Реализм писателей-народников

Дискуссия о народничестве и народнической литературе, проведенная на страницах журнала «Вопросы литературы», представляется нам весьма своевременной и полезной. Она поможет историкам и литературоведам приблизиться к пониманию истинного значения народничества в истории русской общественной мысли и литературы.

Но участники дискуссии в своих статьях рассматривали народничество главным образом с точки зрения исторической; нам хотелось обратить внимание на литературоведческую сторону вопроса и, в частности, попытаться осветить проблему так называемого литературного народничества.

Если бы в наше время кто-нибудь вздумал трактовать творчество Л. Толстого, исходя лишь из принадлежности его к дворянству, а творчество Бальзака – как выражение его легитимистских взглядов, то, вероятно, на такого человека посмотрели бы по меньшей мере с удивлением, а его рассуждения сочли бы крайне примитивными. Советские литературоведы, вооруженные марксистско-ленинской методологией, стремятся, изучать наследие классиков художественной литературы во всей сложности отношений мировоззрения и творческой практики. Однако методы, отброшенные за негодностью и не употребляющиеся при исследовании творчества крупных писателей, к сожалению, все еще применяются при изучении наследия писателей менее значительных, хотя весьма сложных по своей творческой индивидуальности. Это относится к писателям, именуемым в истории литературы «беллетристами-народниками». Их литературная деятельность, как это ни странно, до сих пор рассматривается в русле народнической идеологии, к тому же весьма односторонне понятой. Такой подход отчетливо проявился, в частности, в десятитомной «Истории русской литературы» (М – Л. 1941 – 1956).

Г. Бялый в обзоре «Основные направления русской прозы 70 – 80-х годов» (т. IX, ч, I, стр. 125 – 158) утверждает, что писатели-народники «не видели корней капитализма в крестьянском хозяйстве», «создавали идеализированные образы крестьян», «с фанатическим упорством отстаивали артельно-общинные принципы» – словом, изображали действительность в согласии с теорией народничества. Именно это – «догматическая предвзятость в подходе к жизни крестьянства, стремление подчинить изображение деревни заранее заданной схеме», – по мнению исследователя, и «объединяет» их в особую группировку.

Правда, автор делает ряд оговорок, заявляя, что писатели-народники «в то же время» отразили «распад… «оплотов» и «устоев»… крестьянской «самобытности», что их произведения «богаты реалистическими зарисовками быта пореформенной деревни» и т. п., но это не меняет его основной позиции, а лишь выдает ее несостоятельность. В самом деле, как могли бы писатели-народники показывать крушение «устоев», если бы они руководствовались «догматической предвзятостью» и «заранее заданной схемой», которые как раз исключают подобное изображение?

С такой же меркой, только несколько по-иному, подходит к беллетристам-народникам Н. Соколов. В обзоре «Писатели-народники» (т. IX, ч, I, стр. 349 – 374) он выступает против отождествления народнической литературы и идеологии, но, касаясь конкретно того или иного писателя, сам ищет в его произведениях прежде всего «соответствия с народническим учением». По его мнению, например, Гл. Успенского нельзя причислять к «народническому лагерю» потому, что основное содержание его творчества «выходит за рамки народнических теорий». Отсюда нетрудно заключить, что писателями-народниками Н. Соколов считает тех литераторов, у которых основное содержание творчества не «выходят за рамки народнических теорий».

При этом оба автора, как было выше отмечено, представляют идеологию народничества весьма односторонне. Г. Бялый видит в народничестве лишь «догматизм», «артельно-общинные принципы». В. Соколов полагает, что «писатели-народники, отражая в своем мировоззрении и творчестве народнические представления о действительности, зачастую отходили от традиций литературы критического реализма… Ряд писателей-народников в угоду народническим доктринам склонны были идеализировать и романтизировать действительность, подгонять факты под заранее принятые схемы, в конечном счете – давали неверную, фальшивую картину действительности. Это не могло не снижать общую ценность произведений писателей-народников…» (стр. 353 – 354). Из этих и приведенных выше высказываний не трудно заключить, что оба автора по существу сводят народничество к учению о самобытности и за фразеологией народничества не замечают его реального содержания. Поэтому они видят лишь отрицательное влияние народничества на реализм писателей (отход от «традиций литературы критического реализма») и не видят положительного. А поскольку содержание произведений писателей-народников искусственно ограничивается ими пределами «народнических доктрин», то соответственно принижается и «общая ценность» народнической литературы.

