Проза французского классицизма. Попытка реконструкции одной несохранившейся и незащищенной диссертации

В 1930-е годы интерес отечественных гуманитариев к истории и литературе французского XVII века, названного веком абсолютизма, может быть объяснен материей созданного советского общества, искавшего высокие модели для выстраивания своей культуры.

В это время крупнейшим специалистом по французской литературе XVII века был Стефан Стефанович Мокульский (1896-1960), автор монографий о проблемах творчества Мольера (Л., 1935) и Расина (Л., 1940), а также большой программной статьи о французском классицизме в Западном сборнике [Мокульский 1937].

В оценке исследования поэтики французского классицизма С. Мокульский не был оптимистичен. Он начинает свою статью с констатации:

Русское литературоведение, как дореволюционное, так и советское, не может похвастаться особыми достижениями в области изучения французского классицизма <…> ни один из выдающихся писателей классицистического направления не вдохновил наших исследователей на создание оригинальных научных монографий [Мокульский 1937: 9].

Ситуация существенно не изменится и через 20 лет¹. В библиографическом указателе диссертаций, защищенных в Ленинградском государственном университете в 1934-1954 годах, лишь одна связана с литературой XVII века — это работа, написанная Н. Сигал, «Поздние трагедии Корнеля» (защищена в декабре 1945 года) [Диссертации… 200]. Ее научным руководителем был проф. А. Смирнов.

Но кроме Н. Сигал (Жирмунской) о французском классицизме писал еще один молодой исследователь — Сергей Дмитриевич Коцюбинский, аспирант проф. С. Мокульского.

С. Коцюбинский (1909-1943), погибший в годы Великой Отечественной войны, — человек яркой и трагической судьбы. Он родился в учительской семье и детские годы провел в станице Ладожская на Кубани. В конце 1920-х годов Коцюбинский учился на литературном отделении Кубанского педагогического института, по окончании которого, в 1932-1937 годах, работал научным сотрудником Алупкинского дворца-музея. В сферу его интересов вошло изучение наследия Пушкина в Крыму [Коцюбинский 1937], кроме того, он занимался археологией и исследованием фольклора Южного берега Крыма. Результатами деятельности Коцюбинского стали две книги — «Сказки и легенды Крыма» (Симферополь, 1936) и «Анекдоты о Ходже Насреддине и Ахмет-Ахае» (Симферополь, 1937), вступительные статьи и комментарии к которым были подготовлены молодым филологом.

Любовь к литературе и желание изучать иностранные языки — характерное свойство Коцюбинского. В 1936-1937 годах он усиленно изучал французский язык (благо в его распоряжении была богатейшая библиотека Воронцовского дворца), а позднее немецкий, английский и латынь, читая книги на языке оригинала.

В 1935 году во время посещения Ленинграда Коцюбинский встретился в ИРЛИ с Б. Томашевским, В. Жирмунским, Г. Гуковским, С. Мокульским. С последним Коцюбинский договорился о планах дальнейшей научной деятельности.

По воспоминаниям литературоведа Виктора Семеновича Бакинского (1907-1990), он и Коцюбинский готовились в 1937 году к поступлению в аспирантуру в ленинградский Государственный научно-исследовательский институт искусствознания (бывший Государственный институт истории искусств). Под руководством Мокульского они занимались историей театра.

В начале 1938 года Коцюбинский перевелся на кафедру западноевропейских литератур филологического факультета Ленинградского государственного университета, где Мокульский также числился профессором. Тот привлек пытливого аспиранта к работе над изданием четырехтомного собрания сочинений Мольера (Коцюбинский написал предисловия к пьесам «Психея» и «Ученые женщины» [Мольер]) и к подготовке академического издания «Истории французской литературы», первый том которой был опубликован только в 1946 году.

Авторами раздела «Классицизм (XVII в.)» являются С. Мокульский, написавший главы «Формирование классицизма», «Корнель и его школа», «Мольер», «Лафонтен», «Буало» и «Расин», М. Алексеев с главой «Бытовой реализм» и С. Коцюбинский с главами «Прозаики классицизма» и «Начало разложения классицизма и подготовка Просвещения» ([Коцюбинский. Прозаики…], [Коцюбинский. Начало...]).

