Русская литература в связях с жизнью и творчеством братских народов (Краткий обзор материалов)

Одной из наиболее сложных и насущных задач нашей науки является изучение процесса взаимообогащения литератур народов СССР. Если уже немало собрано фактических данных и сделано наблюдений, например, о влиянии передовой русской литературы на писателей братских народов, то исследование процесса и результатов взаимообогащения русской и многих национальных литератур фактически только начинается.

Справедливо украинский литературовед И. Киселев упрекает авторский коллектив «Очерка истории русской советской литературы» в том, что, подчеркнув воздействие творчества русских писателей на представителей национальных литератур, он ни одним словом не упоминает о воздействии писателей братских народов на русских собратьев по перу. И далее И. Киселев показывает, как игнорирование результатов взаимообогащения обедняет и общие представления о современном литературном процессе, и научные исследования по истории и теории советской многонациональной литературы: «Новаторскими исканиями отмечена работа многих и многих писателей братских республик, двигающих вперед тот или иной вид литературы, являющихся запевалами в своем деле. Можно ли, допустим, говорить что-либо обобщающее о советской комедии без ссылки на популярнейшие пьесы А. Корнейчука или К. Крапивы? Тот, кто будет серьезно заниматься вопросами романтической прозы или поэзии, неизбежно обратится к творчеству Олеся Гончара и Самеда Вургуна. Невозможно рассматривать советский исторический роман без анализа произведений Н. Рыбака и М. Ауэзова» ¹. История, жизнь, культура, фольклор, литература, искусство братских народов всегда составляли животворный источник обогащения русской классики и советской литературы. Конкретное исследование этого обогащения представляется тем более поучительным, что русская литература в высшей степени отмечена чертами национальной самобытности, неповторимой оригинальности своих выдающихся мастеров реалистического искусства.

Невозможно представить русскую классическую литературу без поразительно многостороннего изображения жизни народов, издавна объединявшихся вокруг русского народа. Украинские, белорусские, армянские, грузинские, татарские, молдавские, карело-финские, литовские, якутские, казахские, башкирские, узбекские и многие другие национальные мотивы воссозданы в творчестве Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, поэтов-декабристов, Даля, Л. Толстого, Короленко, Чехова, Лескова и т. д.

Изображая жизнь разных народов и обогащая тем самым свое содержание, русская литература способствовала преодолению насаждавшихся во времена царизма чудовищно нелепых представлений о жителях далеких национальных окраин. Один из идеологов народничества, критик-публицист П. Ткачев с иронией вспоминал, как в гимназии по учебнику географии Ободовского учащиеся зубрили, что в Средней Азии обитают «полудикие кочевники, живущие грабежом и разбоем». Даже учитель гимназии Лебедкин толком не знал точных наименований народов Средней Азии и ставил пятерки гимназистам, которые тонко измышляли несуществующие племена «барантачей», «каракалов», «бурлакалов», «тюркокалов» и т. д. Ткачев добавлял, что и в позднейших сообщениях, корреспонденциях, реляциях официозной печати «неизменно разрабатывалась все одна и та же фраза нашего достопочтенного учителя географии» и люди далеких окраин изображались какими-то ужасными выродками человечества².

В то время, когда малые страны подвергались колонизаторскому гнету царизма, лишались социальных прав, жестоко преследовались за стремление к развитию своих культур, литератур и языков, передовая русская литература выступала в их защиту и горячо поддерживала их свободолюбивые чаяния. Произведения русской литературы из жизни братских народов высоко ценятся в социалистическом обществе. Раскрывая истоки дружбы народов СССР, они являются правдивыми свидетельствами исторического прошлого этих народов. В советское время получили широкое распространение хрестоматийные тематические издания, составленные из произведений русских писателей о различных народах³.

* * *

О жизни разных народов были созданы такие классические произведения, как «Кавказский пленник», «Цыганы», «Бахчисарайский фонтан»»Полтава», «Галуб», «Тазит», «Путешествие в Арзрум» и блистательный цикл лирических стихотворений Пушкина («На холмах Грузии», «Кавказ», «Монастырь на Казбеке», «Обвал», «Калмычка», «Делибаш» и др.), поэмы «Эрпели», «Чир-Юрт» и цикл лирических стихотворений Полежаева («Пышно льется светлый Терек», «Ахалук», «Герменчугское кладбище», «Цыганка» и др.), «Тарас Бульба» и «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, «Аул Бастунджи», «Каллы», «Беглец», «Мцыри», «Хаджи Абрек», «Измаил-бей», «Герой нашего времени» и общеизвестная серия лирических стихотворений Лермонтова («Черкешенка», «Грузинская песня», «Кавказу», «Утро на Кавказе», «Синие горы Кавказа, приветствую вас…», «Дары Терека», «Валерик» и др.), «Войнаровский» Рылеева, «Путевые записки» Грибоедова, «Подлиповцы» Решетникова, «Кавказский пленник» и «Хаджи Мурат» Л. Толстого, «Слепой музыкант», «Лес шумит» и «Сон Макара» Короленко, «Красавица» Чехова, «Олеся» Куприна и др.