* * *

До настоящего времени лучшими работами о литературном народничестве являются статьи Г. В. Плеханова о Гл. Успенском, С. Каронине и Н. Наумове. Плеханов разграничивает идеологию народничества и народническую беллетристику. Он подчеркивает: «Народничество как литературное направление… возникло из стремления нашего образованного разночинца выяснить себе весь склад народной жизни. Народничество как общественное учение было ответом на вопрос: что может разночинец сделать для народа?» ¹. Именно это разграничение позволило Плеханову по достоинству оценить реализм писателей-народников. «Наша народническая беллетристика, – пишет он, – вполне реалистична… ее реализм согрет чувством, проникнут мыслью». И далее: «Никакие специальные исследования не могут заменить нарисованной ими (писателями-народниками. – Г. Ш.) картины народной жизни» (стр. 47).

Плеханов раскрыл противоречие между народническими взглядами и реализмом в творчестве писателей-народников и показал, что «лучшим беллетристам-народникам пришлось изображать торжество нового экономического порядка, который, по их мнению, не сулил России ничего, кроме всякого рода материальных и нравственных бедствий» (стр. 158). Это еще раз доказывает, что ценность реализма народнической литературы вовсе не зачеркивается теми ошибочными народническими представлениями, которые отразились в творчестве писателей данного направления.

Обладая рядом несомненных достоинств, сохранивших свое значение и до настоящего времени, статьи Плеханова не исчерпывают всей сложности отношений между народническими взглядами и литературной практикой писателей-народников. В своих статьях Плеханов на материале народнической беллетристики показывает несоответствие утопических выводов народничества с действительным положением вещей. Тем самым он обращает внимание лишь на одну сторону отношений народничества и творчества писателей-народников. Это соответствовало целям его статей – побудить разночинную интеллигенцию отказаться от устаревшей и во многом ошибочной теории народничества и «стать на точку зрения интересов пролетариата» (стр. 92), Но в то же время остались неосвещенными другие стороны этих отношений, в частности связи между прогрессивными чертами народничества и реализмом народнической литературы.

Исходя из ленинской концепции народничества, мы можем теперь несколько иначе подойти к народнической литературе, полнее раскрыть отношения Народнической идеологии и творчества писателей-народников, учитывая при этом, конечно, и то, что было сделано Плехановым. Разумеется, мы не будем касаться всех положений народничества, так или иначе отразившихся в народнической беллетристике, а остановимся только на основных.

Согласно народнической теории, капитализм в России – это явление регрессивное. Каким же он предстает в изображении писателей-народников? Приход капитализма в деревню ознаменовался разложением крестьянства на сельских буржуа и пролетариев. Этот процесс запечатлен во многих произведениях народнической литературы.

Вырастание кулака из крестьянской среды можно проследить, например, по произведениям Гл. Успенского и Н. Златовратского.

В очерках «Из деревенского дневника» Гл. Успенский рассказывает о судьбе крестьянина Михаилы Петрова. Этот земледелец с помощью своей жены Аграфены ловко обирает «богатеньких» постояльцев и «отставного военного» – брата помещицы. Из обыкновенного крестьянина Михайло Петров быстро перерождается в кулака. Он вскоре построил «большущий дом, купил скотины и единогласно был выбран в сельские старосты» ². Может быть, судьба Михаилы Петрова покажется кое-кому нетипичной, так как разбогатеть ему помог «счастливый» случай. Возьмем другую фигуру – Ивана Ермолаевича. Этот «истинный крестьянин», как называет его Гл. Успенский, богатеет вполне закономерно. Ему помогают сами общинные порядки, по которым «Иван Ермолаевич, получив за хлеб деньги, потом получив и самый хлеб, раздает его… хромоногим бездушным существам и в обеспечение… получает труд как самих существ, так и ребят, приемлет, кроме того, поросят и гусей» (т. 5, стр. 95). Отсюда очевидно, что самой логикой жизни Иван Ермолаевич превращается в кулака. И если его не подкузьмит какой-нибудь «неблагоприятный случай, то он в скором времени станет настоящим мироедом.

