Профессионализм или новаторство?

1. ГЕРКУЛЕС НЕ НАПОКАЗ

Когда я попытался изложить мысли, вызванные статьей С. Гайсарьяна «Смелее!», то быстро обнаружил, что композиционная стройность уж во всяком случае не будет достоинством будущего сочинения. Быть может, это просто моя вина, или причина в том, что слишком многое сплелось здесь в трудный узел, так что обо всем хочется сказать или хотя бы заявить о необходимости сказать об этом.

Начать хотя бы с того, что вопрос о новаторстве перепутан у нас с другим – о технической сноровке.

«Почему же в поэзии человек, показывающий джигитовку в управлении словом, зачислен в формалисты? Не потому ли, что его мастерство слишком колет глаза тем стихотворцам, которые запустили свое стиховое хозяйство и, по выражению Пушкина, «чуть смыслят свой уравнивать куплет»?» Так писал несколько лет назад Илья Сельвинский в защиту Семена Кирсанова, зачисляя его в новаторы.

И как будто прямо полемизируя с ним, Александр Коваленков на обсуждении стихов студентов Литературного института выражал тревогу по тому поводу, что некоторые молодые поэты нынче стали «на руках ходить».

По-моему, поэты, способные передвигаться только на четвереньках, должны бы вызывать большее беспокойство. Развитая мускулатура предпочтительнее вялого желе, дрожащего под кожей.

Однако новаторство не заключается и в щегольском «выжимании» стойки на руках. И когда я сравниваю целый ряд стихотворений Семена Кирсанова с аналогичными по теме, но написанными Александром Жаровым, то мне кажется, что передо мной двое раскрашивальщиков одного и того же трафарета, только один орудует кистью не очень-то умело, а другой проделывает то же даже не без блеска:

Везет хорошим девушкам,

Рязань

молочной сделавшим,

парням (их стало тысячи)

бригад коммунистических;

везде везет

строителям,

где рост домов стремителен…

(«Весеннее везение»)

Профессионально? В высшей степени! Ново? Ни в какой степени, – всего-навсего пересказ, тот самый «политический пересказ», до которого опасался снизиться Маяковский.

Споры о С. Кирсанове в нашей критике часто напоминали соревнование людей, тянущих канат в разные стороны.

– Формалист! – надрываются одни.

– Новатор! – упираются другие.

А он просто профессиональный поэт, не заслуживающий ни столь резкой хулы, ни столь расточительных похвал.

Представим себе двух людей, пробежавших равное расстояние – 42 километра 194 метра.

Первый пробежал его за несколько часов и, согласно легенде, пал мертвым.

Второй затратил значительно меньше времени и вскоре чувствовал себя нормально. Казалось бы, его результат должен быть признан наилучшим. Однако первый бегун навсегда остался памятен как счастливый вестник о победе греков над персами у Марафона. А второй всего лишь продемонстрировал степень своего чисто спортивного мастерства.

Сторонники Ильи Сельвинского скажут: ну вот, а вы совсем сбрасываете со счетов это самое мастерство! Их противники возразят: а так ли оно важно?! Греческого воина вдохновляла радость победы, патриотизм – и этого оказалось достаточно!

Однако, по свидетельству историков, греческие воины и физически были отлично подготовлены. В дальний путь отправился не первый попавшийся хлюпик (он и не добежал бы, будь он охвачен даже самым горячим и несомненным патриотизмом), а кто-то из лучших атлетов войска. Новость, им возвещенная, принесла воину вечную благодарность соотечественников, которые заодно оценили и его способность донести эту новость.

«Эти геркулесы пригодны не на один только показ», – с восхищением писал позднейший исследователь о греческих атлетах. Геркулес, пусть обладающий самой блистательной, играющей под ослепительной кожей мускулатурой, но не совершающий подвигов, – уже не имеет права носить это славное имя.

2. ЕСЛИ ПОУЧИТЬСЯ У «ФИЗИКОВ»…

Трудно представить себе Геркулеса, остановившегося на распутье в тоскливом недоумении: где же дощечка «К подвигам… столько-то километров»?

Невозможно представить его капризно поворачивающим назад с полдороги: а вдруг, мол, впереди так ничего и не встретится?!

Впрочем, не пора ли нам расстаться с мифологией и древностью, дабы не подать повод к обвинению в «уходе в прошлое»?

Вернемся к одному недавнему спору – о «физиках и лириках».

Нелепо отменять искусство. Но не менее нелепо и яростно отстаивать некую принципиальную «автономию» искусства от развития науки и техники.

Смешно накладывать запрет на любование природой, «простой прелестью мира» (В. Луговской), но то отчаянное пристрастие к родникам и березкам, какое обнаружили в споре с Борисом Слуцким некоторые поэты, начинало уже походить на прямое стремление доказать, что поэзии больше некуда и незачем двигаться.

Други, вы слышите ль крик оглушительный:

«Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли

Вымыслы ваши в наш век положительный?

Много ли вас остается, мечтатели?

Сдайтеся натиску нового времени,

Мир отрезвился, прошли увлечения –

Где ж устоять вам, отжившему племени,

Против течения?»

Други, не верьте!

Все та же единая

Сила нас манит к себе неизвестная,

Та же пленяет нас песнь соловьиная,

Те же нас радуют звезды «небесные!

Это не стихи какого-нибудь оппонента инженера Полетаева. Эта аргументация – столетней давности и принадлежит А. К Толстому, который при всех его заслугах перед русской литературой едва ли может быть воспринят как наш абсолютный идеологический союзник. Приверженность к «старому, бывалому» понятна для графа Толстого, считавшего «матерьялистов» чуть не исчадиями ада, но не для нашего времени.