Реализм и развитие русского литературного языка

1

Вопрос о связи литературного реализма с развитием литературного языка и языка художественной литературы до сих пор еще не был предметом пристального и всестороннего исследования. Между тем этот вопрос далеко не безразличен для выяснения общих исторических условий и времени формирования реализма как метода словесно-художественного творчества, а также его национальной специфики и стилистических своеобразий его отношения к языку как материалу и «первоэлементу» художественной литературы. Если даже оставить в стороне представление о реализме как об извечной, чуждой специфических народных и исторических примет категории искусства, противостоящей антиреализму или ирреализму (а иногда идеализму), то все же проблема реализма в литературе, изучаемая в исторической плоскости и исторической перспективе, окажется окутанной скоплением противоречий и притом прежде всего теоретического, а затем исторического или хронологического и стилистического характера. Так, многим историкам и филологам представляется несомненным, что народно-словесному творчеству, во всяком случае тем его жанрам, которые к эпохе образования народностей освободились от мифотворческих тенденций и не восприняли религиозно-книжных влияний, реализм присущ как непосредственная жизненная сила, как субстанциональное начало народной исторической правды и художественной правдивости. Отсюда возникает желание, например, найти реализм в тех произведениях древнерусской литературы, которые носят отпечаток влияния народной поэзии (в «Слове о полку Игореве», в летописных фольклорных легендах, в повести о разорении Рязани Батыем, в «Задонщине», в сказании о Мамаевом побоище и т. п.).

В. Адрианова-Перетц в своей проблемной статье «Древнерусская литература и фольклор» говорит о борьбе в древнерусской литературе двух мировоззрений – религиозно-христианского и народно-трудового, фольклорного в таком духе: «Вопрос о реалистическом и антиреалистическом, идеалистическом начале в художественном стиле древнерусской литературы неразрывно связан именно с этой борьбой двух мировоззрений. В своем стремлении к реалистическому писатели приближались к лучшей части устного эпоса, и тогда, например в рассказе о Куликовской битве, события изображались в полном соответствии с действительным их ходом (ср. Задонщину и сказание о Мамаевом побоище, где победу приносит выступление засадного полка); когда же берет верх идеалистическая «философия истории», продиктованная религией, автор переходит на язык антиреалистической церковной фантастики, и вместо засадного полка на поле битвы выходят «святых мученик полки», во главе с «воинами» Георгием, Борисом и Глебом, Дмитрием Солунским и архистратигом Михаилом» ¹.

Так же прямолинейно, с предвзятой идеологической позиции, прежде приписывал или предписывал реализм некоторым видам народного творчества Д. Лихачев. В своей работе «Изображение людей в летописи XII-XIII веков», характеризуя летописца как средневекового «службиста», который «пишет то, что ему следует писать по своему служебному положению», Д. Лихачев так определяет систему русского средневекового литературно-художественного воспроизведения и изображения персонажа. Созданный феодальным классом светский идеал феодала был вполне оригинален, точно разработан и по-своему впечатляющ. Рядом с ним заметны следы и другого идеала человеческого поведения – идеала народного, подлинно гуманистического и подлинно самобытного. Однако подчиненная феодалам литература с трудом позволяет судить о нем. Изыскания фольклористов позволят, очевидно, ближе подойти к этому идеалу.

Так обстоит дело с системой, которую применяют к изображению людей авторы средневековья; если же приглядеться к исключениям из этой системы, то в них всюду заметно стихийное проникновение в литературу элементов реалистичности, точное следование натуре, действительности, появление в литературе любовно наблюденного и любовно переданного. Система – идеалистична, исключения из нее- стихийно материалистичны. Последним принадлежит будущее. Жизнь побеждает схему, элементы реалистичности – идеалистическую систему.

В этом разрушении феодальных представлений о личности только как об элементе феодальных отношений огромная роль принадлежит «народному творчеству»… Новое отношение к человеческой личности станет осознаваться самими авторами только с конца XVI – начала XVII веков. Это время, когда в литературе появляются первые изображения элементов человеческого характера².

«В течение пяти столетий в русской литературе идет борьба проникающих в нее снизу реалистических элементов с идеалистической литературной системой. Система нарушается и вновь восстанавливается на новой основе. Неподвижная и инертная по самой своей сути, она тем не менее искусственно поддерживается извне – официальной идеологией класса феодалов и его потребностями, различными на различных этапах исторического развития. Однако реалистические элементы проникают в литературу все интенсивнее, пока не начинают осознаваться как явления нового и положительного характера и пока они не находят себе уже в XVII веке своего настоящего проводника – демократические слои населения» ³. Таким образом, Д. Лихачев предполагает, что некое мистическое начало, именуемое им «элементами реализма» или «реалистическими элементами», неизменно присуще словесному творчеству народа в силу его внутренней природы.

