Проблемы древнеармянской литературы и их изучение

В Ереване, на левом крутом в скалистом берегу реки Раздав, которая питается водами Севана, стрелой проносится к северному плато города одна из лучших улиц столицы – Проспект Ленина. Он замыкается величественным зданием. Это Матенадаран¹, хранилище богатого рукописного наследия армянского народа.

В Матенадаране хранится десять с лишним тысяч армянских рукописей и несколько тысяч фрагментов. Самая древняя, сохранившаяся в целостности рукопись – Евангелие, полученное из библиотеки Лазаревского института в Москве, – датирована 887 годом. Имеются фрагменты, которые относятся к V – VI векам. Рукописи Матенадарана написаны не только в Армении, они пришли сюда со всех концов света, начиная от северных стран Европы и кончая южными пределами Азии – Индией, Персией, Турцией. Нелегкая судьба армянского народа отразилась в этой географии. Как и в том, что армянские рукописи, сосредоточенные в основном в Ереване, имеются также в Иерусалиме (3800 рукописей), в Венеции (4000 рукописей), в Вене (1200 рукописей), Испагани, Париже, Лондоне, Оксфорде, Ленинграде, Тбилиси, Баку и во многих других городах.

В Матенадаране хранятся также рукописи на русском, греческом, грузинском, латинском в других языках, около тысячи рукописей, написанных арабским алфавитом: арабских, персидских, турецких, азербайджанских, причем представлены труды по самым разным разделам науки и искусства: сочинения по математике и древней медицине, по географии и космографии, по алхимии и химии, по догматике и агиографии, по грамматике и лексикологии, по философии в эстетике, по истории, произведения художественной литературы, древние миниатюры. Сюда приходят работать сотни ученых, научающих искусство в культуру армянского народа.

Что же проделано за последнее время в области изучения древнеармянской литературы? Какие проблемы были выдвинуты и каковы виды на будущее?

В своей рукописи об истории древнеармянской литературы Н. Я. Марр говорит об армянском народе и преемственности созданных в течение тысячелетий национально-культурных традиций: «Перед нами, не спорю, большая загадка человеческой жизни: горсть народа отстаивает в определенных, строго очерченных пределах территории свою культурную самостоятельность, отстаивает ее в прямой или косвенной борьбе с величайшими державами мира. Эти мировые державы – ассирийская, ахменидско-персидская с мидянами, греко-македонская, парфянско-персидская, сасанидско-персидская, арабская, византийская. Все они по очереди, одна за другой сходят в могилу, но горсть народа продолжает отстаивать свою культурную самостоятельность… Она, эта горсть народа, в непрерывной борьбе теряет государственность и снова ее восстанавливает… И все-таки она, эта горсть, уже горсточка народа, с неослабленным упорством отстаивает свою культурную самостоятельность. И речь идет именно о борьбе за заветные, с незапамятных эпох наследованные культурные ценности…» ²

В рабовладельческую эпоху армянское государство, созданное во II веке до н. э., просуществовало шестьсот лет – вплоть до 528 года, и в этот начальный период своего развития оно было эллинистическим: кипела городская жизнь, основывались театры, зарождалась литература. Страбон (I век до н. э.) свидетельствует, что в его время Армения была единоязычной. Плутарх (II век н. э.) пишет, что армянский царь Артавазд был поэтом, сочинял трагедии.

В последующие века античные традиции не были забыты. Даже в христианскую эпоху армянские поэты «гомеровский стиль» считали недосягаемым проявлением стихотворного искусства. Историк Мовсес Хоренаци персидским сказаниям решительно предпочитал греческую мифологию. В армянских средневековых театральных представлениях также сохранились отголоски античного театра. Революционный демократ М. Налбандян зарождение армянской культуры приурочивал к первым векам до и после н. э. и называл армянский народ «античным». Античные традиции постепенно растворились в культурно-историческом процессе последующих столетий.

Крепко держались традиции, созданные национальным гением армянского народа еще в глубокой древности. В «Давиде Сасунском», эпосе, сложившемся в VIII веке н. э., отразились мотивы древних эпических! сказаний армянского народа, образовавшихся еще в эпоху борьбы с ассирийским владычеством. Упоминаемые Мовсесом Хоренаци жизнерадостные языческие песни провинции Гохтен с некоторыми изменениями повторяются в изящных средневековых песнях «айрены».

В IV веке Армения стала христианской, а в начале V века трудами великого ученого Маштоца она приобрела письмена, которые употребляются и по сей день. V век армяне считают золотым веком родной литературы. Именно тогда была переведена Библия и в огромном количестве церковно-догматическая литература. V – VII века дали блестящую плеяду историков и философов – Мовсеса Хоренаци, Лазара Парбеци, Егише, Агафангела, Павстоса Бузанда, Корюна, Езника Кохбаци и Давида Непобедимого, астронома и математика Анания Ширакади и др.

