Ранние упоминания об английских «поэтах-метафизиках» в русских журналах

В стихотворении Иосифа Бродского «Большая элегия Джону Донну» (1963) дана картина того, как, скованная «льдом забвенья», спит поэзия:

Все строки спят. Спит ямбов прочный свод.

Хореи спят, как стражи, слева, справа.

И спит виденье в них летейских вод.

И крепко спит за ним другое – слава.

Эту картину можно счесть метафорическим высказыванием о судьбе английской «метафизической» поэзии XVII века. За ее расцветом последовала утрата популярности, а запоздалое возвращение к литературной славе завершилось лишь в XX веке. Начало ему положили английские романтики¹. Импульс к пробуждению интереса к «метафизической поэзии», шедший от них, был в 1820-е годы уловлен в России и зафиксирован новой русской журналистикой, как раз в это время набиравшей силу в качестве средства «международного общения, международной коммуникации», способствующего «подключению русского читателя к мировому художественному процессу»².

I

В июньском номере за 1762 год московский журнал «Полезное увеселение» поместил статью «О стихотворстве». В ней имеется раздел «Стихотворство аглинское», «первое на русском языке обозрение английской поэзии»³. Среди «стихотворцев, украшающих владения Карла И», упомянут Валлер⁴, то есть Эдмунд Уоллер (Edmund Waller, 1606 – 1687), которого влиятельный английский критик Сэмюэл Джонсон (Samuel Johnson, 1709 – 1784), окончательно закрепивший за последователями Донна название «поэты- метафизики», причислил к их ряду⁵. Хотя в русских журналах второй половины XVIII века можно встретить не только упоминание об Уоллере, но и прозаическое переложение стихов Авраама Каули (Abraham Cowley, 1618 – 1677)⁶, в чьем жизнеописании Джонсон употребил этот термин, представление о «метафизической поэзии» проникло в Россию гораздо позже – лишь с наступлением эпохи романтизма.

От 1810-х к 1820-м годам, когда сформировалась и стала приобретать все большее значение идея «постепенного хода» наук и искусств⁷, в русской журнальной критике наметилось стремление к «историческому познанию литературы», предусматривающему необходимость «кроме «периодов» и «эпох» видеть характер самого литературного движения, его «ход», чтобы можно было определить успехи словесности в ходе ее исторического развития», и «начиная с двадцатых годов широкое распространение получило понятие «литературная школа»»⁸. Указанная тенденция послужила для накопления в русской журналистике историко-литературных сведений и, в частности, сведений по истории английской литературы, среди которых находим определение «метафизической поэзии» как особой литературной школы.

В 1821 году петербургский журнал «Сын отечества» напечатал пространную переводную (с французского языка) анонимную статью «Исторический опыт об английской поэзии и нынешних английских поэтах» (N XXXIV, с. 4 – 17; N XXXV, с. 44 – 60). Хронологические рамки статьи охватывают широкий материал – от Чо-сера до Байрона. Значительное внимание уделяется в ней истории английской поэзии, которая делится «на две главные эпохи: первая, начинаясь с рождения оной, оканчивается во времена Кромвеля, вторая начинается в правление Карла II и продолжается до половины Французской революции» (XXXIV, с. 4). Как полагает автор статьи, в Англии с появлением Спенсера и Шекспира «возник век истинно пиитический» (XXXIV, с. 6), и «сильный и блистательный характер эпохи Шекспира и Спенсера виден даже в творениях философических и по другим частям Наук того времени» (XXXIV, с. 8). Однако с воцарением Якова I «ход» наук и искусств изменил свой характер: «…слабый король<…> позволил унизить в то время свой народ и разрушить славу, которой Елизавета окружила оный. Гений поэзии затмился. Посреди схоластических словопрений и пустых споров, которые сей Король ввел в моду, составилась новая школа Поэзии метафизической. За блистательною смелостью картин последовало напряженное отыскивание кончеттов, за небрежным величием Шекспира, мелкое старание прелагать в стихи отвлеченности, и низать на тонкую нить самые принужденные наветки о происшествиях и мнениях того времени» (XXXIV, с. 8 – 9).

Сурово оценивая достижения «метафизической поэзии» в «ходе»»исторического движения» английской словесности и даже называя «поэтов-метафизиков»»мнимыми поэтами» (XXXIV, с. 10), автор статьи, тем не менее, не отказывал отдельным представителям этой школы в достоинствах. Так, «сатиры Донна, в выражениях сухих и жестких, являют редкое остроумие и великие мысли»; Уоллер «исполнен нежности», Денем (John Dehnam, 1615 – 1668) «искусен в изображении сельской природы», Крэшо (Richard Crashaw, 1612 – 1649) отличается «смелостью к изображению», а Каули «образец своей школы», передает «одну лишь мысль в тысячах различных картин» (XXXIV, с. 9). Наконец, все они умеют «тончайшим образом» различать «и чувство и рассудок» (XXXIV, с. 10).