Позднее Д. Лихачев стремился освободиться от смешения понятий реализма с материализмом, антиреализма с идеализмом. Самое отношение к развитию «реалистичности», «реалистических элементов» и «реалистических тенденций», «реализма» принимает в его работах несколько более исторический характер. Однако и в этих работах тяготение к «реалистичности», «реалистические тенденции» и «реалистические элементы» в древнерусских произведениях непременно появляются в связи с указаниями на проникновение мотивов и стилистических форм народной поэзии в письменную литературу.

Этот общий принцип кладется даже в основу вообще изучения процессов формирования письменной литературы на базе устной народной поэзии. Вопрос о «реалистических тенденциях» и «реалистических элементах» фольклора обычно выдвигается при изображении процессов образования письменной литературы на фольклорной базе, а этот путь от фольклора к письменной литературе прошли в Советском Союзе более сорока народов, которые до революции или вовсе не имели письменности или имели ее в зачаточных, неразвитых формах. М. Богданова в статье «От фольклора к письменной литературе (из наблюдений над киргизской акынской поэзией)» утверждает, что киргизская устная и акынская поэзия, развивая реалистические тенденции, стала той художественно-поэтической основой, на которой выросла письменная литература киргизского народа.

«Киргизская письменная художественная литература получает свое подлинное развитие лишь после Великой Октябрьской революции, и формируется она уже на основе народной, богатой многовековыми художественно-поэтическими традициями устной и акынской поэзии, в которой сложились свои реалистические традиции и нашли воплощение народно-освободительные идеи, жившие в народе и получившие особую возможность развиваться в годы русской революции 1905 – 1907 годов и в период восстания 1916 года… Рост реалистических тенденций в творчестве народных певцов и отражает развитие той высокой для фольклора стадии, которая приближает его к литературе» ⁴.

Вообще же в настоящее время у нас, например, вся история русского народно-поэтического творчества представляется как последовательное и прямолинейное движение его по пути реализма или на пути к реализму. Достаточно отметить хотя бы некоторые вехи этого пути, пользуясь указаниями авторов обобщающего труда «Русское народное поэтическое творчество», изданного Институтом русской литературы (Пушкинским домом) Академии наук СССР.

Излагая историю русского народного поэтического творчества, в частности историю его первых этапов, наши фольклористы придают особенное значение развитию и усилению в нем признаков художественности, а затем расширению форм и способов отражения и воплощения живой современной действительности. Именно эта последняя черта и рассматривается в работах по истории русского фольклора как свидетельство роста реалистических тенденций или реалистических элементов в народно-поэтическом творчестве. Так, в бытовом эпосе XIII-XV веков «заметно общее движение… к большей историчности содержания, причем… оно сказывалось главным образом в широких обобщениях, предметом которых являлись исторические судьбы народа. Этот процесс характеризовался и другой тенденцией – стремлением к исторической конкретности изображения. И одна и другая тенденция сказывалась на былевом эпосе. Но с особой силой эти тенденции проявились в создании нового эпического жанра – исторической песни» ⁵.

В коллективном академическом труде, посвященном русскому народному поэтическому творчеству X – начала XVIII века об «исключительном реализме» народной словесности речь раньше всего заходит применительно к жанру сказки XIII-XV веков: «былина и сказка различными художественными методами отражают народную жизнь. Действительность отражается в сказке через поэтический вымысел. В прямое соответствие фабулы сказки реальной жизни никто не верит. И хотя человеческие отношения во многих сказках изображаются с исключительным реализмом, самую фабулу сказки и героев ее народ всегда считает вымыслом» ⁶. Вообще жизнь сказки XIII-XV веков характеризуется «тяготением к историчности содержания и к социальной тематике» ⁷, в чем и находятся признаки «исключительного реализма».

Характеризуя общие тенденции развития русского народно-поэтического творчества в XIII-XV веках, М. Скрипиль писал: «Движение этих эпических жанров в направлении возрастающей историчности и конкретности ее выражения, в направлении все более глубокого осознания классовых противоречий и поисков причин, создающих эти противоречия, представляет собой основную линию развития не только этих жанров, но и всей народной поэзии XIII-XV веков в целом, так как эпос занимал в ней основное место. Народная поэзия этого времени действительно являлась выразительницей крепнущего национального сознания русского народа» ⁸.

В современном изображении развития народно-поэтического творчества XVI века («периода укрепления централизованного русского государства») «реалистичность» выступает гораздо более широко, ярко и определенно.

