№1, 1962/Творческие дискуссии

Реальность красоты в природе

С большим интересом читается статья К. Зелинского «О красоте» («Вопросы литературы», 1960, N 11). Автор так излагает материал, что, кроме острого чувства современности, у вас возникает еще желание непременно взяться за перо, попробовать свои силы… Вот он пишет: «Кажется, ни у кого не вызывает сомнения то положение, что красота в природе существует, что это есть объективное явление, не зависимое от наших субъективных переживаний».

Отчего же не возникает сомнения? У некоторых авторов возникает. И споры по этому вопросу не случайны.

Время, в которое мы живем, необычайно обострило восприятие природы. Мы обязаны этим прежде и больше всего труду и науке. Само существование цивилизации стало возможно лишь благодаря труду, который все более и более обобществляется. Наука – это полнота власти человека над природой. Едва ли можно ошибиться, утверждая, что только с наступлением эры космических полетов для огромного большинства людей стало реально ощутимым наше представление о протяженности околосолнечного пространства, хотя человек еще задолго до запуска первого искусственного спутника Земли побывал в космосе, – разумеется, мысленно.

В высшей степени результативное, практическое общение с природой делало всех выдающихся естествоиспытателей чрезвычайно чуткими к красоте окружающего мира – настоящими поэтами (если хотите, и в прямом и в переносном смысле). Мог же А. Эйнштейн назвать величайшим поэтом XX века русского физика П. Н. Лебедева, поймавшего и взвесившего солнечный луч, то есть определившего давление света…

Мы стоим на пороге преднамеренного изменения климата нашей планеты; уже сегодня мы способны поворачивать течение рек вспять, направляя их в пустыни; мы создаем искусственные моря, в миллионах гектаров осваиваем вековую целину. Все большее число людей по необходимости втягивается в грандиозное дело преобразования природы, сталкиваясь лицом к лицу с извечной и вновь возникающей красотой родной земли. Вот почему, решая насущные вопросы эстетики, мы не можем пройти мимо проблемы: человек и природа.

В «Диалектике природы» Ф. Энгельса мы несколько раз встречаем важнейшее указание на противоестественность и бессмысленность представления о противоположности между Человеком и природой, которое досталось нам от средневековья и получило свое наивысшее выражение в христианстве. Разум не может противоречить природе, потому что, по словам Ф. Энгельса, человек своей плотью, кровью и мозгом принадлежит ей и находится внутри ее и только в человеке природа приходит к осознанию самой себя. Человек господствует, над природой, но как? Познавая ее собственные законы и правильно применяя их. Подчинив своей целенаправленной воле производство, с новыми грандиозными успехами естествознания люди чем дальше, тем все больше будут не только чувствовать, но и сознавать свое единство с природой.

Я думаю, что даже в пору, когда писались слова Энгельса, они не были столь актуальны, как сейчас. Потому что их глубокий смысл подтверждается движением истории.

Идея единства Человека и природы не только пронизывает все современное естествознание, она получила и свое высокохудожественное воплощение в искусстве. Знала ли, например, когда-либо раньше русская литература писателя, чье творчество было бы до такой степени сцементировано и одухотворено этой идеей, как у Михаила Пришвина? И разве не характерно, что наиболее полное и совершенное выражение эта идея получила в последних записях и дневниках писателя, составивших книги «Глаза земли» (1957) и «Незабудки» (1960).

Эстетика крайнего субъективизма считает красоту лишь проявлением духовной сущности человека. Такая эстетика выступает прямой наследницей религиозно-мистических теорий красоты, в какие бы «научные» одежды она ни рядилась у Б. Кроче или Н. Гартмана.

Вот тут-то нам никак не обойтись без той точки зрения, которую неточно называют «природнической». Она отнюдь не делает нас вульгарными материалистами-метафизиками, как думает Ю. Ворев. Напротив, она является исходным пунктом диалектико-материалистического обоснования эстетического. Но повторяю: исходным пунктом.

Выделение человека из мира животных, его обособление возможно только’ в обществе. Общественному труду мы обязаны нашим чувством прекрасного. Производя материальные условия своего существования, изменяя природу, «очеловечивая» ее, расширяя рамки и изменяя формы своего социального общежития, человек все более становился самим собой. Другими словами: многовековое трудовое общение человека с себе подобными и с бесконечным разнообразием материально-чувственных вещей оттачивало и обостряло его пять физиологических чувств и его мышление, и только таким путем развилось и его эстетическое чувство.

Те качества, свойства, особенности, ценности реальной действительности, которые «мы называем эстетическими, должны были существовать и до человека и независимо от него, прежде чем человек научился осваивать их, прилагать к ним особую меру, воспроизводить их сознательно, преднамеренно, с определенным социальным расчетом.

