Русская литературная сказка: история и поэтика
Т. Г. Леонова, Русская литературная сказка XIX века в ее отношении к народной сказке (поэтическая система жанра в историческом развитии). Изд. Томского университета, 1982. 198 с.
Появление книги Т. Леоновой само по себе симптоматично: история того или иного жанра все чаще привлекает внимание исследователей как один из продуктивных путей изучения литературного процесса.
Первым фундаментальным исследованием русской литературной сказки явилась книга И. Лупановой1. Литературная сказка в ней рассматривалась с позиций фольклориста, то есть с точки зрения того, какой фольклорный материал ложится в основу литературной сказки и как этот материал используется писателем.
Т. Леонова поставила перед собой несколько иную задачу: «Считаем необходимым рассмотрение сказок писателей в единстве составляющих их компонентов (народно-поэтических и собственно авторских) – компонентов двух художественных систем (фольклорной и литературной), объединенных в произведении в одну жанровую систему» (стр. 8). И далее: «Нам предстоит выявить основные тенденции в эволюции жанра литературной сказки на протяжении нескольких десятилетий. Главными вопросами в этом направлении работы должны быть вопросы исторической поэтики жанра» (стр. 9).
Такую постановку вопроса можно только приветствовать. Действительно, рассмотрение литературных сказок лишь с точки зрения близости к фольклору значительно обедняет их интерпретацию. Литературная сказка – это жанр, соединяющий в себе черты индивидуального авторского творчества с использованием в большей или меньшей степени некоторых фольклорных канонов – образных, сюжетно-композиционных, стилистических. На протяжении всей книги Т. Леонова пыталась показать соотношение в сказке фольклорных и литературных элементов (заметим, что разграничить их порою бывает довольно трудно), и этот принцип анализа стал для исследовательницы той призмой, через которую она рассматривает историю жанра в XIX веке.
Следует подчеркнуть, что любой традиционный образ, сюжет (и фольклорный, и литературный) входит в произведение не сам по себе, а как часть авторского замысла и связан с мировоззренческими основами творчества. Поэтому литературная сказка не меньше, чем произведение любого другого жанра, требует изучения в контексте всего творчества писателя. Примером подобного подхода к литературной сказке могут служить статьи В. Непомнящего о сказках Пушкина2.
К сожалению, в книге Т. Леоновой сказки анализируются как нечто отдельное от творчества писателя в целом. Здесь не ставится вопрос, почему пришли к сказкам Пушкин и Жуковский, как связаны сказки Пушкина с «Повестями Белкина» или сказки Жуковского с его поздним эпосом. А между тем это реальные проблемы, остающиеся в большой степени неясными. Тенденция изолированного изучения жанра сказалась и в том, что в книге практически отсутствует историко-литературный контекст той или иной эпохи. Это не дает автору возможности показать эволюцию сказки как части живого литературного процесса во всех ее многообразных связях с другими жанрами и традициями (например, с традицией авторской песни в фольклорном стиле).
Уместно вспомнить, что в 30-е годы XIX века, которые автор справедливо считает периодом расцвета жанра, вокруг литературной сказки велись острые споры, связанные с проблемой народности и «самобытности» литературы.
Стремление проникнуть в «дух народа», отыскать национальные основы обновляющейся русской литературы и породило в 30-е годы повышенный интерес к фольклору как источнику литературного творчества, что определило, в свою очередь, появление большого числа литературных сказок. А поскольку само представление о народности было далеко не однозначным, то и отношение к литературной сказке было различным. И если, скажем, Гоголь видел в создании сказок начало построения «здания чисто русской поэзии» 3, то ранний Белинский, напротив, считал сказки Пушкина, Жуковского, Ершова псевдонародными произведениями. (Впрочем, история литературы знает немало попыток «подделаться» под народную сказку, случаев, когда народность подменялась имитацией фольклорного стиля.)
Анализ этих и других мнений современников необходим не только при историко-генетическом или функциональном подходе к жанру, но и при рассмотрении вопросов его поэтики, на которых сосредоточилась Т. Леонова. Лишь на фоне конкретной историко-литературной ситуации становится ясна, например, полемическая направленность сказок Языкова («Сказка о пастухе и диком вепре», «Жарптица») или Некрасова («Баба-яга, костяная нога», «Сказка о царевне Ясносвете»), равно как и эволюция сказок Пушкина.
Рассматривая сказки Пушкина, Т. Леонова приходит к верному выводу, что они являют собой органический синтез фольклорного и литературного начал. Привлекая для сравнения «Сказку о царе Берендее» Жуковского (заметим, что остальные сказки Жуковского в книге не упомянуты), автор высказывает мнение, что в этой сказке связь фольклорной и литературной систем «чисто внешняя, без подчинения авторских и фольклорных средств изображения персонажа единой задаче» (стр. 49), поскольку «Жуковский не был в состоянии в полной мере быть народным» (стр. 55 – 56).
Между тем традиционное противопоставление сказок Пушкина и Жуковского вряд ли обоснованно. Жуковский не хуже Пушкина чувствовал специфику фольклора, а все так называемые «отступления» от канона входили в авторский замысел. Т. Леонова считает, что «Сказка о царе Берендее» – «это баллада-сказка, еще не собственно сказка, а своеобразная промежуточная форма» (стр. 55). Однако рассмотрение сказок Жуковского в соотношении с другими его произведениями позволяет думать, что сказка и баллада в его творчестве противостоят друг другу: сказка для Жуковского, как и для Пушкина, есть модель идеального мира в противоположность балладе, где мир предстает в напряженном колебании между светом и мраком.
