской поэзии открыл Лео Бельмонт, впервые в 1902 году опубликовавший на польском языке «Евгения Онегина». В предыдущие периоды внимание поэтов-переводчиков привлекало прежде всего содержание стихов, а проблема художественной выразительности играла второстепенную роль. Поэтому в тех случаях, где они сталкивались с трудностями в передаче особенностей формы, они не колеблясь изменяли ритм, образную систему и даже вкладывали в стихи собственное содержание. Несвободен от этого, например, Гомулицкий в своем переводе Некрасова. Но уже к концу XIX века, под влиянием новых эстетических течений на Западе, в Польше зарождается другое отношение к искусству поэтического перевода. В 1884 году Эдвард Поренбович, разбирая переводы Козьмяна из Шекспира, так формулирует свои требования к искусству поэтического перевода: «Перевод должен быть созвучен оригиналу, пусть в нем будут те же самые, ни на йоту не измененные тона, и у слушателя они вызовут тот же отклик и ту же самую сумму впечатлений; как в музыке – изменяется только ключ, произведение не меняется».
Лео Бельмонт в своем переводе «Онегина» точно соблюдал метрику оригинала, сохраняя не только очередность рифмовки, но даже все мужские рифмы, часто во вред естественному звучанию польского языка. Несмотря на безусловные художественные потери, несмотря на то, что уже в межвоенное двадцатилетие перевод Бельмонта раздражал слух тогдашнего читателя своим «младопольским» стилем, – надо признать, что это была серьезная работа, свидетельствующая о благоговейном отношении переводчика к замечательному русскому поэту.
Поэты «Молодой Польши» ¹, ориентировавшиеся на Запад, не много внимания уделяли русской поэзии. Быть может, единственное исключение составлял Мириам, известный переводчик французской, итальянской и бельгийской поэзии, который, – правда, лишь время от времени, – переводил русских поэтов, но, что любопытно, не символистов, а Лермонтова и А. К. Толстого. Эти переводы при очень точном копировании метрики, не отличаются стремлением к верности деталей оригинала. Реалии часто затушевываются, это скорее транспозиция, чем перевод в буквальном смысле. Они несвободны от «младопольского» маньеризма. Так, читая в переводе Мириама стихотворение Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива…», мы находим и «отливающую золотом ниву», и «дуновения ветерка» – словом, весь набор «младопольской» фразеологии.
К периоду «Молодой Польши» относится интересная, ставшая в наши дни библиографической редкостью, книга стихов Надсона в переводе Мариуша Заруского, впоследствии генерала и писателя-мариниста.

1. «Молодая Польша» – литературное движение, возникшее на рубеже XIX – XX веков, антиреалистическое по своим тенденциям и выступавшее с позиций модернизма и символизма. Главные его представители – Ст. Пшибышевский, А. Гурский и Мириам. – Прим. переводчика.[↩]