№3, 1992/История литературы

Пушкин и польское восстание 1830 – 1831 годов

НЕСКОЛЬКО ВСТУПИТЕЛЬНЫХ СЛОВ

Эта статья была написана в 1962 году. Настойчивые попытки автора добиться ее напечатания успехом не увенчались. Но их история, закрепленная в сохранившихся письмах того времени, может, думается, представить самостоятельный интерес.

Своим существованием эта статья обязана Александру Трифоновичу Твардовскому. 10 февраля 1962 года он выступил на торжественном заседании в Большом театре со «Словом о Пушкине», где, в частности, сказал: «Разве ограничивается идейно-художественное содержание и значение одного из самых известных произведений политической лирики Пушкина «Клеветникам России» тем, что непосредственный повод его – польское восстание 1830 -1831 годов?» 1 Эти слова задели меня за живое. Я давно был убежден, что стихи «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» толкуются у нас искаженно и предвзято, что мы боимся «обидеть» Пушкина, вскрыв их конкретно-исторический смысл и звучание, которое они имели в свое время. И вот Твардовский отделяет идейно-художественное содержание и значение этих стихов от их непосредственного повода! Может быть, это открывает возможность сказать правду о нем, о поводе?

Нужно вспомнить, чтó тогда было за время. Авторитет «Нового мира», редактор которого являлся кандидатом в члены ЦК КПСС и депутатом Верховного Совета СССР, казался неколебимым. Хотелось думать, что для него нет запретных тем. И я написал Твардовскому большое письмо, где на трех или четырех страницах высказал то, что думал о стихах «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», и предложил развернуть его в статью на эту тему. Ответ пришел немедленно. Вот его текст:

«5 марта 1962 г. Уважаемый тов. Фризман! Мне очень приятно было получить Ваше письмо в связи с моей речью о Пушкине и по душе мысли, высказанные в нем. Большую «аргументированную статью на эту тему»»Новый мир» вряд ли сможет сейчас поместить. Но, во- первых, возможно, мне удастся опубликовать Ваше письмо в ряду других писем в связи со «Словом о Пушкине», а во-вторых, не попытаться ли бы Вам написать что-нибудь на собственно современную тему? Писать Вы можете – это, по крайней мере, вполне очевидно. Желаю Вам всего доброго.

А. Твардовский» 2.

Конечно, отказ есть отказ. Но я уже сорвался с цепи. «Мысли по душе», «писать Вы можете» – нетрудно представить себе, что значило для двадцатишестилетнего учителя школы рабочей молодежи, подобное ободрение, да еще из уст самого Твардовского!

Вскоре статья была написана, и первым местом, куда я обратился с заявкой на нее, оказались «Вопросы литературы», единственный журнал, где меня немножко знали: я успел напечатать в нем две коротенькие рецензии. Отвечает заведующий отделом русской классической литературы Владимир Александрович Путинцев:

«21 июля 1962 г. Глубокоуважаемый Леонид Генрихович! С интересом прочел Вашу заявку на статью в связи с новым толкованием политической лирики Пушкина 1831 года, но мне кажется, что первоначальное обсуждение подобного вопроса было бы целесообразнее повести на страницах специального пушкинского сборника или такого издания, как «Русская литература» или «Известия» Отделения литературы и языка АН СССР. Редакции нашего журнала, рассчитанного на читателей более широкого профиля, вряд ли стоило бы обращаться к столь дискуссионному литературоведческому материалу, тем более что недостаток места не позволит нам организовать всестороннее обсуждение связанных с этой проблемой вопросов. Искренне желаю Вам успехов в работе!»

Так был задан лейтмотив, ставший постоянным. Идеи вызывают интерес, но ответственность за публикацию пусть берет на себя кто-нибудь другой. Я – в «Русскую литературу», к редактору журнала Василию Григорьевичу Базанову. Вот его ответ:

«Глубокоуважаемый тов. Фризман. С большим интересом прочитал Ваше Проблемное письмо, почти реферат статьи. Полагаю, что у Вас есть все основания выступить в печати. Но где? Сам я не занимаюсь русско-польскими отношениями, поэтому едва ли могу быть авторитетным судьей. Журнал «Р. л.» является органом Пушкинского Дома, а в этом Доме имеется группа пушкиноведения (т.е. Городецкий и Мейлах). Статьи о Пушкине проходят рецензирование в этой группе. В журнале залежи материалов, множество обещаний. Пушкинская группа издает сб. «Пушкин. Материалы и исследования». Может быть, послать Б. С. Мейлаху – все равно статью я отдам ему на рецензию».