«В XVI веке русский эпос ищет путей обновления и находит их в еще более точном и конкретном изображении действительности, чем это характеризовало его жизнь в предшествующий период. Исподволь изменяется в эту эпоху и художественный метод изображения эпического героя. В соответствии с большой историчностью содержания эпических произведений и художественный метод их характеризуется усилением реалистичности в трактовке художественных образов. В большей мере это относится к исторической песне, в меньшей, но все же значительной, – к былевому эпосу» ⁹.

В заключение М. Скрипиль и Б. Путилов приходят к следующим выводам:

«Народная поэзия этого времени еще теснее, чем в предыдущий период, сближалась с конкретной исторической действительностью… Историческая песня становится преобладающим жанром эпоса XVI в. именно потому, что в ней находило удовлетворение достигшее более высокого уровня народное историческое сознание. Художественный метод эпических жанров, которые и в этот период продолжают оставаться основными жанрами народной поэзии, претерпевает глубокие изменения. В художественном методе не только исторической песни, но и былевой поэзии и сказки обнаруживается явное стремление к большей, чем в предшествующий период, реалистичности повествования и трактовки художественных образов» ¹⁰.

С XVII века реалистическое изображение действительности – согласно принятой характеристике народно-поэтического творчества – становится основным признаком русской народной поэзии.

«Военно-историческое песенное творчество середины XVII столетия, – пишут В. Адрианова-Перетц и Б. Путилов, – прочно связано… с конкретными событиями эпохи и сохранило немало имен деятелей того времени, географические названия, отдельные характерные подробности и черты событий и военного быта. Отражая конкретные факты военной истории, сочетая реалистическое изображение действительности и свободный поэтический вымысел, песни всегда выявляют в описываемых событиях их общее содержание, ставят и в какой-то мере решают на конкретном материале общие вопросы, интересующие народные массы» ¹¹.

В былине XVII века, по сравнению с позднейшей, больше реалистических моментов в описаниях, которые со временем становятся изображением не столько реального, сколько желаемого высшего качества (стр. 427).

Таким образом, согласно этому представлению о путях развития русского народно-поэтического творчества, его форм и принципов отражения в нем действительности, реализм как метод художественного изображения выкристаллизовывается в истории народной поэзии гораздо раньше, чем в художественной письменной литературе. Любопытно, что соответственно этой концепции русский поэтический фольклор приобретает яркий национальный колорит уже в XVI- XVII веках, то есть еще до образования русской нации. Об этом говорится следующее: «Русский исторический фольклор XVI-XVII веков в своей лучшей части – замечательное явление русской народной поэзии, явление глубоко национальное. Идейно-художественная значимость этого фольклора выражается не только в том, что в основе его лежит русская действительность, реальная жизнь, классовая борьба, определяющие его содержание и формы, но и в том, что в исторических песнях, преданиях, сказках, пословицах и поговорках проявились некоторые существенные черты русского национального характера» ¹².

Необходимо в этой же связи отметить еще одно обстоятельство, подчеркиваемое некоторыми нашими фольклористами.

Неразрывная связь всего живого облика былины в записи XVII века с живым языком именно этого времени – факт, делающий эти записи особо ценными. Вместе с тем богатая» их лексика «говорит о том, что фольклор в XVII веке охватывал и выражал интересы более широких социальных групп общества, чем в последующие эпохи…, что, являясь в широком и полном смысле слова народным, язык фольклора был передовым языком своего времени, несмотря на традиционность произведений, и определял пути сложения русского литературного языка» ¹³. Очевидно, имеется в виду процесс образования русского национального литературного языка. Об этом В. Адрианова-Перетц писала так: «Рост значения устнопоэтической речи в развитии национального литературного языка в XVII веке был одним из проявлений освобождения человеческой мысли от власти господствующей религиозной идеологии. Народное поэтическое творчество сыграло огромную положительную роль в ускорении этого процесса и вместе с тем в усилении реалистических тенденций русской литературы» ¹⁴. Указание на связь возникновения или развития реализма с процессом освобождения человеческой мысли от власти господствующей религиозной идеологии стало одним из основных тезисов современной теории развития реализма в искусстве.

О народно-поэтическом творчестве петровского времени (начало XVIII века) читаем: «Яркие художественные обобщения, издавна свойственные русскому народному творчеству, углубляются в произведениях, созданных по следам крупнейших событий эпохи, конкретнее характеризуют исторический процесс, и в этом углублении обобщений заключается движение народного творчества к реализму. Конкретности изображения способствует, между прочим, большое количество реалий нового быта… Самая лексика народной поэзии значительно обогащается благодаря этому стремлению перенести в художественный рассказ подробности нового быта – военного, экономического, административного» ¹⁵.

