Размышления Кристы Вольф

Christa Wolf, Die Dimension des Autors. Aufsдtze, Essays, Gesprдche, Reden, Berlin und Weimar, Aufbau-Verlag, 1986, Band I, 470 S:; Band II, 492 S.

Криста Вольф дебютировала как литературный критик и рецензент. И теперь, когда она стала одним из ведущих прозаиков ГДР и получила международное признание, она по-прежнему часто выступает в печати по текущим вопросам литературной и культурно-политической жизни. В привязанности к эссеистике сказывается аналитическая суть ее писательской натуры и активность ее общественной позиции.

Недавно избранные статьи, речи, эссе, интервью Кристы Вольф вышли в ГДР объемистым двухтомником под названием «Авторское измерение». Работы, охватывающие три десятилетия, написанные по разнообразным поводам, объединены общей мыслью. В них неизменно идет речь о долге писателя, деятеля культуры, о его месте в обществе.

Для постановки этой большой проблемы находится место даже в самых кратких статьях. Например, в приветствии ко дню рождения Генриха Бёлля, занимающем немногим более страницы, Криста Вольф пишет о том, чему можно научиться у Бёлля: «…тому, что абстрактные понятия, такие, как доброта, совесть, надежда, можно понимать и описывать так же конкретно как дом, ландшафт, семью. И что доброта, совесть, надежда могут быть политическими добродетелями…» (I, 231).

В статье «Макс Фриш при повторном чтении, или Как писать от первого лица» в конечном счете выясняется, что вопрос о форме изложения – второстепенный. Главное – обнаженная, тревожная совесть писателя, по-разному сказывающаяся и в его романах, и в длинных «опросных листах», обращенных, в сущности, к самому себе.

Криста Вольф внимательно исследует прозу Ингеборг Бахман. К наследию этой крупной, рано умершей писательницы можно подходить с разных точек зрения: ее занимала и проблема языка в теоретической постановке, и национальные судьбы ее родной Австрии, и участь женщины в послевоенном мире. Но Криста Вольф добирается до сердцевины писательской мысли Бахман, обращает особое внимание на рассказ «Среди убийц и безумцев», наиболее остросоциальный. Здесь идет речь о живучести фашизма и ставится вопрос: достаточно ли честному человеку стоять на стороне жертв? И хотя бы намеком (Криста Вольф расшифровывает этот намек) дается понять, что надо «не довольствоваться позицией безоружного, а искать реальный путь, в соответствии с законами общественной реальности…» (I, 97).

Обращаясь к этим примерам, мы видим: Криста Вольф ищет и находит в творчестве авторов, избранных ею для анализа, то, что близко ей самой, – то, что отвечает, по ее убеждению, самым насущным задачам современной литературы. Задачам нравственным и в то же время гражданским.

Известна глубокая личная и творческая привязанность Кристы Вольф к Анне Зегерс. В «Авторском измерения» впервые собраны все работы Кристы Вольф о Зегерс – десять эссе и очерков. Младшей писательнице дорога мужественная трезвость старшей, ее неприязнь к ложному пафосу и штампу, реалистическая точность видения людей и предметов. Кристе Вольф ясно, что художественные открытия Зегерс выросли на основе ее революционного мировоззрения: «Марксистская теория и практика классовой борьбы дали ей, как и другим немецким коммунистам ее поколения, ключ к новой реальности, к тем сферам жизни, которые никто еще не описал…» (I,325). В одной из недавних статей отмечены и экспериментальные свойства произведений Зегерс, у которой «рассказы о современности приобретают глубину мифа, а легенды, мифы, сказки – остроту, делающую их современными» (I, 353).

Но вот что удивительно: Криста Вольф, многократно выражавшая благодарность Анне Зегерс, говорившая о том, сколь многим она обязана ей как мастеру, в собственном творчестве не обнаруживает конкретных черт сходства с ней. Более того, в вопросе, очень важном для прозаика – о роли автора в повествовании, – она придерживается, по сравнению с наставницей, диаметрально противоположных принципов.

