«Россия, захваченная немцами» История одной литературной сенсации

В начале октябре 1844 года на Лейпцигской книжной ярмарке появилась небольшая брошюра на французском «La Russie envahie par les Allemands» — «Россия, захваченная немцами»¹. Брошюра была издана анонимно; в качестве места издания на обложке были указаны Париж и Лейпциг [Weigel 1844].

Можно лишь удивляться, с какой скоростью о ней узнали в России. «Читали ли «La Russie envahie par les Allemands», и делает ли она шум?» — спрашивал Алексей Хомяков Юрия Самарина в письме от 10 октября [Письма… 1879: 313].

«Купите, ради Бога, купите или выпишите книгу: «La Russie envahie par les Allemands» — да и для меня выпишите экземпляр, — просил двадцатью днями позже Фаддей Булгарин свое­го дерптского знакомца Владимира Стороженко. — Это chef d,oeuvres всего, что написано о России; правда о лифляндских немцах, какой не бывало. Я читал — прелесть!» [Стороженки… 1910: 259–260].

«Напрасно нападают на вышедшую недавно книжку забавную, как говорят: «La Russie envahie par les Allemands» <…> Кто-нибудь из наших, бродяжничествующих за границею способствовал неназвавшемуся сочинителю», — писал в ноябре генерал Алексей Ермолов генералу Николаю Муравьеву [Из записок… 1895: 318].

О брошюре упоминал и Иван Пущин, находившийся в то время в Ялотуровске [Пущин 1988].

При этом в открытой книжной торговле ее не было. Николай Языков в письме брату Александру (от 27 декабря) обвинял в этом опять же немцев: «Книгопродавец Дейбнер отказался ее выпустить — немец!» [Языков 1982: 378].

Откликнулась на брошюру немецкая и французская пресса, русская пресса молчала. Тема была запретной: в 1832 году за вполне невинные намеки в отношении «русских немцев» был закрыт журнал «Европеец» [Березкина 2004].

Скоро стало известно и имя автора брошюры. За загадочной надписью на обложке «Notes recueillies un vieux soldat, qui n’est ni pair de France, ni diplomate, ni déput黲 скрывался Филипп Вигель, бывший член «Арзамаса», литератор и государственный деятель.

Вигель действительно не был ни пэром, ни дипломатом, ни депутатом. Не был он и старым солдатом; вся карьера его была связана с гражданской службой. Не был он, разумеется, и французом, хотя писал по-французски так же свободно, как и по-русски.

Пожалуй, лишь старым, по меркам того времени, Вигель считаться мог: в ноябре 1844 года ему исполнилось 58. За четыре года до этого он вышел — вынужден был выйти — в отставку, прослужив более одиннадцати лет в Министерстве внутренних дел: с 1829 года в должности вице-директора, а затем и директора департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. Став частным лицом, путешествовал и писал свои мемуарные «Записки», сделавшиеся впоследствии знаменитыми³.

«La Russie…» было первым его опубликованным сочинением⁴. Толчком для его написания послужил выход в 1843 году четырехтомника Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Этот труд, почти сразу ставший бестселлером, вызвал волну русских антикюстиновских откликов. Одни носили заказной характер; другие писались по собственному почину: авторы «использовали полемику с ней (книгой Кюстина. — Е. А.) как предлог для общих историософских рассуждений о судьбе России»⁵ [Мильчина 2000: 493].

К числу этих «несанкционированных» откликов относилась и брошюра Вигеля.

«Нужны томы, чтобы вылить всю свою желчь»

Прелюдией к написанию «La Russie…» стало путешествие, в которое Вигель отправился в начале июня 1843 года⁶.

После «трехдневного бурного плавания по Балтийскому морю» он прибыл в Германию. Путешественник движется на юг, в Австрийскую империю — в Богемию; 24 июня (5 июля) он был в Праге [Письма… 1905: 174]. Некоторое время он живет в Мариенбаде⁷, затем уезжает в Париж.