Отдельные главы будущей академической истории французской литературы обсуждались на собраниях Западного отдела Пушкинского Дома под руководством В. Жирмунского в 1938 году. В Санкт-Петербургском отделении Архива РАН сохранились свидетельства обсуждения, среди прочих, глав о Мольере и Вольтере С. Мокульского, а также о прозе французского классицизма С. Коцюбинского (см.: [Маликова]). Работа по редактированию первого тома была завершена уже к началу 1940 года [В институтах… 119].

Бакинский (спустя 46 лет) пишет, что «темой своей кандидатской диссертации Сергей Коцюбинский избрал Лабрюйера, Ларошфуко и кого-то третьего, кого вспомнить не могу. Он нашел в них много общего, общего для их времени, а может, и скорей всего, в их творчестве» (Архив Алупкинского дворца-музея). Можно предположить, что этим «третьим» для Коцюбинского стал Блез Паскаль.

Обращает на себя внимание, что Коцюбинский изучает творчество писателей, на тот момент мало известных в нашей стране. Текст диссертации Коцюбинского пока не обнаружен (вероятно, не сохранился). Защищена диссертация, очевидно, не была, так как упоминание о ней отсутствует в сводном указателе диссертаций [Диссертации...]. Авторефераты до 1950-х годов не существовали, Ученому совету диссертанты представляли краткие тезисы, передающие содержание исследования.

Таким планом работы может быть назван проспект, посвященный предполагаемому изданию академических томов истории западных литератур, в том числе «Истории французской литературы», где дан сжатый конспект глав «Проза французского классицизма» и «Начало разложения классицизма» объемом в 1,25 и 0,75 печатного листа соответственно, правда, без указания авторства [План… 17-19]. Напомним, что обе главы за авторством Коцюбинского были опубликованы в 1946 году.

Отталкиваясь от этого плана, гипотетические тезисы диссертации Коцюбинского на соискание ученой степени кандидата филологических наук «Проза французского классицизма (на примере творчества Паскаля, Ларошфуко, Лабрюйера)» могли выглядеть следующим образом:

1. Паскаль как величайший прозаик французского классицизма. Его «Письма к провинциалу» и «Мысли». Противоречивость творчества Паскаля, его колебания между картезианством и янсенизмом. Иррациональные элементы в творчестве Паскаля: его мистицизм, религиозный экстаз, живое чувство природы, культ воображения и вдохновения, восторг перед непознаваемым. Своеобразие литературного наследия Паскаля.

2. Ларошфуко и его «Максимы». Глубокое проникновение его в существо исторического процесса, раскрытие классового эгоизма и материального интереса как двигателей общественно-политической жизни. Ларошфуко как антагонист идеалистическому классицизму, игнорировавшему материальную природу человека. Сходство воззрений Ларошфуко и Гоббса.

3. Лабрюйер как последний великий классицист XVII века. Широкое отражение французской действительности в его книге «Характеры и нравы нашего века». Лабрюйер как моралист и сатирик. Его методы социально-бытовой характеристики. Стихийный материализм Лабрюйера. Его сходство и отличие от Ларошфуко. Лабрюйер как художник. Его влияние на комедию и роман начала XVIII в. Характерологическая литература школы Лабрюйера в XVIII в. (Вовенарг) [План… 17-19].

Двумя полноценными главами диссертационного исследования могут считаться статьи о творчестве Лабрюйера и Паскаля, опубликованные в Ученых записках Ленинградского государственного университета в 1939 и 1941 годах ([Коцюбинский 1939], [Коцюбинский 1941]). Представление о прозе Ларошфуко дает соответствующий раздел в первом томе «Истории французской литературы» (1946).

Как видно, целью диссертационного сочинения стало исследование особенностей прозы французского классицизма как специфического явления, выразившего новый мировоззренческий и художественный подход к действительности. При этом, по мнению автора диссертации, существенной чертой прозы XVII века является преобладание нравственно-наставительного начала (полемическая, этическая, эпистолярная, проповедническая литература), подчиняющего себе эстетическую сторону словесности.

Следуя за французской научной традицией рубежа веков, Коцюбинский связывает рационалистический характер классицистической прозы, ее апелляцию к доводам разума, логическим умозаключениям, аналитическим характеристикам, предельную четкость и ясность ее языка, что проявляется в закономерном развитии жанров «сентенций», «максим», «мыслей», «опытов», «нравоучений», «характеров», — с философскими и научными идеями Декарта.