С самого своего возникновения искусство начинает играть исключительную роль в развитии нашего эстетического чувства. Но даже и теперь мы не приписываем ему того самодовлеющего значения, каким наделяет его идеалистическая эстетика. Оно лишь часть целого (такая же часть, как и наука), одна из форм общественного сознания, вовсе не исчерпывающая собой всего эстетического содержания действительности. А на первом месте для нас все так же стоит природа (кстати, К. Маркс употреблял иногда понятие «природа» в том смысле, что оно включает все предметное, следовательно, и общество).

По сути все сводится к бесхитростному, на первый взгляд, вопросу: существует ли красота объективно в природе, то есть независимо от человека, или же она впервые порождена лишь общественной практикой человека и вне этой практики, вне «психологии» человека, вне искусства не существует вовсе? Это и есть пункт разногласий, по которому никак не могут договориться уже не представители двух противоположных лагерей в эстетике – идеалистического и материалистического (в этом нет ничего удивительного), а специалисты, субъективно все до одного считающие себя представителями диалектического материализма в эстетике. Это подтверждает и нынешняя наша дискуссия.

Прежде чем вступить в полемику, дадим себе передышку, откроем томик поэта:

Себя не видят синие просторы,

И в вечном холоде – светлы, чисты –

Себя не видят снеговые горы,

Цветок своей не видит красоты.

 

И сладко знать, – идешь ли ты лесами,

Спускаешься ли горною тропой, –

Твоими ненасытными глазами

Природа восхищается собой.

 

Эти стихи Степана Щипачева я бы назвал образцом современной философской лирики.

В чем философия стихотворения? Она не только в чрезвычайно простом, доступном выражении идеи единства человека и природы. Поэт утверждает, что красота неотделима от материального разнообразия и богатства мира, она существует объективно и помимо человека, хотя и существует как «вещь в себе». Но вот приходит человек – чувствилище природы, – и «вещь в себе» становится «вещью для нас», только человеку во всей своей полноте открывается вечная прелесть природы. Какой спокойный, ясный, мудрый ответ нашим эстетикам-«общественникам», как их именует Ю. Борев! Впрочем, поэзия поэзией, а нас ждет на сей раз, к сожалению, теория.

«Красота пейзажа зависит от географических, климатических и других природных закономерностей. Но она не существует вне эмоциональной значимости этого пейзажа. Так обстоит дело с любым природным явлением…» – читаем на стр. 36 книги В. Ванслова «Проблема прекрасного» (Госполитиздат, 1957). Ю. Борев, выступая в нашей дискуссии (см. «Вопросы литературы», 1961, N 2), называет имя В. Ванслова первым в числе десяти других имен всех тех, кто, по его мнению, развивает единственно научную «общественную», точку зрения на природу прекрасного.

Итак, красота зависит от природных законов, но… не существует вне «эмоциональной значимости»! Удивительное это «но»! Что же после него остается на долю объективности прекрасного? Ведь каждому ясно: «эмоциональная значимость» касается наших чувств, нашего человеческого отношения к окружающему. И тут оказывается, что вне наших эмоций никакая красота в природе невозможна. Это все равно, как если бы мы, утверждая первичность материи, ее объективную реальность, вдруг заявили бы, что вообще материальность мира не существует вне ее эмоциональной значимости…

Да позволено будет сказать прямо: диалектика здесь превращается в свою противоположность, то есть становится всего лишь подделкой под диалектику, ее настоящее имя – эклектика.

Поищем, однако, нет ли каких-либо дополнительных соображений в работах других авторов, хотя бы потому что и «общественники» спорят между собой и не во всем согласны друг с другом.

Ю. Борев в статье «Метод и система эстетики» кратко суммирует взгляды «общественников». Эстетические свойства и естественные (материальные) свойства действительности лежат в разных плоскостях. Природа является ареной общественно-исторической деятельности человека, тем самым, говорит он, нет явлений действительности, общественно безразличных. Прекрасное – общественная ценность явлений, обусловленная общественными, а не природными закономерностями.

Итак, здесь все то же, только более туманное выражение известного тезиса: в самой природе нет подлинной, реальной и независимой от человека красоты…

Насколько это было возможно, мы добросовестно изложили позицию авторов, которых неправильно было бы называть «общественниками» – пришло время и об этом напомнить – как неправильно называть А. Егорова, Н. Дмитриеву, Я. Эльсберга, К. Зелинского и многих других авторов «природниками» на том-основании, что они придерживаются иных взглядов.

К каким бы теоретическим ухищрениям ни прибегали гонители природной красоты, но для человеческого разума непосредственно красота созерцаемой розы, например, есть действительная, а не иллюзорная, мнимая красота.

Цитировать

Романенко, В. Реальность красоты в природе / В. Романенко // Вопросы литературы. - 1962 - №1. - C. 83-96
Копировать