Характерно, что обращение к этим темам у Пушкина и особенно у Лермонтова, как известно, вовсе не носило эпизодического характера.

«Губернские очерки» и «Господа ташкентцы» Салтыкова-Щедрина – классические произведения, самым тесным образом связанные с положением разных народов в условиях самодержавно-колонизаторского господства. В «Губернских очерках» впечатления от поездок по городам и районам Удмуртии использованы автором для создания реалистических, обличительных картин и образов провинциальной царской бюрократии, а «Господа ташкентцы» вошли в историю многонациональной России как острое и смелое разоблачение колонизаторского хищничества. Соратник Чернышевского ярко осветил новые для русской литературы стороны российской действительности, поднял голос в защиту трудящихся разных национальностей. Художественное обобщение фактов грабительской сущности царской колонизаторской политики было поднято им на такую высоту, что правдивое слово оказалось приговором всему тогдашнему политическому строю и сыграло революционизирующую роль во всенародной борьбе против него.

В свое время пользовались заслуженной популярностью и до сих пор сохраняют познавательное значение, например, такие романы, повести, рассказы и поэтические произведения разных жанров, как «Аммалат-Бек», «Мулла-Hyp» и очерки «Путь до города Кубы», «Письма из Дагестана», «Кавказская стена» и др. Бестужева-Марлинского, «Бикей и Мауляна», «Майна», «Башкирская русалка», «Подолянка», «Уральский казак» Даля, «Киргиз-кайсак» Ушакова, «Год на Севере» и «На Востоке» Максимова, «От Оренбурга до Ташкента», «Байга», «Тюркмен Сяркей», «Какчабар Мумын берег вверенную ему казенную почту», «Джигитская честь», «Ак-Томак» Каразина, «Саят-Нова» Полонского, армянский поэтический цикл С. Глинки и т. д.

Отдельные образы, картины, эпизоды и мотивы, почерпнутые из действительности многонациональной России, встречаются также в творчестве Тургенева, Островского, Салтыкова-Щедрина, Герцена, Некрасова, Аксакова, Достоевского, Гл. Успенского и других русских писателей.

Произведения эти расширяли идейно-тематические рамки русской литературы, удовлетворяли общественные стремления к познанию родной многонациональной страны и вводили в словесно-изобразительную культуру новый колорит, новые краски. Особенно важно, что все эти национальные образы, темы и мотивы в общей совокупности придавали русской литературе замечательные качества, принципиально противостоявшие реакционной идеологии великодержавного шовинизма, расизма и национализма.

О многих только что отмеченных фактах, несомненно, знал М. Горький. Однако его не удовлетворяли общие масштабы изображения жизни многонациональной страны, тем более в сопоставлении с разноязычной советской литературой. Только этим и можно объяснить неправомерно строгий в своей категоричности вывод М. Горького в отношении классической литературы прошлого столетия, дважды им повторенный: «Литература дворян и разночинцев оставила вне своего внимания целые области, не тронула донское, уральское, кубанское казачество, совершенно не касалась «инородцев» – нацменьшинств. Это, разумеется, не упрек людям, которые жили на «черноземных полях» или в столицах, это говорится для того, чтоб отметить факт, еще не отмеченный, но весьма значительный: наша текущая литература охватывает все области Союза Советов, и это надобно вписать в ее актив» ⁴. Однако поле зрения русских писателей XIX века отнюдь не ограничивалось пределами Центральной России, хотя, правда, в прозе и не было создано о жизни Украины, Белоруссии или Казахстана произведений, равных «Войне и миру» или романам Тургенева. «Хотите ли узнать Кавказ так, как будто бы он был вашею родиною, – восклицал Белинский, – читайте Пушкина и Лермонтова» ⁵.

Произведения Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Л. Толстого, Короленко тем и привлекают, что дают реалистические картины из жизни разных народов и художественно завершенные национальные характеры. Пушкинский Тазит, лермонтовский романтический Мцыри, гоголевский Тарас Бульба, толстовский Хаджи-Мурат отразили в себе существенные черты национальной сущности народов Кавказа и Украины, писатели раскрыли в своих самобытных героях типичные свойства обстановки, в которой они родились, воспитывались, складывались как колоритные, целостные натуры.