В несюжетной, неповествовательной прозе Коцюбинский видит зарождение нового писательского отношения к объективной действительности. Именно в мемуарной, философско-моралистической и эпистолярной литературе, по его мнению, намечается переход от риторического к свободному авторскому слову.

Еще на одну важную особенность указывает соискатель степени: прозаики-классицисты сочетают глубокий интерес к государственным проблемам с осмыслением различных сторон личной и социальной психики человека. Среди самых проницательных прозаиков XVII века — Паскаль, Ларошфуко и Лабрюйер. Сила и обаяние их прозы — в стиле, в умении выбрать нужные слова и поставить их в нужном месте. Сравнивая Паскаля, Ларошфуко и Лабрюйера, Коцюбинский отнюдь не ставит задачу их уравнять. Каждый из них выработал свой метод изображения и занял свою нишу. Но все вместе они заложили основы новой французской прозы.

Вполне определенно вычленяется и методологический круг диссертации. В работе Коцюбинский опирался на исследовательские методы Ш. О. Сент-Бёва, Ф. Брюнетьера, И. Тэна и А. Веселовского. В этом отношении Коцюбинский предстает продолжателем школы Петербургского университета, в особенности трудов В. Жирмунского. Сочетание биографического, культурно-исторического и сравнительно-исторического методов позволяет дать объемную картину прозы классицизма в его историческом развитии.

«Литературное наследие Паскаля»

На литературное творчество Паскаля Коцюбинскому, по-видимому, указал его учитель С. Мокульский. В статье о Паскале в «Литературной энциклопедии» Мокульский рассматривает его как «писателя, мыслителя и ученого». Он не раз отмечает, что наследие Паскаля в художественной сфере не менее значимо, чем его достижения в других областях человеческой мысли. Говоря о «Письмах к провинциалу», Мокульский подчеркивает, что это «не только шедевр религиозно-политической публицистики, но и первоклассное художественное произведение: Паскаль создал здесь комические фигуры иезуитов, которые по своей полнокровности и пластичности предвещают персонажей Мольера». Характеризуя «Мысли» как сборник «афоризмов религиозно-философского содержания», написанных с целью осознания и преодоления трагического противоречия между разумом и верой, Мокульский вновь заключает, что «Мысли» Паскаля — «произведение не только философа, но и художника» [Мокульский 1934: стб. 461-463].

Позднее в своей программной статье о классицизме Мокульский отметит противоречивость творчества Паскаля, его колебания между картезианством и янсенизмом:

Единственным французским писателем XVII в., отдавшим большую дань иррациональному, непонятному, таинственному, был картезианец Паскаль, преодолевший рационалистическую доктрину своего учителя и ставший своего рода «романтиком» XVII в. Хотя французские литературоведы искони причисляют Паскаля к классицистическому направлению, однако по существу он очень далек от классицизма, так как вводит все то, чего чуждались классицисты. Мы находим у него и мистицизм, и религиозный экстаз, и живое чувство природы, и вдохновенный лиризм, и культ воображения и вдохновения, и восторг перед непознаваемым. Все это вырастало у Паскаля на религиозно-сектантской, янсенистской основе, глубоко чуждой классицистической доктрине (хотя один из крупнейших поэтов французского классицизма Расин и был связан с янсенизмом) [Мокульский 1937: 26].

Коцюбинский решил подробно написать о Паскале-литераторе. Спустя семьдесят лет его зачин подхватила К. Кашлявик [Кашлявик], обратив одновременно внимание на полузабытые в науке имя и труды самого Коцюбинского.

Его статья «Литературное наследие Паскаля» ставит ряд вопросов, среди которых главным остается вопрос о художественном наследии Паскаля. Утверждение Коцюбинского о том, что Паскаль — «классик», оставивший произведения, равные пьесам Расина и Мольера, не объясняет причин, по которым Паскаль-писатель в отечественном литературоведении долгое время оставался забытым. Разгадка Паскаля — классика XVII века — дается Коцюбинским исторически точно. Во-первых, литературность Паскаля, по мысли автора, недооценена потому, что в его текстах видели философию вне широкого мировоззренческого контекста; во-вторых, потому что религиозная окраска в произведениях Паскаля скрывала художественную сторону его произведений, не рассчитанных на сугубо эстетическое восприятие. И, наконец, потому что качество рукописей Паскаля, сохранившихся в неразобранном виде, прежде разговора о поэтике требовало текстологического анализа.