В Париже происходит его встреча с французским литератором Ипполитом Оже; Вигель покровительствовал ему, когда тот жил в Петербурге. В 1843 году Оже, переживая сложные времена, думает о поездке в Россию. Во время первой же встречи Вигель упомянул о книге Кюстина: «Господин де Кюстин много навредил моим соотечественникам» [Mémoires… 1891: 481]. А затем предложил Оже написать опровержение на нее. Оже, имевший личные литературные счеты с Кюстином, согласился.

Вигель знакомит Оже с издателем «Северной пчелы» (автором еще одного антикюстиновского памфлета [Gretch 1844]) Николаем Гречем; Греч с воодушевлением воспринял идею привлечения француза-русофила к антикюстиновской полемике. Греч несколько раз пишет об Оже Дубельту, правой руке шефа Третьего отделения Бенкендорфа. В планах Греча было написание, совместно с Оже, водевиля «Путешествие в Россию», в котором бы высмеивался де Кюстин; водевиль планировалось поставить в Париже. Идея была первоначально поддержана Николаем I; однако в итоге в верхах возобладала тактика игнорирования — в отношении как книги Кюстина, так и других антироссийских брошюр, появившихся на волне ее успеха [Россия… 2006]. Так что из затеи Вигеля и Греча ничего не вышло, если не считать воспоминаний, которые оставил Оже о своем втором посещении России в 1844–1845 годах.

Но вернемся к самому Вигелю. Пробыв как минимум до 20-х чисел октября 1843 года в Париже⁸, он переезжает в Германию. В конце декабря он встречается в Дрездене с молодым славянофилом Дмитрием Валуевым. Последний писал об этом родне:

Здесь встретил снова Вигеля, в Париже он не ужился и возвращается на житье в Москву; говорит, что стал бы отвечать Кюстину, но что ему нужны томы, чтобы вылить всю свою желчь, а то боится только расшевелить ее [Начала… 2010: 328].

Итак, снова возникает тема ответа Кюстину — но на этот раз Вигель уже фигурирует в качестве потенциального автора. Не исключено, что именно славянофил Валуев — налаживавший в то время связи с европейскими книгоиздателями [Биография… 1899] — смог подтолкнуть его к написанию пусть не «томов», но хотя бы небольшой брошюры.

В январе Вигель возвращается в Россию [Mémoires… 1891] и, по-видимому, принимается за сочинение. Посредником в переправке рукописи в Европу и ее публикации становится все тот же Валуев⁹.

Брошюра, изданная в Лейпциге к книжной ярмарке, далеко выходила за рамки антикюстиновской дискуссии. «России в 1839 году» посвящена лишь короткая вступительная часть и пара упоминаний в самом тексте. Все остальное отдано главной теме — роли немцев, прежде всего прибалтийских («остзейцев»), в русской истории.

Вигель сам был на четверть немцем — причем именно остзейским¹⁰. В 1810-е годы, будучи членом «Арзамаса», он выделялся своими немецкими симпатиями, особенно в отношении немецкой литературы и немецкого театра [Дурылин 1932: 275].

Однако в начале 1840-х Вигель, по словам Ипполита Оже, питал к немцам только «священную ненависть»:

На эту тему из-под его пера вышла брошюра на французском языке, в которой он отчасти излил свою желчь (un peu de sa bile) [Mémoires… 1891: 568].

Итак, желчь, для избавления от которой Вигелю «были нужны томы», излилась в брошюре. Другой доброжелательно настроенный к Вигелю мемуарист, Михаил Дмитриев, признавая, что в ней «много правды», вместе с тем отмечал, что Вигель как автор показал «чувство ненависти, к которому он был особенно способен» [Дмитриев 1998: 444].

«Религиозный и военный орден»

Первое впечатление, которое должна была произвести брошюра Вигеля на читателя, — что перед ним исторический труд. С хронологической последовательностью было написано о появлении немцев в прибалтийских землях, их укреплении там и т. д. — вплоть до Ливонской войны. Дальнейший «захват немцами России» также изложен исторически последовательно. Каждому царствованию, начиная с Петра I, посвящена отдельная глава.

