Раскольников и Мышкин. К художественной идеологии Достоевского

Причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда и потом объясняем, и редко определенно очерчиваются.

«В наш век, право, точно порода другая… Тогда люди были как-то об одной идее, а теперь нервнее, развитее, сенситивнее, как-то о двух, о трех идеях зараз… теперешний человек шире, – и, клянусь, это-то и мешает ему быть таким односоставным человеком, как в тех веках…»

«Идиот».

В художественном произведении имеется фраза или эпизод, передающие сокровенные смыслы, о которых сам писатель чаще всего (а то и никогда) не задумывается. Такими кажутся мне слова, вынесенные в эпиграф: в первом случае говорит автор, во втором – один из его персонажей, князь Мышкин, по содержанию же оба высказывания близки.

Да, причины действий человека не помещаются в объяснения, в том числе в его собственные, – вот почему его нельзя свести к одной мысли. Только ли это особенность нашего времени или этак было всегда – сейчас неважно. Замечу лишь, что идея многосоставное? человека нередко возникает в романе «Идиот», ограничусь одним примером. Князь Мышкин беседует с Келлером о двойных мыслях, одновременно существующих в уме: «Бог знает, как они приходят и зарождаются». Тут появляется Лебедев чуть ли не для того, чтобы подтвердить суждение князя: «…И слово, и дело, и ложь, и правда – всё у меня вместе, и совершенно искренно».

Достоевский сам определил свою книгу в известном письме к С. Ивановой (1(13) января 1868 года): «Идея романа – моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться за нее <…> Главная мысль романа – изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь <…> Потому что это задача безмерная. Прекрасное есть идеал, а идеал – ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. На свете есть одно только положительно прекрасное лицо – Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж конечно есть бесконечное чудо» ¹.

Таковы намерения писателя, а они, как известно, осуществляются не часто, и смысл созданного выходит или больше задуманного, или попросту другим. Читатель, исследователь имеют достаточно оснований не принимать авторских соображений в расчет либо доверять им с осторожностью.

И еще одно: прекрасный человек, идеал не выработался, хотя автор знает, каков он, – Христос. Следовательно, идеалом нашим и остальной Европы должны стать евангельские отношения. Царство Божье – «бесконечное чудо».

Повторяю, намерение и результат, как правило, не совпадают, и не только потому, что причины действий человека разнообразнее его же логики. Конечно, и поэтому тоже, но еще и потому, что в творчестве – в создании художественной действительности, которая во многом не совпадает с обыденной, превосходя ее полнотой, – художник сам себя не контролирует до степени, необходимой надежному рациональному суждению. Он создает эту действительность, творит ее от полноты своих сил, тогда как в оценках и собственного творения, и реальности участвует одна рациональная способность, как раз и отвечающая за авторские намерения. Противоречие изображения и суждения о нем как полноты и частичности – вот, я полагаю, отчего в громадном большинстве случаев авторские планы оказываются беднее художественного результата.

В «Записках из подполья» Достоевский, не задаваясь таковой целью, разъяснил только что названное противоречие: «…Рассудок, господа, есть вещь хорошая, это бесспорно, но рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотенье есть проявление всей жизни, то есть всей человеческой жизни, и с рассудком, и со всеми почесываниями <…> Рассудок знает только то, что успел узнать <…> а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательно и бессознательно…».

Творчество – то же хотение, авторские же намерения черпают из рассудочных способностей; в творчестве человек действует целиком и потому часто вопреки рассудку. Сейчас это как будто общепризнано, хотя для понимания художественной идеологии Достоевского эта мысль важна.

«Записки из подполья» (1864) опубликованы спустя год после «Записок из Мертвого дома», суммирующих четырехлетний каторжный опыт писателя. Он вынес из каторги убеждение: «…вот я теперь силюсь подвести весь наш острог под разряды; но возможно ли это? Действительность бесконечно разнообразна сравнительно со всеми, даже и самыми хитрейшими, выводами отвлеченной мысли и не терпит резких и крупных различений. Действительность стремится к раздроблению»(здесь и далее в цитатах жирный курсив мой. – В. М.).