В самом деле, критики давно заметили, что Анна Зегерс всегда соблюдала эпическую объективность, авторское невмешательство в действие. Закономерно, что в ее творчестве вовсе отсутствует автобиографический элемент. А для Кристы Вольф этот элемент очень важен. Она решительно отвергает воззрения, согласно которым в современном романе автор исчезает или должен исчезнуть. Напротив, она считает, что помимо персонажей, созданных фантазией художника – объемных, трехмерных, в романе или повести должно присутствовать и четвертое измерение – авторское (в этом смысл названия ее двухтомника). Нетрудно заметить, что в своих книгах Криста Вольф довольствуется немногими действующими лицами; в центре повести или романа – герой, вернее, героиня, духовно близкая ей самой. И в своем творчестве последних лет она сопровождает повествование авторской эссеистикой в виде отдельных экскурсов, как в «Образах детства», или в форме самостоятельных биографических или критических этюдов, как в повестях «Нет места. Нигде» или «Кассандра».

А когда ее упрекают в том, что отход от традиционного романа с фабулой затрудняет чтение, она ссылается на многотысячные, неизменно широко расходящиеся тиражи ее книг – «не надо думать, что другие глупее, чем мы сами» (II, 353).

Криста Вольф внесла в теорию прозы понятие «субъективной аутентичности», имея под этим в виду подлинность, достоверность, засвидетельcтвованную личным опытом автора. Обосновывая этот творческий принцип, она говорит об особенностях исторического развития Германской Демократической Республики.

Писательница вспоминает о судьбе своего поколения: «Наш путь в жизнь, наши поиски подобающего нам места в этой жизни совпали – уникальная ситуация – с подъемом нашего общества, с его поисками новых форм существования, с его ростом, его ошибками, его консолидацией» (I, 9). В этой «уникальной ситуации» были и свои уязвимые стороны. Миллионы молодых немцев, воспитанные в фашистских школах, приученные считать себя высшей расой и обожать фюрера, внезапно оказались в роли строителей нового общества, не успев как следует осознать, что произошло с их страной: перелом был слишком внезапным. Подрастали новые поколения, для которых недавнее прошлое их страны оставалось туманным и непостижимым. Преодоление остатков фашизма в сознании людей, – Криста Вольф на этом настаивает, – медленный, трудный процесс. Нельзя смешивать преодоление с забвением. Нужно осмыслить прошлое, а не просто вытеснить его из памяти. И тут художественная литература может сделать то, чего не могут сделать учебные пособия. Именно она способна глубоко проникнуть во внутренний мир людей, осветить темные закоулки их сознания. Именно «проза может сделать неузнанное узнаваемым» (II, 303), ведь «откровенный разговор о болезненных явлениях не вредит, а лечит» (II, 306). Здесь велика ответственность и роль автора. «Он не должен прятаться от читателя за своим вымыслом: читатель должен видеть и его» (И, 302).

Так проблема «субъективной аутентичности», повышающей познавательную силу литературы, укрепляющей доверие к ней читателя, связывается в мыслях Кристы Вольф с острыми политическими задачами борьбы против фашизма и сопутствующих ему явлений – «террора, насилия, иррационализма, массовой истерии, демагогии» (II, 404). Она убеждена, что проблема фашизма продолжает оставаться «радиоактивной» (II, 329), тем более в международном масштабе. (Об этом она подробно говорит в интервью с литературоведом Гансом Кауфманом, включенном в книгу.) С этим убеждением писала Криста Вольф свою книгу «Образы детства». Там она наиболее отчетливо реализовала принцип авторского присутствия в повествовании. Как известно, эта книга привлекла к себе широкое внимание читателей в ГДР и за ее пределами.

