Революционность? Нет, нигилизм

Итак, читатель ознакомился с докладом Микеля Дюфренна, видного французского философа и эстетика. Дюфренн – один из крупнейших современных феноменологов. Автор широко известных работ – «Феноменология эстетического восприятия», «Поэтическое», «Эстетика и философия» и других – принадлежит к тому поколению французских мыслителей, которое во многом определило развитие буржуазной философии и культуры во Франции после второй мировой войны и продолжает оставаться весьма влиятельным и в настоящее время. Придерживаясь гуманистической и рационалистической позиции в философии и эстетике и либерально-демократических взглядов в политике (видимо, немалую роль в этом сыграло его активное участие в Сопротивлении), Дюфренн вел оживленную полемику с представителями психоанализа, экзистенциализма и структурализма, оспаривая и резко критикуя иррационалистические мотивы и тенденции, встречающиеся у ряда представителей этих направлений. Воспитанный в традициях французской классической философии и культуры, Дюфренн нередко демонстрировал в своих работах глубину, ясность и четкость мышления, тонкость логического анализа и добротность эстетического вкуса. В достаточной мере владея техникой и аппаратом лингвистического, семантического, семиотического и структуралистского анализа, философ не раз справедливо выступал против преувеличения их роли в исследовании произведений литературы, искусства и культуры. Критика эта, разумеется, была ограничена рамками феноменологической методологии, но определенное конструктивное значение, несомненно, вмела.

В последнее время, однако, воззрения Дюфренна и общи» пафос его философствования претерпели знаменательную эволюцию.

На прошлом, VI Международном эстетическом конгрессе (Упсала, Швеция, 1968 год) Дюфренн выступал с докладом «От социологии к феноменологии искусства», в котором он старался показать преимущества феноменологического анализа искусства перед социологическим, указывая при этом на особое значение искусства в создании новой, более человечной и гуманной социальности, чем социальность буржуазная, капиталистическая. Уже и тогда под искусством он понимал праздник, оргию, экстаз, возвращение к природному, естественному братству, возвращение к первоначалам, а роль художника видел в оспаривании коварной, бесчеловечной, угнетающей социальности и в установлении новой социальности, ноной культуры, которая была бы снова Природой, коренилась бы в Природе.

Доклад «Искусство и политика» являет собой новый шаг в направлении модного ныне на буржуазном Западе культурнигилизма, поворот от «традиционного» буржуазного гуманизма к анархическому революционаризму и левачеству.

Рассмотрим проблемы, обсуждаемые в докладе, и предлагаемые философом решения этих проблем.

Замысел Дюфренна носит не столько научный, сколько политический характер: раскрыть механизм построения нового общества революционным путем и показать возможности осуществления этой революции в индустриальном капиталистическом обществе в тесной связи с теорией и практикой искусства, то есть набросать картину революционного преобразования современного капиталистического общества, извлекая модель этого революционного преобразования не из различных дискредитировавших себя буржуазных политических, философских, социологических и т. п. теорий, а из того живительного родника, который, по глубокому убеждению Дюфренна, таит в себе неисчерпаемые возможности революционного преобразования общества и человека, – родника, носящего имя Искусства.

Дюфренн исходит из того, что проблема искусства и политики волнует умы уже более полувека, начиная с авангардистского движения в Европе и Октябрьской революции. На первый взгляд он как будто отдает должное Великому Октябрю – переломному моменту в истории человечества. Но если вдуматься, станет очевидным, что для Дюфренна и авангардистские движения в искусстве, и Октябрьская социалистическая революция – равнозначные явления. И это не просто оговорка, а конкретное проявление той позиции, которую занимает философ, та исходная точка, с которой ведется весь отсчет и определяются все параметры явлений культуры и социальных преобразований.

Главный порок концепции Дюфренна состоит в том, что он все искусство современности третирует как искусство «буржуазное». Не случайно он солидаризируется с Ионеско, который всю современную культуру (и буржуазную и социалистическую) считает насущным хлебом бюрократов, монополией и дубиной тоталитарных политиков. Ослепленный «лево»-радикалистским пафосом, Дюфренн везде и всюду видит только буржуазную культуру и буржуазное искусство, оказавшиеся в заговоре с угнетением, и призывает отказаться от них раз и навсегда, поскольку они способны лишь «обуржуазивать» широкие народные массы, уничтожать их революционный потенциал.