К раздроблению чего и на что? Массы на индивидов – в этом Достоевский удостоверился на каторге, хотя, конечно, знал и прежде, но знанием отвлеченным, а тут убедился, так сказать, вживую. Ну а если индивид, – никакие общие правила, резкие и крупные различия не годятся безоговорочно, каждому свое правило, к человеку нельзя подходить с общим суждением, законы природы и логики в его случае не всесильны, ибо он не умещается в них весь и не попадает целиком ни под какое обобщение.

«И всё это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно оттого, что человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода <…> Свое собственное <…> хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз <…> – вот это-то всё и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, которая ни под какую классификацию не подходит и от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту» («Записки из подполья»).

Известно, что эта книга содержит решительное возражение проекту всеобщего благоденствия, изложенному Чернышевским в романе «Что делать? Из рассказов о новых людях». Автор утверждает наличие универсальных принципов, которые рано или поздно заставят людей отказаться от нерационального образа жизни. Такие люди уже появились, их Чернышевский именует «порядочными». Сейчас их, правда, мало, но число их «растет с каждым годом». «А со временем это будет самым обыкновенным случаем, а еще со временем не будет бывать других случаев, потому что все люди будут порядочные люди. Тогда будет очень хорошо».

Так думал, и почти в тех же понятиях, не один Чернышевский.

Журнал «Дело» (N 4 – 5 за 1868 год, когда Достоевский работал над «Идиотом») опубликовал развернутую рецензию П. Ткачева на несколько художественных произведений, вышедших на Западе. «Мы видим из этих романов не только современного человека таким, каким он есть, но и каким он должен быть, по понятиям мыслящего меньшинства нашего времени». «Отличительный признак людей будущего состоит в том, что вся их деятельность, даже весь образ их жизни определится одним желанием, одною страстною идеею – сделать счастливым большинство людей <…> Эта идея совершенно сливается с понятием о их личном счастьи». «…Люди будущего – неизбежный результат нашего умственного прогресса…»².

То ли еще не наступило будущее, о котором писал Ткачев, то ли никакого умственного прогресса нет и в помине, но прошло свыше ста лет, а теперешние люди все еще далеки от обещанных Ткачевым. Его последние слова напоминают логику Чернышевского: сегодня порядочных людей мало, завтра их станет больше, а потом все будут порядочными.

Подобным логике и мышлению и возражал Достоевский. Каторжный опыт, читаемый в «Записках из подполья», привел его к мысли, что всем никогда не будет хорошо; что люди будущего – книжная фикция, умственный мираж. Во-первых, человек есть индивид и у каждого свое «хорошо», а посему невозможно универсальное благополучие. Во-вторых, зло – составной элемент жизни наряду с добром, одно без другого не существует, как и жизни нет без каждого из них. Поэтому всеобщего «хорошо» не будет, и гипотеза «все люди порядочные» нереализуема.

Вскоре после «Записок из подполья» выходит «Преступление и наказание». В черновиках под заглавием «Идея романа» сказано: «Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием». «Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием <…> приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе» (7, 154 – 155).

Идут на ум «Записки из подполья»: «И почему вы так твердо, так торжественно уверены, что только одно нормальное и положительное, – одним словом, только одно благоденствие человеку выгодно? Не ошибается ли разум-то в выгодах? Ведь, может быть, человек любит не одно благоденствие? Может быть, он ровно настолько же любит страдание? Может быть, страдание-то ему ровно настолько же и выгодно, как благоденствие?» «Страдание – да ведь это единственная причина сознания».

Совпадение свидетельствует: роман о Раскольникове нужно читать в границах сложного литературного контекста, разумея и предыдущее творчество Достоевского, и его литературное окружение, и популярные в 60-е годы идеи. Тогда имеются поводы утверждать, что в «Преступлении и наказании» тоже слышны возражения Чернышевскому; что Раскольников, с одной стороны, радикальный единомышленник героев «Что делать?», а с другой – опровергает их убеждения и вообще социалистические (освободительные) умонастроения, набиравшие силу в России.

1. Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч. в 30 тт. Т. 28(2). Л.: Наука, 1985. С. 251. Далее это издание цитируется в тексте.[↩]
2. Ткачев П. Н. Избранные сочинения на социально-политические темы в четырех томах. Т. 1. М: Изд. Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1932. С. 173, 174, 180. [↩]