Подводя итог анализу пушкинского сказочного цикла, автор книги предлагает следующую классификацию: «Выделяется четыре типа разновидностей жанра сказки в творчестве Пушкина. Первый тип – сатирико-дидактическая сказка в фольклорном стиле («Сказка о попе и о работнике его Балде»). Второй тип – лирические сказки-поэмы («Сказка о царе Салтане», «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»). Третий тип – социально-философская сказка в фольклорном стиле («Сказка о рыбаке и рыбке»). Четвертый тип – сказка-гротеск в фольклорно-пародийном стиле («Сказка о золотом петушке»)» (стр. 108).
Само по себе разделение пяти пушкинских сказок на четыре типа достаточно сомнительно: возможно ли говорить о типе жанра, представленном одним произведением? При этом Т. Леонова возводит к «Сказке о золотом петушке» сатирическую линию в развитии жанра, идущую к сказкам Салтыкова-Щедрина, и мысль эта настойчиво проводится в разных главах книги. Однако остается неясным, чем же все-таки объединяются последняя сказка Пушкина и сказки Салтыкова-Щедрина. Использованием фольклорного материала? Но это чисто формальная общность, ведь сказочный фольклор используется в самых разных жанрах литературы, от басни до повести и романа. Сказки Салтыкова-Щедрина – это, как известно, аллегорические памфлетные произведения остропублицистического звучания, то же самое можно сказать и о сказках Д. Минаева, А. Барыковой, П. Шумахера, С. Басова-Верхоянцева. Это скорее псевдо-сказочные произведения, и слабо выраженная сказочная традиция играет здесь служебную роль, чего никак нельзя отнести к сказке Пушкина. В «Сказке о золотом петушке» можно усмотреть некоторые политические аллюзии, однако идейный смысл ее этим далеко не исчерпывается.
Не стоит игнорировать также различие между стихотворной и прозаической литературной сказкой. Целесообразно рассматривать стихотворную и прозаическую сказку не в одном ряду, а как две достаточно самостоятельные жанровые разновидности. Стихотворность является для литературной сказки жанрообразующим фактором, дело здесь не только в самой форме сказок, но и в различных принципах авторского самовыражения. Показательно, что прозаическая сказка в XIX веке так и не дала подчеркнуто авторских произведений, отмеченных печатью творческой индивидуальности. Т. Леонова считает таковыми сказки В. Даля, что кажется нам не совсем верным. Для Даля сказка представляла прежде всего этнографический интерес, он пытался донести до читателя народную сказку в чистом виде, чтобы через нее представить все богатство русского слова, и отнюдь не пытался создать художественную ценность самостоятельного значения. К тому же прозаическая форма вообще допускает относительно полную стилизацию, тогда как в стихотворной сказке уже сама форма является знаком «литературности», отхода от фольклорного канона. Здесь с необходимостью встает еще одна проблема, не затронутая Т. Леоновой, – проблема версификационных особенностей стихотворной сказки.
Возражение вызывает принцип отбора материала в книге. Исследование в основном сосредоточено на сказках Пушкина и Салтыкова-Щедрина. Однако автор поставил перед собой задачу исследовать историю жанра на протяжении всего XIX века, а эта задача может быть выполнена лишь на самом широком материале. Между тем среди стихотворных сказок в книге не упомянуты три из четырех сказок Жуковского, сказка Кюхельбекера, не говоря уже о сказках менее известных писателей, таких, как Е. Кульман, А Фукс, Ф. Миллер и другие. Интереснейшим сказкам Катенина и Языкова отведено по нескольку строк, причем неверно указано название сказки П. Катенина («Княжна» вместо «Княжна Милуша»), а также дата ее написания (1834 год вместо 1832 – 1833). Автор книги, вслед за рядом исследователей, бездоказательно относит эту сказку к пародиям, тогда как это произведение сложное и многоплановое, в котором Катенин не «выражает отрицательного отношения к использованию сказочных мотивов и образов» (стр. 117), а, напротив, предлагает свой особый тип литературной сказки, тесно связанный с традицией сказочно-богатырской поэмы.
Среди прозаических сказок не упомянута большая часть сказок В. Даля и В. Одоевского, при том, что анализу подвергается «Сказка о мертвом теле…» Одоевского – произведение совершенно иного жанра. Не упомянуты также сказки С. Аксакова, М. Михайлова, К. Ушинского, В. Гаршина, Д. Мамина-Сибиряка, Н. Гарина-Михайловского, Л. Толстого. Вне поля зрения исследовательницы остались многочисленные анонимные сказки, появлявшиеся на протяжении всего XIX века как отдельными книжками, так и на страницах периодических изданий.
Нельзя не отметить также некоторые недостатки научного аппарата книги. Тексты Пушкина, Жуковского, Гоголя цитируются по далеко не полным и устаревшим изданиям. Труд Н. Трубицына «О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века» (СПб., 1912) цитируется по вторичному источнику. Среди лучших изданий сочинений Ершова названо изобилующее ошибками омское издание 1950 года и не названо важнейшее издание в Малой серии «Библиотеки поэта», подготовленное М. Азадовским, работы М. Азадовского о Ершове вообще не учтены. Нелишне повторить здесь, что фактическая точность есть необходимое условие концептуальной ценности любого литературоведческого исследования.
- И. П. Лупанова, Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины XIX века, Петрозаводск, Госиздат Карельской АССР, 1959.[↩]
- См.: В. Непомнящий, Заметки о сказках Пушкина. – «Вопросы литературы», 1972, N 3;. В. Непомнящий, К творческой эволюции Пушкина в 30-е годы. – «Вопросы литературы», 1973. N 11.[↩]
- Н. В. Гоголь, Собр. соч. в 7-ми томах, т. 7, М., «Художественная литература», 1978 с. 70.[↩]