Обращаясь к богатствам фольклора, русские писатели творчески использовали и материалы устно-поэтического искусства нерусских народов. В преображенном виде разнонациональные фольклорные образы, темы, мотивы обогатили Пушкина, Лермонтова, поэтов-декабристов, Гоголя, Даля, Полежаева, Короленко и др. ⁶.

Заимствования из народно-поэтических источников не механически внедрялись в композицию и основной текст повествования, не рассматривались как орнаментальное украшение произведений экзотическими эпизодами, а входили в творения классиков органически, служили задаче наиболее совершенного показа различных национальных характеров.

Так, Пушкиным использована татарская песня в «Бахчисарайском фонтане», молдавская народная песня в «Цыганах», образы и мотивы устно-поэтического творчества украинцев в стихотворениях «Казак», «Гусар», в поэме «Полтава», грузинские фольклорные записи в «Путешествии в Арзрум». В незаконченном «Тазите» Пушкин часто обращается к этнографическим описаниям быта, нравов, обычаев черкесов и чеченцев. Еще более широким потоком искусно вплетался в ткань поэтических произведений Лермонтова фольклор кавказских народов в «Измаил-бее», «Беглеце», «Мцыри», «Демоне», «Ауле Бастунджи», наконец в «Герое нашего времени».

Русские писатели не просто и не случайно использовали многонациональные фольклорные ценности, а тщательно и на протяжении длительного времени их изучали, любовно собирали, записывали. Творческие интересы сочетались «у них с трудом настоящих фольклористов, и это вошло в традицию, подхваченную М. Горьким и рядом советских литераторов.

Столь же плодотворным было обогащение русской литературы и благодаря творческому использованию художественно-изобразительных средств братских литератур. Русское песнетворчество развивалось, например, в тесном взаимодействии с украинской песенной культурой. В творческий арсенал писателей и поэтов вводились новые жанровые формы, поэтический язык пополнялся новыми словами и метафорическими выражениями.

Белинский в цикле своих критических статей о Пушкине с проницательной точностью и признательностью охарактеризовал, как неоценимо много дало русской литературе, ее великим корифеям обращение к творческой работе над материалами жизни всей многонациональной России. Уже спустя почти четверть века после появления пушкинского «Кавказского пленника» он взволнованно заявлял: «Какое же действие должны были произвести на русскую публику эти живые, яркие, великолепно-роскошные картины Кавказа при первом появлении в свет поэмы! С тех пор, с легкой руки Пушкина, Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний! Муза Пушкина как бы освятила давно уже на деле существовавшее родство России с этим краем, купленным драгоценною кровию сынов ее и подвигами ее героев. И Кавказ – эта колыбель поэзии Пушкина – сделался потом и колыбелью поэзии Лермонтова…» ## В.

1. И. Киселев, Обобщать творческий опыт национальных литератур, Дружбы народов, 1955, N 1, стр. 162.[↩]
2. См. Н. Никитин, Ташкентские рыцари, «Дело», 1875, N 1, отдел «Современное обозрение», стр. 1 – 3 (Н. Никитин – псевдоним П. Н. Ткачева).[↩]
3. См., например, «Русские писатели об Армении», Арменгиз, Ереван, 1946; «Русские писатели о Грузии», изд. «Заря Востока», Тбилиси, 1948; «Выдающиеся деятели русской культуры о Грузии», изд. «Заря Востока», Тбилиси, 1958; «Русские писатели о чувашах», Чувашгосиздат, Чебоксары, 1946; «Русские писатели о мордовском народе», Мордовское книжное издательство, Саранск, 1957; «Русские поэты об Азербайджане», Азернешр, Баку, 1955.[↩]
4. »М. Горький о литературе». Литературно-критические статьи, «Советский писатель», М. 1953, стр. 481 – 482. См. там же, стр. 407 – 408. [↩]
5. В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., Изд. АН СССР, т. VIII, стр. 378.[↩]
6. См., например, Андреев-Кривич, Кабардино-черкесский фольклор в творчестве Лермонтова, Кабгосиздат, Нальчик, 1949; В. И. Безъязычный, Кавказ в жизни и творчестве А. И. Полежаева, «Известия Грозненского института и музея краеведения», 1950, вып. 2 – 3; Л. Семенов, Лермонтов и фольклор Кавказа, Орджоникидзевское краевое изд-во, Пятигорск, 1941; М. И. Фетисов, Литературные связи России и Казахстана. 30 – 50-е годы XIX века, Изд. АН. СССР, М. 1956.[↩]