Обратившись к Б. С. Мейлаху, я получил обширное письмо, содержание которого излагаю с некоторыми сокращениями: «Вы правы, утверждая, что в работах ряда литературоведов в трактовке этих стихотворений ощущается «хрестоматийный глянец». Безусловно, этот вопрос заслуживает научного исследования с подобной аргументацией, в частности, в связи с оценкой Марксом и Энгельсом польского восстания 1831 года… Я полагаю, что эта тема, конечно, заслуживает специальной статьи и Ваше желание написать ее является правомерным». Однако, поскольку сборник «Пушкин. Материалы и исследования» выходит раз в два года, а очередной том только что сдан, следует совет: «вновь обратиться к Базанову, ибо периодичность редактируемого [им] журнала четыре раза в год».

В. Базанов этим советом остался недоволен: «Конечно, Б. Мейлах несколько формально ответил. Большинство статей о Пушкине рекомендуются в журнал Пушкинской группой ИРЛИ, которую он возглавляет. Я не возражаю, чтобы Вы послали статью прямо в редакцию». Я шлю статью прямо в редакцию, редакция в лице ее ответственного секретаря Ал. Горелова отвечает прямо мне: «Ваша статья не будет опубликована в журнале «Русская литература». Уместнее такого рода материал напечатать в специальном Пушкинском сборнике. В связи с этим журнал передал статью в Пушкинскую группу Института русской литературы».

Очевидно, для того, чтобы выпустить пар из котла, Пушкинская группа пригласила меня выступить на ее заседании. Обсуждение работы состоялось 14 мая 1963 года. Автор выслушал много добрых слов, но публикацию статьи оно не приблизило. Да и не для того собиралось.

И вот статья, о которой шла речь. Я не счел возможным вносить в нее существенные изменения, – хотя, конечно, сегодня написал бы ее иначе. Текст лишь несколько сокращен за счет подстрочных примечаний и маловажных деталей – следствий неопытности пера. Цель нынешней публикации видится не только в исследовании проблематики пушкинских стихотворений. Хотелось заодно небольшим штрихом дополнить картину того, как мы жили и работали в те далекие, да и не очень далекие годы.

* * *

Мы смотрели на его произведения

с любовью, но без ослепления и

предубеждений в его пользу или

против него.

В. Г. Белинский

 

Польское восстание 1830 – 1831 годов было одним из важнейших событий в истории последекабрьской России. Не разобравшись в отношении Пушкина к этому событию, нельзя правильно понять политическую позицию поэта в 30-е годы, в период его наибольшей идейной и творческой зрелости. Интерес к этой проблеме усиливается еще одним обстоятельством: свое отношение к польскому восстанию Пушкин выразил не только в письмах, с ним связано создание двух стихотворений, которые по праву вошли в золотой фонд русской политической поэзии, – «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». История лирики Пушкина была бы неполной, если бы в ней не нашло места исследование замысла этих стихов, если они не будут изучены в их времени, в породившей их исторической обстановке. Для этого необходимо объективно проанализировать события, вызвавшие к жизни эти стихи и нашедшие отражение в них. Этот анализ должен опираться на достижения исторической науки. Было бы, разумеется, смешно ставить в вину Пушкину то, что он не смог подняться в своей оценке тех или иных явлений до уровня классиков марксизма и даже революционеров-демократов.

I

Отрицательное отношение к независимости Польши сложилось у Пушкина задолго до 1830 года. Уже в 1822 году он писал: «Униженная Швеция и уничтоженная Польша, вот великие права Екатерины на благодарность русского народа» 3. В поляках поэт видел исконных врагов России, независимость Польши противоречила, по его мнению, интересам русской государственности4. Одного этого было достаточно, чтоб Пушкин встретил ноябрьское восстание в Варшаве с тревогой и негодованием: «Известие о польском восстании меня совершенно потрясло. Итак, наши исконные враги будут окончательно истреблены… Начинающаяся война будет войной до истребления – или по крайней мере должна быть таковой» (XIV, 421 – 422). «Delenda est Varsovia» (XIV, 150) – так кончает поэт другое письмо.