Само собой разумеется, что при описании дальнейших этапов развития разных жанров народной словесности в XVIII веке и в первой половине XIX века еще более охотно и еще более интенсивно подчеркивается все продолжающееся усиление в ней «реалистичности», «реалистических элементов» и «реалистических тенденций» ¹⁶.

Однако нигде прямо не говорится, когда и как происходит в русском фольклоре превращение или качественное преобразование этих «реалистических тенденций» или «реалистичности» в реализм в собственном смысле и каковы специфические качества или особенности этого фольклорного или народно-поэтического реализма – в его отношении к реализму письменной художественной литературы.

Легко заметить, что так называемое «движение народно-поэтического творчества к реализму» определяется степенью и характером охвата «действительности». Таким образом, здесь в самое понятие реализма вкладываются очень широкие и стилистически неопределенные признаки «отражения действительности» то в более или менее условных, то в конкретных формах, но всегда с помощью приемов народного словесного искусства. Между тем словесное искусство, ориентирующееся на действительность, может быть очень разнородным по своему методу, по своим внутренним качествам, по своей поэтике и стилистике. И. Конрад предложил для такого типа литературных направлений и произведений термин «литература действительности». Но этот термин мало применим к продуктам устнопоэтического творчества. Вместе с тем едва ли можно выводить реалистическое искусство, например Пушкина в «Пиковой даме» или Толстого в «Войне и мире» и в «Анне Карениной», из приемов и форм народной словесности. Следовательно, необходимо точное определение содержания терминов «реалистические тенденции», «реалистические элементы», «реалистичность» и «реализм», когда они применяются к произведениям устной народной словесности XIII-XIX веков.

Однако эта неопределенность, неясность понимания сущности «реалистичности», «реалистических элементов» или «реалистических тенденций» в разных формах и жанрах фольклора не мешает историкам русской литературы связывать «становление» и «рост реализма» в творчестве русских писателей XIX и, XX веков с обращением их к источникам народной поэзии. Такие связующие нити отыскиваются в литературной деятельности Пушкина, Гоголя, даже Лермонтова, а позднее редко по отношению к какому-нибудь крупному писателю середины и второй половины XIX века (кроме, быть может, Достоевского – до каторги) не ставился вопрос о «реалистической» живительности интереса к фольклору.

Фольклор, народная словесность считается для всех эпох развития литературы могучим источником распространения или рассадником «реалистических тенденций», а иногда и прямо реализма. К этому резервуару или «кладезю» реализма припадают все писатели, истощенные антиреалистическими увлечениями.

С влиянием фольклора и «народно-речевой стихии», просторечия связывается, например, становление реалистического метода А. Толстого. По словам Л. Поляк, в «Сорочьих сказках» закладывалась основа будущего реалистического стиля писателя, начиналась борьба с мнимой «поэтичностью». «Обращение Алексея Толстого к фольклору было не только органично, но оно сыграло, несомненно, большую роль в укреплении писателя на позициях реалистического искусства, в формировании его художественного метода» ¹⁷. (Ср. те же рассуждения в отношении А. Чапыгина, В. Шишкова и других писателей советской эпохи¹⁸.)

Таким образом, вопрос о «реалистических тенденциях» в истории жанров народной поэзии, о приложимости понятия реализм к фольклору разных эпох и о содержании этого понятия в стилистике и поэтике народного поэтического творчества, а также вопрос о фольклоре как источнике реализма в литературе XIX и XX веков – нуждается в глубоких конкретно-исторических литературоведческих и лингвистических исследованиях. В настоящее же время происходит мнимое объяснение одного неизвестного посредством другого, тоже неизвестного.

 

2

Есть и другой стилистический предрассудок, довольно крепко припаянный к рассуждениям о русском литературном реализме. Этот предрассудок в обобщенной форме сводится к убеждению, что основные признаки и характерные свойства реализма заключены в народно-разговорной речи. Эта речь реалистична по своей природе, а потому и в тех произведениях литературы, в которых основным формирующим фактором является народно-разговорная речь или ее элементы, реализм всегда бывает налицо как «вечный спутник» или как метафизическое «субстанциональное начало» живой народной речи. С этой точки зрения, например, реалистическими признаются те части древнерусской летописи, которые в народно-сказовой форме повествуют о происшествиях или фиксируют случившиеся события.