Среди сквозных тем, которые проходят через выступления Кристы Вольф разных лет, большое место занимает положение женщины в современном мире. Еще десять лет назад она очень высоко оценила книгу «Доброе утро, красавица!», где писательница Макси Вандер собрала записанные ею монологи-исповеди женщин разных профессий. Эта книга дает Кристе Вольф основание для выводов, что в быту и психологии женщин социалистической Германии произошли глубокие перемены. У бывших домохозяек, вовлеченных теперь в общественный труд, повысилось самосознание, чувство достоинства – повысились соответственно требования к себе и к обществу. В противовес буржуазным феминисткам Криста Вольф решительно отвергает тезис об извечном антагонизме полов. «Условия жизни в нашей стране позволили женщинам выработать самосознание, в основе которого – не воля к власти, преобладанию и вместе с тем подчинению, а способность к сотрудничеству» (I, 207). Это ни в коем случае не значит, что все проблемы решены.

Криста Вольф убеждена, что человечество потерпело большой урон оттого, что женская его половина, со всем заложенным в ней эмоциональным, гуманным потенциалом, была, по сути дела, отстранена от участия в общественной и культурной жизни в течение веков или даже тысячелетий. Мыслящие женщины стали занимать заметное место в истории меньше, чем сто лет назад.

Сколько было талантов, которые не сумели проявиться, сколько сильных характеров, которые заглохли в безвестности!

Яркий пример тому – Каролина фон Гюндероде, поэтесса самобытного и хрупкого дарования. В 1806 году она покончила с собой, бросившись в Рейн. Ей посвящены повесть «Нет места. Нигде» и эссе «Тень мечты». Ее трагическая кончина истолкована у Кристы Вольф – наперекор традиционному литературоведению – не как дань несчастной любви или акт отчаяния, а скорее как протест. Писательница напоминает, что ее героиня – хоть она и не сумела пробиться в большую литературу – была не просто частным лицом: «Трещина, расколовшая эпоху, проходит и через ее сердце» (II, 113). «Гюндероде, конечно, не центр, но все-таки один из членов вольного объединения молодых литераторов и ученых, использующих короткий промежуток времени между двумя эпохами, чтобы в лихорадочной спешке выработать и выразить новое мироощущение» (И, 65). В этом смысле не случайно, что параллельно ее духовной драме в повести «Нет места. Нигде» развертывается драма писателя гораздо более значительного – Генриха фон Клейста, впоследствии тоже покончившего с собой.

В одном из интервью Криста Вольф дает свое, неортодоксальное, толкование немецкого романтизма. Неверно видеть в нем – как часто видят – «лунную романтику, любовное томление, идеализацию средневековья, клерикализм» (II, 426). «На деле же ранний романтизм – попытка общественного эксперимента, предпринятая маленькой прогрессивной группой, которая потом, когда общество повело себя по отношению к ней деспотически и враждебно… сломалась под этим гнетом и отступила в разных направлениях. Тогда и появилась всякая всячина, клерикализм и путь назад к средневековью и что хотите. Но было время, когда это движение было прогрессивным, вот это меня и интересует» (там же). Существенно, по мысли Вольф, что романтизм, по крайней мере в своих истоках, был порожден свободолюбивым духом французской революции, а не разочарованием в ней.

В том же интервью Криста Вольф решительно опровергает возможность толкования заголовка «Нет места. Нигде» в однозначно негативном смысле. Люди по-разному реагируют на противоречия жизни, – ей самой, как автору, психологически близка непримиримость Гюндероде. Но в эссе «А грядущее начинается уже сетей дня» Криста Вольф создала портрет другой женщины-литератора эпохи романтизма, Беттины фон Арним, подруги Гюндероде, ее единомышленницы и биографа. Беттина сумела сберечь в себе частицу мятежного света, озарившего молодость их обеих. Уже в зрелые годы, овдовев, она выпустила несколько книг прозы, где в условиях самой черной реакции, ловко обходя цензуру, выразила свои демократические взгляды. Прогрессивная деятельность Беттины проявилась не только в ее писаниях, но и в практических делах – в помощи бедным, в собирании материалов о бедствующих СИлезских ткачах, в заступничестве за братьев Гримм, когда они подверглись гонениям. Веттина у Вольф – образ, родственный Каролине фон Гюндероде, и вместе с тем контрастная параллель (Gegenfigur) к ней.