Исследователи Пушкина не отрицают, что «в отношении к польскому восстанию Пушкин занял одностороннюю и, в конечном счете, ошибочную позицию» 5, что «Пушкин не смог увидеть и понять объективно освободительной стороны восстания» 6, что «у него сложилось неправильное понимание вопроса о русско-польских отношениях» 7. Однако при этом сплошь и рядом выдвигаются доводы, направленные на то, чтобы «смягчить» ошибочность позиции Пушкина, сделать ее более приемлемой.

Вот основные из этих доводов: во-первых, указания на то, что 130 лет тому назад русско-польский вопрос еще не мог быть решен справедливо и правильно в силу сложившихся тогда исторических условий; во-вторых, стремления объяснить отрицательное отношение Пушкина к польской революции ее внутренней противоречивостью, ее консервативным характером, а также притязаниями польской шляхты на украинские и белорусские земли; в-третьих, утверждения, что позиция Пушкина в польском вопросе базировалась на общеславянских интересах и не противоречила идее общеславянского единства, пропагандистами которой были декабристы и Герцен. Рассмотрим поочередно все эти доводы.

Принцип историзма требует, чтобы общественная позиция писателя, политического деятеля рассматривалась в его времени и была судима по законам, властным над его веком. Чтобы понять историческое звучание стихов Пушкина в его времени, сравним позицию, занятую им в польском вопросе, с позицией его современников – деятелей первого этапа освободительного движения в России.

Во взглядах декабристов на польский вопрос не было полного единства. Незначительная часть членов тайных обществ, представлявшая в основном высшую родовую аристократию, выступала против предоставления Польше независимости. Об этом имеется много упоминаний в литературе о Пушкине8. К сожалению, трудно найти в ней упоминания о другом: о том, что большая и наиболее передовая часть декабристов хотела видеть Польшу независимой9. «.»По правилу Народности должна Россия даровать Польше независимое существование»10, – писал Пестель в «Русской правде». Это было не личное мнение одного деятеля, это была программа Южного общества, принятая на его втором съезде11. На безусловном признании польской независимости строились планы совместной борьбы против царизма русских и польских революционеров. Когда М. Бестужев и С. Муравьев вели переговоры с поляками и им был задан вопрос: «С какими намерениями хотите вы союза с нами?», С. Муравьев ответил: «…Первый их пункт есть независимость Польши». «Русское общество, – заявил он далее, – предлагает Польше возвращение прежней ее независимости»12.

В связи с польским восстанием Пушкин писал:

Когда безмолвная Варшава поднялась,

И бунтом опьянела

И смертная борьба началась

При крике «Польска не згинела» –

Ты руки потирал от наших неудач,

С лукавым смехом слушал вести,

Когда бежали вскачь,

И гибло знамя нашей чести.

 

«Грустно было слышать толки м<осковского> общества во время после <днего> польск<ого> возму<щения>. Гадко было видеть бездушного читателя фр<анцузских> газет, улыбающегося при вести о наших неудачах» (XI, 482).

Мы не знаем, кому адресованы эти страстные стихи, чье «бездушие» так возмущало Пушкина. Но мы знаем, что они вполне могли быть адресованы, например, Герцену, который писал об этих же днях: «Мы радовались каждому поражению Дибича, не верили неуспехам поляков»13. «Когда вспыхнула в Варшаве революция 1830 года, русский народ не обнаружил ни малейшей вражды против ослушников воли царской. Молодежь всем сердцем сочувствовала полякам. Я помню, с каким нетерпением ждали мы известия из Варшавы; мы плакали, как дети, при вести о поминках, справленных в столице Польши по нашим петербургским мученикам»14. Мы располагаем многочисленными документами, мемуарами, письмами, подтверждающими, что хотя эти строки были написаны позднее, они правдиво и точно говорят о том, что думали и чувствовали Герцен и люди его круга в те дни, когда Пушкин писал «Клеветникам РОССИИ» и «Бородинскую годовщину». Советскими историками Г. Фруменковым и И. Федосовым собран большой материал, свидетельствующий о солидарности передовых представителей русского общества с борцами за свободу и независимость Польши, о том, что передовые русские люди в 1830 – 1831 годах не только горячо сочувствовали польским повстанцам, но и пытались оказать им помощь в их борьбе с царизмом15.