Так, И. Еремин выделяет в Киевской летописи как памятнике литературы два стиля – документально-сказовый и агиографический. Стиль документально-сказовый характерен для погодных записей и летописных рассказов. «Летописный рассказ в неменьшей степени документален, чем погодная запись. Он – прямое отражение реальной действительности… Как и всякий рассказ очевидца, он нередко отмечен печатью той непосредственности, которая так характерна для такого рассказа, не претендующего на литературность и преследующего цели простой информации. Своими отчетливыми «сказовыми» интонациями он порою производит впечатление устного рассказа, только слегка окниженного в процессе записи» ¹⁹. «Той же документальностью характеризуется и встречающийся в летописных рассказах диалог; он, как правило, так же деловит, конкретен и фактичен, как и речь монологическая» ²⁰. «Документален, наконец, самый язык летописи – ее удивительный словарь, весь насыщенный терминами своего времени, ходячими в феодальной среде XII в. словами и оборотами речи» ²¹. «Некоторые из этих слов и словосочетаний образны, но образность эта не литературного происхождения; она идет непосредственно от речевой практики XII в., от живого языка, обычного в княжеско-дружинной среде и хорошо известного летописцу» ²². Из этого анализа делается такой вывод: «…и погодная запись и летописный рассказ объединяются единством одного и того же метода отражения исторической действительности. Думаю, что метод этот – он нуждается в историко-литературном определении – есть все основания называть реализмом. Разумеется, этот реализм нельзя отождествлять с реализмом литературы нового времени. Такое отождествление было бы и антиисторично, и искажало бы действительное положение вещей. О реализме Киевской летописи в привычном для нас понимании этого термина, в смысле метода, характерного для литературы XIX-XX вв., не может быть, конечно, и речи. Реализм летописца – средневекового типа; он стоит еще на той грани, которая едва отделяет литературу от документа; фиксируя во временной последовательности отдельные факты, с протокольной точностью иногда воспроизводя внешнюю канву событий, реализм летописца не обнаруживает признаков творческого переосмысления этих событий, не может возвыситься до каких-либо обобщений, явно предпочитая идти по линии эмпирической регистрации исторических событий, иногда со своими оценками и морально-поэтическими комментариями» ²³.

Анализ агиографического книжно-славянского стиля дает И. Еремину «дополнительный материал для характеристики качественного своеобразия средневекового реализма». «Находясь еще в скованном и связанном виде, в стадии «документального» отражения действительности, чисто эмпирической фиксации отдельных фактов, средневековый реализм становился в литературе не только рядом с отражениями в ней устноэпических форм выражения, но он наталкивался и на сопротивление чрезвычайно сильных в ней в эпоху феодализма систем художественного отражения действительности – антиреалистических по своей природе; не имея еще возможности в силу своей ограниченности заменить собою эти системы, он становился рядом и с ними. Значение этого факта трудно переоценить: прорываясь на том или ином участке, он постепенно расшатывал эти системы в литературе, так же как в живописи отдельные «реалии» подрывали, расшатывали традиционное для средневековья антиреалистическое понимание формы и пространства».

По мнению И. Еремина, в русской литературе «процесс этот уже начался очень рано, – в XII в. во всяком случае…» ²⁴

Таким образом, здесь принцип «документализма», изложение, опирающееся на народно-разговорную и деловую речь, – считаются структурной базой средневекового реализма.

В сущности, объединением теории фольклорного «реализма» и народно-разговорного «реализма» является точка зрения М. Сперанского на развитие русской повести в XVII веке.

«Повести о бражнике, об Аггее, о молодце, коне и сабле, «о молодце и девице», наконец, «Богатырское слово» и «Горе – злосчастие» – все эти, как и некоторые другие повести, – писал М. Сперанский, – объединяются между собою (при различной, разумеется, степени талантливости и различии форм, в зависимости от источников) свободным отношением к книжной традиции, близостью к устной словесности, своим стилем, сближающим их с этой словесностью и живой речью, а также своим более отчетливо выраженным чувством окружающей действительности – реализмом» ²⁵. В свободном отношении к книжно-славянскому источнику, в народно-разговорных чертах стиля и языка, в «проблесках реализма» М. Сперанский и видит «довольно отчетливо складывающуюся поэтику новой русской повести, история которой протекает уже в XVIII в.» ²⁶