Криста Вольф многократно и в своих романах, и повестях, и в эссеистике в прямой форме выражала свое отношение к коренным политическим проблемам современного мира. В ее статьях есть публицистические отклики на агрессию американского империализма во Вьетнаме, на преступления фашистской диктатуры в Чили (эти краткие статьи вошли впоследствии уже в переработанном виде в роман «Образы детства»): голос Кристы Вольф был слышен и на антивоенной международной встрече писателей в Берлине, ив Гааге, где состоялось продолжение этой встречи. В письме к президенту Университета штата Огайо (США) от 12 сентября 1983 года она так мотивировала свой отказ присутствовать на торжестве по поводу присуждения ей почетной докторской степени: «Я противница конфронтации Востока и Запада. Я считаю, что в высшей степени опасно, когда политические деятели в век атомной бомбы изображают общество, непохожее на их собственное, в виде своего рода дьявола; я против размещения новых ядерных систем в Европе, и особенно – против размещения новых ракет США на земле ФРГ. Во время моей поездки в США я по разным поводам высказывалась о том, сколь опасными я считаю эти намерения и ту политику, которая за ними стоит» (I, 456). Международный авторитет Кристы Вольф как художника придает вес ее политическим высказываниям. Но, конечно, главный ее вклад в борьбу за мир – именно художественное творчество. В последнее время привлекла и привлекает внимание повесть Кристы Вольф «Кассандра». Вольно истолкованный античный сюжет дал писательнице возможность прославить память легендарной пророчицы – первой героини мировой литературы, осмелившейся вмешаться в «мужские» политические дела и в одиночку протестовать против войны. Логикой своей повести автор раскрывает то, о чем говорится в прямой форме в лекциях о «Кассандре»: о связи опасностей, грозящих человечеству, с вековым женским бесправием.

Самоотверженной и мудрой Кассандре противостоит антагонист, который оказывается сильнее дочери царя Приама, – Эвмел, ловкий политикан и демагог, разжигающий в народе воинственные страсти. В этом образе, созданном фантазией художника, необычайно наглядно воплощены типические черты агрессора. Легко можно себе представить, какие остросовременные ассоциации вызывает он – или может вызвать – у западных читателей.

В интервью, данном журналу «Вохенпост» (ГДР) в связи с выходом «Кассандры», писательнице был задан вопрос: какое влияние оказывает эта повесть на борьбу за мир. Она ответила: «…когда народные движения готовятся или происходят, литература имеет шанс воздействовать прямо. Например, так! молодые западногерманские читатели пишут мне, что теперь, прочитав «Кассандру», они примкнут к движению в защиту мира. Но в большинстве случаев литература воздействует косвенно, исподволь, вносит новые черты в миропонимание читателя, в его взгляд на мир и, возможно, изменяет этот взгляд» (II, 44).

Пути влияния литературы на читателей – постоянный предмет размышлений Кристы Вольф. Она ясно видит, что не всегда это влияние может быть однозначным и непосредственным. Но литература, сказала Криста Вольф в интервью французской журналистке, «должна по крайней мере выразить то, что чувствуют многие люди, должна оказывать им поддержку, по меньшей мере когда они испытывают страх или подавленность, – и, конечно, приходить на помощь, когда они защищаются, чтобы не чувствовали себя одинокими. Я считаю особенно важным выражать позицию сопротивления» (И, 466).

С этими словами можно сопоставить то, что говорила писательница на международной встрече деятелей литературы в Берлине. Надо укреплять в людях те начала, которые противостоят смерти и разрушению: доброжелательство, чувство достоинства, доверие – все собственно человеческое. А писателю необходимо работать так, «чтобы общество, в котором он живет, получило от этого максимум пользы. Это значит – писать критически. Посредством критики обращать внимание общества на то, что может помочь ему жить и выжить. От этого никто не может меня удержать» (I, 422).

Способность критически смотреть на собственное общество и на самих себя, по мысли Кристы Вольф, не ослабляет, а укрепляет в людях умение сопротивляться темным силам современности – вот итог ее многолетнего опыта художника и публициста.