Примеры, взятые из творчества Гл. Успенского, некоторым литературоведам могут показаться неубедительными, так как они считают его писателем, который как раз вопреки народнической теории мог правдиво изображать развитие капиталистических отношений в деревне. Обратимся к «правоверному», по их мнению, «народнику» Златовратскому. Но и он в романе «Устои» с определенностью, не оставляющей никаких сомнений, показывает приход капитализма в деревню. Шаг за шагом прослеживает писатель, как Петр Волк обогащается и становится «необузданным деспотом… какого не видали мужики со времени барства» ³.

Изображая кулаков, их зарождение и рост, писатели-народники отразили и другую сторону процесса капитализации деревни – превращение крестьян в сельских пролетариев.

Правдиво обрисовано обнищание и пролетаризация крестьян в «Рассказах о парашкинцах» С. Каренина. Особенно типична в этом, плане судьба Демы, который настолько разорился, что ему нечем стало платить подати и он вынужден, как и многие односельчане, покинуть деревню и уйти на заработки. До какой бедности дошел Дема, можно судить хотя бы по тому, что хлеб, которым питалась его семья, состоял «из муки, мякины и земли».

Столь же правдивые и безотрадные картины разорения крестьянства нарисованы А. Эртелем в «Записках Степняка». Особенно примечателен в этом отношении очерк «Поплешка», в котором ужасающая нищета крестьянина и засилие кулаков в деревне предстают во всем своем бесчеловечном обличий.

Расслоение крестьянства – выделение кулачества на одном полюсе и бедноты на другом – породило между ними антагонистические противоречия. Столкновение интересов трудового крестьянства и кулачества запечатлено во многих произведениях народнической беллетристики. Весьма характерен в этом отношении рассказ Н. Наумова «Крестьянские выборы». В рассказе повествуется о борьбе между крестьянами и кулаками при выборе волостного старшины.

Выборы волостного старшины имели важное значение в жизни крестьянства. От того, чьи интересы будет отстаивать старшина – крестьян или кулаков, – до некоторой степени зависело положение простого деревенского люда. Крестьяне поддерживают кандидатуру честного, смелого и справедливого мужика Егора Семеновича Бычкова, но это не в интересах кулаков и в особенности самого крупного из них – Еракыча. Он решил воспрепятствовать избранию Бычкова и провести в старшины своего приказчика Трофима. Крестьяне в этой борьбе терпят поражение.

Рассказ примечателен тем, что в нем раскрывается могущество власти капитала в деревне. Казалось бы, невозможно кучке кулаков одолеть крестьянство всей волости и добиться избрания своего ставленника. Но Еракыч чувствует в себе силу тягаться с ним. «А што оно мне, общество – то?.. Тьфу-у… Тьфу-у… вот я на общество-то! Чей оно хлеб-то ест, а?..

1. Г. В. Плеханов, Избранные философские произведения; т. V, Соцэкгиз, М. 1958, стр. 91. В дальнейшем ссылки приводятся по этому изданию.[↩]
2. Гл. Успенский, Собр. соч. в девяти томах, т. 4, 1955 – 1957, стр. 101. В дальнейшем ссылки приводятся по этому изданию.[↩]
3. Н. Н. Златовратский, Устои, Гослитиздат, М. 1951, стр. 522. В дальнейшем ссылки приводятся по этому изданию.[↩]