Если по отношению к древнерусской художественной литературе в понятии «реализма» иногда объединяются изобразительные средства живой разговорно-бытовой и народной поэзии, то применительно к русской художественной литературе XIX и XX веков значения слова «реализм» нередко раздваиваются, и реализм то понимается в стилистическом, то в чисто идеологическом плане. Как многозначно и неопределенно употребление термина «реализм», – можно судить по языку статьи Л. Поляк о «Железном потоке» А. Серафимовича. Здесь читаем: «В некоторых случаях Серафимович намеренно прибегал к стилевым контрастам для передачи всего своеобразия эпохи, причудливо переплетая «высокое» с «низким», романтический пафос с грубым и суровым реализмом. Так чередуются в эпопее напряженные драматические сцены, полные романтической патетики, высокого трагизма, с бытовым, насыщенным национальным колоритом, добродушным юмором… Еще резче и последовательнее даны эти антитезы в языке эпопеи. Высокая, книжная романтико-патетическая лексика, декламационная интонация, торжественный ораторский синтаксис контрастно сочетаются с народным просторечием, пересыпанным вульгаризмами, со сниженно-бытовой разговорной струей» ²⁷. Из контекста ясно, какой смысл здесь вкладывается в слово «реализм»: это – бытовой колорит, сниженно-бытовая «разговорная струя». «Реализм» противопоставляется «романтической патетике, книжно-патетической струе». Но через четыре страницы уже выступает другое, идеологическое понимание «реализма».

«Железный поток» – это произведение глубоко реалистическое не потому, что оно построено на документальном материале, и даже не потому, что оно передает все оттенки местного колорита, дыхание края и его народа; реализм «Железного потока» – в обобщении образа этого народа, в раскрытии смысла исторического события, перспективы революционной борьбы. «Железный поток» – это произведение одновременно революционно-романтическое, потому что оно воплощает героические дела и подвиги советского народа, разбуженного великой революцией, охваченного патриотическим порывом, устремленность народа к прекрасному будущему» ²⁸.

Утверждаемая связь реализма с народной речью иногда приводила к отождествлению или одностороннему сближению понятий реализма и народности литературы. В. Адрианова-Перетц в работе «Историческая литература XI-начала XV вв. и народная поэзия» писала: «Понятие «народность древнерусской литературы» определялось всем ходом исторического развития и на каждом этапе истории феодального строя имело свои характерные признаки. В это понятие прежде всего входило умение писателя уловить то новое в исторической действительности, что отвечало интересам трудового народа, и выразить это в художественной форме, стремящейся к реалистическому изображению, выразить средствами литературного языка, свободного от элементов, чуждых строю общенародного языка» ²⁹.

Связь реализма с народно-разговорной речью не может и не должна быть представляема в отвлеченном, антиисторическом плане. Разговорность стиля «интермедий» XVII и начала XVIII в. не делает их явлением реалистического искусства. Степень использования элементов народно-разговорной речи не пропорциональна степени «реалистичности» произведения. Самые способы художественного применения народно-разговорной речи бывают очень разнообразны (ср., например, стиль Мельникова-Печерекого, Лескова и Н. Успенского). Относящиеся к простому слогу произведения литературы эпохи классицизма XVIII века не являются продуктами реалистического творчества.

Естественно возникает вопрос, можно ли непосредственно связывать реализм в литературе как художественный метод отражения и воспроизведения действительности с теми или иными разновидностями народно-поэтической и народно-разговорной речи; если же здесь есть глубокие связи и соотношения, то спрашивается, всегда ли они существовали, или же они развиваются в строго определенную историческую эпоху. Кроме того, если верно, что реалистическая литература (по крайней мере, у нас в России) с 30-х-40-х годов XIX века является основной движущей силой литературно-художественного развития, то следует признать, что она развивается не только на базе стилей народной словесности и не только на основе народно-разговорной речи во всем многообразии ее профессиональных, социально-групповых и территориальных разветвлений, а также жаргонных отслоений, но она захватывает в сферу своего развития все богатство разновидностей литературно-книжной и письменно-деловой речи. Достаточно указать на различия стилей таких представителей реализма в русской литературе, как Гоголь, Герцен, Тургенев, Чернышевский (в его беллетристических произведениях), Л. Толстой, Салтыков-Щедрин и Гл. Успенский. Поэтому нельзя обойти более общей проблемы: как реализм связан с развитием литературного языка и языка художественной литературы в целом? Распространяются ли принципы и приемы реалистического изображения жизни, присущие стилям фольклора и народно-разговорной речи, на другие стили и разновидности литературного языка и языка художественной литературы, или же народно-разговорный язык как речевой концентрат всей познавательной деятельности народа и его культуры, достигши высокой степени исторического развития, лишь в определенную эпоху становится пригодным для того, чтобы стать средством и «первоэлементом» образования и прогрессивного движения реалистической литературы? Как исторически определить и охарактеризовать ту ступень развития языка народа, когда он накапливает силы для обслуживания таких сложных высших форм словесного искусства, как литературно-реалистические произведения? Как самый язык художественной литературы, развиваясь и оказывая воздействие на историю общелитературного языка, достигает той сложной системы стилистических и характерологических форм и оттенков речевой экспрессии, которая присуща реалистическому искусству?

