Roland Opitz. Der Russische Roman: Sechzehn Kapitel aus der 150-j?hrigen Geschichte zwischen Puschkin und Aitmatow

Научная карьера автора состоялась в Лейпцигском университете времен ГДР (диссертации о Лермонтове и Леониде Леонове), но и после падения Берлинской стены в 1989 году он не пал жертвой интенсивного вытеснения восточногерманской элиты новой элитой с Запада, оказавшись за 10 лет до пенсии профессором русской литературы Гумбольдт-Университета в Берлине. Затем возглавлял немецкое Общество Достоевского (1999-2003).

Монография о русском романе XIX-XX веков составлена из статей 1970-1990-х годов с добавлением трех не опубликованных ранее материалов. Тем не менее автор обозначает объединяющую тему: каждый роман- всегда новая версия понятого по Гегелю диалектического противоречия. Каждая статья- сжатый «портрет» очередного романа: крупным планом высвечивается его формообразующее противоречие, которое в конце концов есть модель мира. Такой подход призван, по замыслу автора, дать толчок последующей дискуссии на семинаре. И в самом деле- отражая преподавательскую деятельность, книга больше всего напоминает курс лекций. Предупреждая во вступлении, что новых открытий ждать не следует, автор не упоминает о том обстоятельстве, что вынужден много места уделять изложению содержания произведений, так что уже знакомым с первоисточником чтение его статей, а теперь и книги едва ли показано.

В самом факте свежего издания плодов «гэдээровской» русистики- в тот год, когда на остатках фундамента снесенного Дворца Республики появился обошедший все газеты лозунг «DIE DDR HAT’S NIE GEGEBEN» («ГДР никогда не было»),- естественно было заподозрить нечто интригующее, утраченное на Западе отношение к литературе как к источнику живой мысли (теперь чаще технически расчленяют текст), отличное от нашего понимание русской ментальности (теперь только удивляются) и потребность в ней у европейской культуры (теперь стараются развенчивать его несостоявшиеся ценности); оживает и воспетая Платоновым романтика имени Розы Люксембург, чьи последователи выступили издателями данных лекций. Все хорошее и правда есть в лекциях профессора- адекватное понимание художественного смысла, доброжелательность, как и несколько вполне корректных цитат из Маркса и Ленина. Однако вместо ностальгии погружаешься в анахронизм: вместо ушедшего мира великих ученых вспоминаешь добросовестных советских профессоров, что к динамике науки имели больше должностное отношение. Излагая основные тезисы автора, предлагаю и читателю взглянуть на научное прошлое восточного блока.

Начиная с «Евгения Онегина», автор напоминает о бесконечных спорах в оценке главных героев и делает вывод, что в их противоречивости- суть всего замысла. Так сложился новый тип романа, который, по суждению Т.Манна, позволил Пушкину дать амальгаму европейского и подлинно народного. Источники такой «эллиптической» формы не с одним, а двумя протогонистами в центре действия- в немецкой драме («Минна фон Барнгельм» Лессинга, «Ифигения в Тавриде» Гете), что получило развитие в русском романе, прежде всего «Преступлении и наказании», «Анне Карениной», «Воскресении» и др.

В исторических сочинениях Пушкин говорит о смысле и законах истории гораздо меньше, чем в художественных. «Капитанская дочка»- роман о несоединимости двух вечно противоположных исторических сил. Цепь невероятных событий, в ходе которых, на фоне взаимной жестокости, складывается человечески дружеский контакт мужика и дворянина, показывает всю иллюзорность такого союза. Параллельность двух вечных сил не была новостью: ее открыли Кант и Гегель. По Пушкину, примирение не в социальных переменах, а в отказе от жестокости, а значит, идеал не в уничтожении противоположностей через синтез, а в их мирном сосуществовании.