Когда автор «Исторического опыта» выделяет творчество Авраама Каули, как «образец» особого направления в английской лирике XVII века и определяет данное направление как «школу Поэзии метафизической», считая тех, кого он к ней относил, «мнимыми поэтами», он целиком и полностью следовал за Джонсоном. «Приблизительно в начале XVII века, – писал критик, – появилось поколение поэтов, которых можно назвать поэтами-метафизиками. О них вполне уместно дать некоторое представление в очерке, посвященном произведениям Каули. Поэты-метафизики были чрезвычайно учеными людьми, и все их усилия были направлены на то, чтобы показать свою ученость, но, к несчастью, решившись показать ее посредством рифм, они занимались лишь версификацией и очень часто писали такие стихи, которые лучше выглядели на бумаге, чем воспринимались на слух, ибо просодия у них была столь несовершенна, что стихи оказывались таковыми, только если высчитывать слоги»⁹.

Суждение Джонсона тем легче принималось в его эпоху, что барочная поэтика «метафизиков» совершенно не соответствовала эстетическим нормам классицизма. Однако Джонсон не только порицал, но и хвалил «метафизическую поэзию». В ее лучших, по его мнению, проявлениях, прежде всего у Донна, он видел «интеллектуальную силу, изобретательность в метафорах, нравственную серьезность» ¹⁰. Ему принадлежит определение «метафизического остромыслия»¹¹, которое стимулировало «почти все последующие попытки объяснить эстетику Донна»¹².

Самобытность данной двойственной позиции Джонсона зафиксирована русским журналом. Хотя имя критика не фигурирует в рассматриваемой статье, напечатанной «Сыном отечества», совмещение в «Историческом опыте» общей отрицательной характеристики «метафизической поэзии» с положительными отзывами о Донне и его последователях ясно указывает на влияние Джонсона.

Однако вскоре при общей смене эстетических критериев на пути от классицизма к романтизму понятие «метафизическая поэзия», разработанное Джонсоном, было поставлено под сомнение. Это также нашло отражение в русской журнальной прессе – в одной из публикаций «Московского телеграфа», где среди прочего речь шла об английских лирических поэтах XVII века.

II

Еще в начале прошлого века И. И. Замотин отмечал, что «Московский телеграф» (1825 – 1834) «смелее других русских периодических изданий откликнулся на задачи времени и широко понял свою литературную задачу», в которую входила «выработка новой теории словесности» с опорой на «историко-литературные и критические статьи французских журналов данной эпохи»¹³. Самый замысел «Московского телеграфа» в качестве журнала – энциклопедического обозрения сложился у его создателя и издателя Н. А. Полевого под влиянием французской журналистики## Козмин Н. К.»Московский телеграф»: иностранная журналистика и литература // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук, т. 5 (1900), кн. 1, с.

1. Gronqvist R. The Reputation of John Donne, 1779 – 1873 // Acta Universitatis Uppsaliensis, Uppsala, 1975, pp. 72 – 87.[↩]
2. Манн Ю. В. Русская литература в первой половине XIX в. // История всемирной литературы. Т. 6. М.: Наука, 1989. С. 285.[↩]
3. Левин Ю. Д. Восприятие английской литературы в России. Л.: Наука, 1990. С. 139.[↩]
4. Полезное увеселение на Июнь Месяц 1762 года. Печатано при Императорском Московском Университете, с. 232.[↩]
5. Johnson S, Lives of the Most Eminent English Poets with Critical Observations on their Works, ed. by P. Cunningham, vols I-III, L.: John Murray, 1854. vol. I, pp. 18 – 19, 22.[↩]
6. Левин Ю. Д. Английская поэзия XVII-XVIII вв. в русских переводах 1745 – 1812. В его книге: Восприятие английской литературы в России. С. 206.[↩]
7. Чертеж наук и искусств. Труды Благородных Воспитанников Университетского Пансиона. М., 1814. С. 4.[↩]
8. Курилов А. С. Методологические искания русской критики. Формирование литературоведческих понятий // Возникновение русской науки о литературе. Коллективная монография. Ин-т мировой литературы им. А. М. Горького. М., 1975. С. 260.[↩]
9. Johnson S. Lives of the Most Eminent English Poets, pp. 18 – 19.[↩]
10. Gronqvist R. The Reputation of John Donne, p. 34.[↩]
11. По Джонсону, «основу остромыслия представляет принцип discordia concors (соединение противоположностей) – «комбинация несходных образов, или вскрытие тайного сходства в предметах, которые кажутся далекими»». Цит. по: Горбунов А. Н. Джон Донн и английская поэзия XVI-XVII веков. М.: Изд-воМоск. унив., 1993. С. 134.[↩]
12. Gronqvist R. The Reputation of John Donne, p. 30.[↩]
13. Замотин И. И. Романтизм двадцатых годов XIX столетия в русской литературе. Т. I-II, СПб. – М., (т-во Вольф), 1911 – 1913. Т. I. С. 171, 237.[↩]