Отношение Герцена к восстанию 1830 – 1831 годов в основном разделяла наиболее передовая часть следующего поколения в русском освободительном движении – революционеров- демократов. Вспомним хотя бы о нелегальной прокламации «Русским солдатам от их доброжелателей поклон», написанной известным революционным деятелем, соратником Н. Чернышевского – Н. Шелгуновым:

  1. А. Т. Твардовский, Собр. соч. в 6-ти томах, т. 5 М., 1980, с. 371.[]
  2. А. Т. Твардовский, Собр. соч. в 6-ти томах, т. 6, с. 189.[]
  3. Пушкин, Полн. собр. соч., т. XI, М. -Л., 1949, с. 15. В дальнейшем тексты Пушкина цитируются по этому изданию.[]
  4. См.: М. Беляев, Польское восстание по письмам Пушкина к Е. М. Хитрово. – В кн. «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово 1827 – 1832», «Труды Пушкинского Дома», вып. XLVIII, Л., 1927, с. 257 – 300. (В дальнейшем: «Письма к Хитрово».)[]
  5. И. Сергиевский, А. С Пушкин, М., 1955, с. 133.[]
  6. Д. Благой, Пушкин в неизданной переписке современников (1815 – 1837). Вступительная статья. – «Литературное наследство», 1952, т. 58, с. 19.[]
  7. С. M. Петров, А. С. Пушкин. Очерк жизни и творчества, М., 1961, с. 165.[]
  8. См.: М. Беляев, Польское восстание по письмам Пушкина к Е. М. Хитрово. – В кн.: «Письма к Хитрово», с. 258 – 259; Б. П. Городецкий, Лирика Пушкина, М. -Л., 1962, с.394; Л. Гроссман, Пушкин, М., 1958, с. 406.[]
  9. Герцен писал: «Муравьев, Пестель и их друзья первые протянули руку полякам». – А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 12, М., 1957, с. 90. П. Ольшанский в книге «Декабристы и польское национально- освободительное движение» (М., 1959) не только убедительно доказывает, что дворянские революционеры «отстаивали свободу и независимость братского польского народа» (с. 163), но и говорит о том, как встретили декабристы весть о восстании в Варшаве, как сердечно, как товарищей по оружию, принимали они участников восстания, ставших жертвами царских репрессий.[]
  10. «Восстание декабристов. Документы», т. 7, М. -Л., 1958, с. 123. []
  11. «Восстание декабристов. Материалы», т. 4, М.-Л., 1927, с. 275, 349. []
  12. П. Ольшанский, Декабристы и польское национально-освободительное движение, с. 97. []
  13. А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 8, с. 134.[]
  14. Там же, т. 7, с. 313.[]
  15. См.: Г. Г. Фруменков, К вопросу об отношении передовых представителей русского общества к восстанию в Польше 1830 – 1831 гг. – «Сборник трудов Архангельского государственного педагогического института им. М. В. Ломоносова», вып. 2, Архангельск, 1958, с. 50 – 65; И. А. Федосов, Революционные кружки в России конца 20-х – начала 30-х годов XIX в. – «Исторические записки», N 59, 1957, с. 211 – 254.

    В отчете за 1831 год Бенкендорф был вынужден признать: «Дух мятежа, распространившийся в Царстве Польском и в присоединенных от Польши губерниях, имел вообще вредное влияние и на расположение умов внутри государства. Вредные толки либерального класса людей, особливо молодежи, неоднократно обращали внимание высшего наблюдения. В Москве обнаружились даже и преступные замыслы… Нет сомнения, что при дальнейших неудачах в укрощении мятежа в Царстве Польском дух своевольства пустил бы в отечестве нашем сильные отрасли» (цит. по: И. А. Федосов, Революционные кружки в России… – «Исторические записки», N59, с. 236). Восстание 1830 -1831 годов оказало революционизирующее влияние даже на царскую армию. Известны случаи перехода русских солдат на сторону повстанцев: См.: «Historia Polski», t. 2, cz. 2, Warszawa, 1958, s. 462.[]

Цитировать

Фризман, Л. Пушкин и польское восстание 1830 – 1831 годов / Л. Фризман // Вопросы литературы. - 1992 - №3. - C. 209-237
Копировать