И все же «La Russie…» не было историческим сочинением. И дело не в том, что Вигель допускает немало неточностей и натяжек (некоторые указаны в примечаниях к нашему переводу). И не в том, что более трети брошюры посвящено современной Вигелю России и современной ему Европе, ради чего, собственно, «историческая часть» и писалась.

«Россия, захваченная немцами» — не историческое, а историо­софское сочинение, отразившее ту же интеллектуальную моду, что и «философические письма» Чаадаева или исторические эссе Гоголя (из его «Арабесок»). Пусть по глубине философских идей опус Вигеля уступал первым, а по яркости образов — вторым, однако читается он с интересом, во многом благодаря интеллектуальному изяществу, с которым написан¹¹.

Вигель не был первым, кто поднял эту болезненную для российской мысли петербургского периода тему. «Немецкое засилье» широко обсуждалась еще в декабристских кругах [Рогов 1997]. Волновало оно и славянофилов, с которыми в конце 1830-х — начале 1840-х сблизился Вигель. Неслучайны присутствие в истории написания и публикации «La Russie…» славянофила Валуева и приводившееся выше упоминание ее в переписке Хомякова и Самарина. Эта тема не ограничивалась славянофилами;

1. Так название этой брошюры традиционно передается в русской историографии. Учитывая многозначность глагола «envahir», его можно перевести и как «Россия, наводненная немцами».[↩]
2. »Записки старого солдата, который не является ни пэром Франции, ни дипломатом, ни депутатом» (фр.). Здесь и далее перевод иноязычных текстов мой. — Е. А. [↩]
3. Полностью текст «Записок» до сих пор не опубликован. Наиболее полное издание вышло в 1891–1893 годах [Вигель 1891–1893]; в 1928 году появилось сокращенное, однако с восстановлением некоторых цензурных пропусков [Вигель 1928]. В этом очерке ссылки на «Записки» будут делаться по изданию 1891–1893 годов, за исключением тех случаев, когда необходимый для цитирования текст в них отсутствует, а присутствует в издании 1928 года.[↩]
4. Предпринятая за восемь лет до этого, в конце 1836 года, попытка Вигеля напечатать в пушкинском «Современнике» небольшую статью «Быстрый взгляд на историю славян» успеха не имела; публикация была запрещена цензурой. См. об этом: [Пушкин 1949].[↩]
5. К числу первых, например, относилась брошюра польского дипломата на русской службе Ксаверия Лабенского [Un mot… 1843]; к числу вторых — брошюра Федора Тютчева «Письмо г-ну Кольбу, редактору Аугсбургской всеобщей газеты» [Тютчев 1999]. [↩]
6. Об отъезде Вигеля говорится в письме П. Вяземского А. Тургеневу от 11 июня 1843 года [Маркиз… 1990: 264].[↩]
7. Об этом упоминает в своих дневниках Модест Корф [Корф 2004].[↩]
8. 21 октября датировано его письмо из Парижа В. Ганке [Письма… 1905: 175]. [↩]
9. См.: [Пирожкова 2007: 73]. К сожалению, сообщая о том, что именно Валуев издал в Лейпциге книгу Вигеля (год издания ошибочно указан как 1843), автор не указывает источник, откуда взяты эти сведения.[↩]
10. Из остзейских немцев была его бабка со стороны отца, Гертруда фон Бриммер. «По ней отец мой и дяди удостоились чести быть в родстве с Буксгевденами, Бревернами, Розенами и другими знаменитыми лифляндскими баронами, — писал Вигель, тут же, впрочем, добавляя, — чести, которою я, по крайней мере, всегда весьма мало гордился» [Вигель 1891–1893: I: 8].[↩]
11. Впрочем, в рецензиях во французской прессе отмечался «экзотический характер стиля» [Revue… 1844: 239], и даже то, что брошюра написана «довольно плохо» [de Mars 1844: 384]. Как бы хорошо Вигель ни владел французским, этот язык все же не был для него родным.[↩]