Но гораздо сложнее, по мнению ученого, был вопрос о природе таланта автора «Писем к провинциалу» и «Мыслей». За подсказкой филолог обращается к Пушкину. «»Все, что превышает геометрию, превышает нас», — сказал Паскаль. И вследствие того написал свои философические мысли!» (цит. по: [Коцюбинский 1941: 30]). Приведенная ученым в качестве эпиграфа мысль Пушкина взята из «Отрывков из писем, мыслей и замечаний», впервые напечатанных в альманахе «Северные цветы на 1828 год».

Изречение Паскаля заимствовано Пушкиным из трактата «О геометрическом уме» (1655). Оно включено в контекст вопроса о границах научного (математического) познания:

Прежде, однако, нам следует задать понятие метода еще более возвышенного и совершенного, хотя и превышающего человеческие возможности, — как превышает нас все, что выходит за пределы геометрии [Паскаль: 69].

Выше логики и бесспорных законов математики Пушкин, вслед за Платоном, видел нечто их превосходящее — смысл бытия, доступный лишь пророкам и художникам. Применительно к статье о Паскале здесь можно выделить два ключевых слова — «превышает» и «вследствие этого».

Что превышает даже самые точные математические законы? У Паскаля это «мысли», называемые «апологией духа». И «вследствие этого» Паскаль пришел к философии писателя. Масштабам этой стороны деятельности французского гения Коцюбинский дает высшую оценку — как образцам новой французской литературы, открывающей целую эпоху в поствозрожденческой прозе. Здесь можно различить еще один провидческий ход Коцюбинского — неизбежность перехода от ренессансной к постренессансной прозе, к тому, что А. Михайлов намного позже назвал переходом от риторического к свободному романному слову.

Концептуальное положение М. Бахтина о природе романного слова в стиле Паскаля оказалось связано не столько с риторикой, сколько с дидактикой.

Сближение Паскаля с Пушкиным для Коцюбинского лишь одна из аналогий, позволяющая раскрыть сложность литературности Паскаля — его стиля, его интереса к точным наукам, его напряженных раздумий о тайне человека, которую не может разрешить наука. Спор между наукой и теологией рассматривается Коцюбинским как самое мучительное противоречие в жизни Паскаля, его внутренняя трагедия, при этом отмечается, что мысль Паскаля пересекается со взглядами отцов Пор-Рояля А. Арно и П. Николя [Арно, Николь] на возможности разума.

Статью «Литературное наследие Паскаля» Коцюбинский начинает с констатации того факта, что литературное творчество Паскаля еще ни разу не становилось объектом исследования отечественного литературоведения. До революции Паскаль воспринимался в основном как философ-этик [Гуляев]. Советское литературоведение не могло, хотя бы на уровне краткого упоминания, пройти мимо такого крупнейшего явления в литературе, как Паскаль, но очевидная религиозная составляющая становилась помехой в изучении его творчества.

1. Устойчивый интерес к французской литературе XVII века проявляется в отечественном литературоведении с 60-х годов ХХ века. Об этом свидетельствуют публикации книг ключевых авторов XVII века в издательстве «Литературные памятники»: «Любовь Психеи и Купидона» Лафонтена (1964), «Мемуары. Максимы» Ларошфуко (1971; 1993), «Трагедии» Расина (1977), «Введение в познание человеческого разума. Фрагменты. Критические замечания. Размышления и максимы» Вовенарга (1988), «Мемуары» кардинала де Рец (1997), «Сочинения» Мари Мадлен де Лафайет (2007), «Мемуары. 1691-1701» Сен-Симона (2007), «Любовная история галлов» Бюсси-Рабютена (2010), «Кабинет фей» Мадам д’Онуа (2015). Также русскому читателю доступны переводы Мольера, Корнеля, Буало, Паскаля, Лабрюйера, мадам де Севинье, Фюретьера, Сореля, Скаррона, Сент-Эвремона и целого ряда других авторов. Их переводили лучшие отечественные переводчики — Ю. Корнеев, Э. Линецкая, Ю. Гинзбург. К ним неоднократно обращались известные ученые — Н. Жирмунская, Т. Хатисова, Д. Обломиевский, А. Михайлов, М. Разумовская, Н. Забабурова, К. Чекалов, Н. Пахсарьян, М. Неклюдова, В. Алташина.[↩]