Естественно, что самая постановка этих вопросов предполагает понимание реализма как метода словесно-художественного выражения и изображения, метода, связанного со строго определенными конкретно-историческими течениями и явлениями литературы. Между тем широко распространены и иные теории реализма в литературе, опирающиеся как на теоретический фундамент на априорное убеждение в неразрывной связи реализма с революционной идеологией, независимо от конкретно-исторических изменений в системе форм литературного выражения. Так как язык и идеология – вещи разные и на одном и том же языке могут найти выражение противоположные взгляды и системы мировоззрения, то при отношении к реализму только как к общественно-идеологическому течению вопрос о связи реализма с развитием литературного языка теряет смысл и целесообразность. В этом случае оказывается единственно целесообразным рассмотрение вопроса о связи или соотносительности реалистических «стилей» с определенными системами мировоззрений, общественных идеологий. Но само собой разумеется, прежде чем уходить в эту новую область уже не филологического, а историко-идеологического или общественно-исторического исследования, необходимо подробнее остановиться на этих социально-философских теориях русского реализма и на их отношении к вопросам реалистической стилистики и поэтики, к вопросам художественно-словесного своеобразия реалистического метода.

 

3

Наряду с теориями возникновения и развития реализма, так или иначе связывающими признаки реализма как художественного метода со своеобразием народно-разговорной речи и стилей фольклора, со специфическими качествами стилистики народно-разговорного или литературного языка, а также языка художественной литературы, – у нас имеют широкое распространение теории реализма как общественно-идеологического течения. При этом вопросы специфики литературы как сферы словесно-художественного творчества нередко совсем затушевываются или устраняются.

Так, среди многих наших литературоведов укоренилось убеждение, что становление реализма в России связано исключительно с возникновением и подъемом революционно-освободительного движения. Развитие русского реализма ставится в прямую и непосредственную зависимость от развития революционной идеологии и освободительного движения³⁰. Отцом и основоположником реализма объявляется Радищев.

Литературоведы этого лагеря и близких к нему позиций полагают, что русская литература в конце XVIII- начале XIX века «подошла к реализму» и что это приближение к реализму является заслугой «демократического направления», в которое входили Радищев, его ученики – Пнин, Попугаев, Борн и другие, а также Нарежный, Крылов. По словам У. Фохта, «данное направление ближе других подошло (а другие-то все-таки «подходили». – В. В.) к реализму, в особенности в творчестве Крылова». В последующий, декабристский, период – в первой половине 20-х годов, – «налицо отчетливое проявление реалистических тенденций, подготовившее торжество реализма как ведущего направления следующего периода развития нашей литературы (Пушкин уже начала 20-х годов, Рылеев, особенно Грибоедов)». Затем в 30 – 40-е годы «в процессе изживания субъективизма и отвлеченности романтизма окончательно складывается… реализм. Преодолевая противоречия декабристских воззрений, Пушкин утверждает реалистический метод в литературе. Рост народного движения и осознание его исторического значения – основа победы реализма в литературе…» Таким образом, «реализм в литературе» понимается целиком как общественно-идеологическое направление. Особые художественно-стилистические формы выражения для него не специфичны. Основная тенденция его эволюции – от Пушкина к Герцену «заключается во все большем внимании писателей к непосредственному изображению общественных отношений, во все большей отчетливости их общественных позиций, во все большем приближении к демократической, а затем и революционно-демократической идеологии» ³¹. В таком же духе характеризуется и позднейший период развития критического реализма (с середины 50-х до начала 80-х годов: 1856 – 1882 годы); после этого начинаются «подступы к социалистическому реализму».

При такой характеристике реализм теряет все черты метода словесно-художественного изображения жизни и должен быть отнесен в историю общественной мысли как своеобразная реалистическая идеология.

Правда, в другой своей статье «Развитие реализма в русской литературе XIX века» У. Фохт как будто выходит за пределы абстрактно-идеологической трактовки реализма. Тут в описание реализма входит и отношение к действительности, направленное на «установление объективной ее сущности», и типические характеры в типических обстоятельствах, и тяготение к определенным жанрам, и специфическая характерология, и даже язык. Так, о языке реалистических произведений говорится: «В отношении языка реализму свойственна установка на объективное называние явлений, лишенное тех элементов экспрессии, которые присущи, например, романтизму» ³². «Путешествие» Радищева не дотягивает до реализма потому, что в нем, между прочим, обнаруживается «подчинение языка не столько задачам точного называния явлений, сколько целям внушить читателям авторские представления» ## Там же, стр.