Но не все так просто, как представляется Дюфренну. Известно, что искусство буржуазного общества и «буржуазное искусство» понятия неравнозначные: в капиталистическом мире существовало и существует мощное прогрессивное искусство, смело и мужественно выступающее в защиту человека, против эксплуатации и угнетения, прославляющее и утверждающее человеческое достоинство, прекрасное и доброе, труд и мир на земле. Многие представители этого прогрессивного искусства перешли на позиции искусства социалистического реализма. Достаточно назвать имена Арагона, Элюара, Неруды, Амаду и многих других, имена, видимо, хорошо известные и Дюфренну. Следовательно, искусство буржуазного общества – это не только «буржуазное искусство», но еще и искусство прогрессивное, выступающее против буржуазности, против капиталистического общественного строя, против эксплуатации и угнетения, искусство, утверждающее и создающее общечеловеческие ценности.

Кроме того, можно ли отождествлять, как это делает Дюфренн, буржуазное реакционное искусство с искусством социалистического реализма? Любому непредубежденному человеку бросается в глаза тщетность, бесплодность, неправомерность и невозможность подобного отождествления: по своим целям, задачам, содержанию и идеалам искусство социалистического реализма и реакционное буржуазное искусство – антиподы, любое сопоставление которых лишь подчеркивает их противоположность и несовместимость. Одно прославляет человека, другое его развенчивает; одно воспевает свободу человека, пафос социалистического и коммунистического строительства, другое стремится показать вечность эксплуатации и угнетения, бессилие что-либо изменить в мире; одно способствует революционному преобразованию действительности и человека, другое содействует угнетению и эксплуатации.

Но Дюфренн не видит или не хочет видеть разницы между реакционным буржуазным искусством и искусством прогрессивным, с одной стороны, и реакционным буржуазным искусством и искусством социалистического реализма – с другой. Для него все существующее искусство есть искусство «официальное», «буржуазное», следовательно, долой это искусство!

Отсюда ясно, что Дюфренн не учитывает сложности взаимоотношений искусства и действительности, искусства и жизни, того, что жизнь является вечным живительным источником искусства и что художник живет идеями и страстями своего времени. Абстрагируясь от конкретно-исторического анализа социальной действительности, в которой существует искусство, Дюфренн потерял объективные критерии, определяющие классовый характер, идейно-художественное содержание и направленность художественного творчества. Он не видит сложной диалектики искусства и действительности: то он пытается их полностью отождествить, то начисто изолировать друг от друга. В любом случае сущность искусства представляется извращенной – его специфика как формы общественного сознания и как особого вида человеческой жизнедеятельности остается непонятой и нераскрытой. Если искусство отождествляется с действительностью, то исчезает относительная самостоятельность искусства, его специфика, если же оно изолируется от действительности, то тем самым отсекается от своего питательного источника, обрекается на самоуничтожение и вымирание, не говоря уж о том, что таким образом отбрасываются объективные критерии оценки искусства.

Вот почему, когда Дюфренн обрушивается на буржуазное искусство с резкой критикой, она выглядит двусмысленной и половинчатой. Он был бы прав, если бы направлял эту критику в адрес современного реакционного буржуазного искусства во всех его видах (поп-арта, оп-арта, кинетического искусства, сюрреализма, абстракционизма и т. д. и т. п.), то есть против современного буржуазного модернизма и буржуазной «массовой» культуры, которые действительно нацелены на уничтожение революционного потенциала трудящихся, на выработку у них таких стереотипов мышления и поведения, коими власть имущие могли бы манипулировать и манипулируют в собственных интересах. Такое искусство и такая культура на самом деле находятся в заговоре с угнетением. Поскольку же Дюфренн, как уже говорилось, не отличает прогрессивного искусства от реакционного буржуазного искусства и культуры, то его критика не достигает цели: по отношению к прогрессивному искусству и культуре она просто несостоятельна, а по отношению к реакционному буржуазному искусству и буржуазной «массовой» культуре эта критика оказывается недостаточно эффективной, потому что не вскрывает их классовые и гносеологические корни.

Дюфренн пытается переориентировать установившуюся, утвердившуюся и ставшую «традиционной» связь между искусством и политикой: вместо того чтобы размышлять о том, как искусство может быть революционным, он предлагает задаться вопросом, как революция может быть художественной.

Рассуждения Дюфренна о революции аналогичны рассуждениям об искусстве. Он не различает революций по их классовому содержанию, движущим силам и т. д. – для него все революции одинаковы. Дюфренн любит говорить о революции вообще, о борьбе вообще, о свободе вообще, об искусстве вообще и т. д. и т. п. При таком абстрактном подходе, естественно, смазываются все и всякие различия между революцией социалистической и буржуазной, между революцией и контрреволюцией. Так, революция, согласно Дюфренну, начинается тогда, когда рабочий дает отпор хозяину, студент – преподавателю, кюре – епископу, солдат – офицеру, обвиняемый – судьям, когда распадаются и разлагаются привычные традиционные отношения, механизм заедает, и возникает непредвиденное. Итак, революция, в понимании Дюфренна, – это «непредвиденное», возникающее в результате бунта, протеста, «спонтанного саботажа системы», когда «государство отмирает».