1. «Труды Отдела древнерусской литературы», т. VII, Изд. АН СССР, М. – Л. 1949, стр. 6.[↩]
2. См. об этом Д. Лихачев, Проблема характера в исторических произведениях начала XVIII века. Труды ОДРЛ, т. VIII, 1951.[↩]
3. »Труды Отдела древнерусской литературы», т. X, 1954, стр. 42 – 43. [↩]
4. «Вопросы литературы», 1957, N 1, стр. 147; ср. также стр. 152.[↩]
5. »Русское народное поэтическое творчество», т. I. Очерки по истории русского народного поэтического творчества X-начала XVIII веков. Изд. АН СССР, М. -Л. 1953, стр. 283. [↩]
6. Там же, стр. 290.[↩]
7. Там же, стр. 293.[↩]
8. »Русское народное поэтическое творчество», т. I, стр. 300. [↩]
9. Там же, стр. 345.[↩]
10. Там же, стр. 346 – 347.[↩]
11. »Русское народное поэтическое творчество», т. I, стр. 387. [↩]
12. Там же, стр. 415.[↩]
13. А. П. Евгеньева, Язык былин в записях XVII века. ИАН ОЛЯ, 1944, т. III, вып. 4, стр. 176. Ср. «Русское народное поэтическое творчество», т. 1″ стр. 427 – 428.[↩]
14. «Русское народное поэтическое творчество», т. I, стр. 538.[↩]
15. Там же, стр. 527.[↩]
16. »Русское народное поэтическое творчество», т. II, кн. 1. Очерки по истории русского народного поэтического творчества середины XVIII – первой половины XIX века. Изд. АН СССР, 1955, стр. 128, 227 и др. [↩]
17. Л. М. Поляк, Роль фольклора в становлении реалистического метода А. Н. Толстого (У источников творчества). ИАН ОЛЯ, 1956, т. XV, вып. 4, стр. 359, 362, 364.[↩]
18. Между тем еще Белинский предостерегал от смешения реалистических тенденций развития литературы с воздействием на нее народного творчества. Он считал, что создание народной реалистической литературы не должно означать механического возрождения традиционных форм народного творчества. В частности, он решительно отрицал возможность современного поэтического творчества в духе древнего героического эпоса, отстаивая историческую точку зрения. «Эпопея нашего времени, – писал он, – исторический роман» (В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. II, СПб. 1900, стр. 54). См. «Наследие Белинского». Сборник статей. М. 1952. Б. Богомолов, В. Г. Белинский о народном творчестве, стр. 158.[↩]
19. И. П. Еремин, Киевская летопись как памятник литературы, «Труды Отдела древнерусской литературы», т. VII, стр. 72 – 73.[↩]
20. Там же, стр. 77.[↩]
21. Там же, стр. 79.[↩]
22. Там же, стр. 80.[↩]
23. И. П. Еремин, Киевская летопись как памятник литературы, «Труды Отдела древнерусской литературы», т. VII, стр. 81.[↩]
24. Там же, стр. 96 – 97.[↩]
25. М. Н. Сперанский, Эволюция русской повести в XVII в. «Труды Отдела древнерусской литературы», вып. 1, Изд. АН СССР, М. -Л. 1934, стр. 150.[↩]
26. Там же, стр. 161.[↩]
27. Сб. «А. С. Серафимович, Исследования, воспоминания, материалы, письма». Изд. АН СССР, М. -Л. 1950, стр. 125.[↩]
28. Сб. «А. С. Серафимович, Исследования, воспоминания, материалы, письма», стр. 129.[↩]
29. «Труды Отдела древнерусской литературы», т. VIII, 1951, стр. 95 – 96.

    Д. С. Лихачев, Возникновение русской литературы. Изд. АН СССР, М.-Л. 1952, стр. 215 – 216[↩]

30. См. статью «Реализм» в БСЭ, т. 36, стр. 161. Ср. критические замечания Я. Эльсберга в статье «Некоторые проблемы истории русского реализма», И АН ОЛЯ, т. XV, вып. 2, 1956, стр. 102 – 103.[↩]
31. У. Р. Фохт, Опыт периодизации истории русской классической литературы эпохи критического реализма (1790 – 1902), ИАН ОЛЯ, т. XIII, вып. 6, 1954, стр. 514 – 516.[↩]
32. ИАН ОЛЯ, т. XVI. вып. I, 1957, стр. 20.[↩]