Эта литературная и общекультурная традиция средневековья продолжалась и в последующие времена, вплоть до XVII века.

Древней армянской литературой (преимущественно историей) стали заниматься в начале прошлого века. В 1829 году в Венеции вышла на итальянском языке книга мхитариста³ С. Сомаляна по истории армянской литературы, а в середине века, в 1844 и 1846 годах, две книги на русском языке профессора Казанского университета Степана Назарянца. В дальнейшем, вплоть до начала нашего века, одна за другой вышли в свет – уже на армянском языке – крупные работы по древнеармянской литературе, в том числе монографии по отдельным вопросам.

В советское время, в 1944 и 1946 годах, спустя ровно сто лет после выхода в свет книг С. Назарянца, была издана также в двух томах монументальная «История древнеармянской литературы» М. Абегяна⁴.

Манук Абегян (1865 – 1944) – крупнейший советский арменовед, разносторонний ученый с огромным диапазоном. Он был фольклористом и историком литературы, лингвистом и текстологом, специалистом по теории литературы и – до конца своих дней – собирателем памятников устной народной словесности, в первую очередь эпоса «Давид Сасунский». Его классические труды – «Армянский народный эпос» (1908), «Теория армянского языка» (1931), «Стихосложение в армянском языке» (1933) являются основополагающими, каждый в своей области.

Абегян – человек яркой мысли, неумолимой логики, высокой принципиальности. Опираясь на завоевания своих предшественников, он уточнил предмет истории древнеармянской литературы, положив в основу принцип художественности, определил периоды развития литературы, исходя из отражения в них исторической действительности. Охватив древнюю армянскую литературу во всей ее совокупности, Абегян открыл в ней два определяющих фактора: наличие в армянском средневековье ренессансных явлений и роль духовно-догматической литературы в отстаивании культурной и государственно-политической независимости армянского народа. Эту литературу он назвал «литературой борения».

Ренессансные явления в древнеармянской литературе были отмечены Абегяном еще в 1917 году в его книжке «Общий обзор древней армянской поэзии» (доклад, прочитанный в 1916 году).

Он развивал свои мысли в трудах 1923 и 1941 годов, а в окончательном виде обстоятельно, на основании огромного материала, изложил свою концепцию в двухтомнике. Смерть помешала ученому закончить свою работу: его исследование было доведено только до начала XV века. Но по тому, что было уже сделано, а также по отдельным статьям и фрагментам можно было составить ясное представление о том, как и в каком направлении должен был завершить М. Абегян свой труд.

Развитие средневековой армянской литературы Абегян рассматривал как поступательный процесс, постепенное освобождение от религиозного мировоззрения, приближение к жизни, обогащение тематики, создание новых литературных форм. При этом отправной точкой рассуждений Абегяна является творчество Нарекаци (X век), его противоречия между всесильными порывами к жизни и скованностью сознания догматикой, его дошедшая до трагического напряжения борьба со своей земной сущностью. И Фрик, поэт XIII века, подобно Нарекаци, говорит М. Абегян, вступает в тяжбу с богом. Но как они различаются своими мотивами, материалом и целью! Один обращается к богу о мольбой, другой уже смело выражает недовольство «порядком вещей» на земле; слова одного адресованы только самому себе, слова другого – скорбь о несчастной жизни народа.

Таким образом, история средневековой поэзии, по Абегяну, – это развитие из века в век, от автора к автору, благодаря которому все с большей глубиной раскрывалась подлинная гуманистическая сущность человека. Этим объясняется тяготение армянских поэтов, Туманяна и Чаренца, а в наши дни П. Севака, к средневековой поэзии. Процесс этот Абегян называл старым термином «секуляризация», но очень часто прибегал и к термину «возрождение» ⁵.

В республике после Абегяна была проделана заметная работа по дальнейшему раскрытию гуманистической сущности средневековой поэзии. Институтом литературы имени М. Абегяна АН АрмССР, например, было выпущено до десяти монографий о средневековых поэтах с критическим текстом стихотворений или без него. Монографии на ту же тему были изданы и Матенадараном – Институтом древних рукописей имени Месропа Маштоца.

В этих изданиях, наряду с исследованием творчества поэтов – их мировоззрения, эстетических взглядов, мастерства, – впервые даются возможно полные, критически проверенные собрания их стихотворений. Стихотворения подготовлены к печати с соблюдением основных текстологических норм: даны варианты, скрупулезно отмечены разночтения.

Мы будем здесь говорить лишь о тех монографиях (все они изданы на армянском языке), которые посвящены наиболее крупным поэтам (в хронологическом порядке, начиная с самых древних), с тем чтобы проследить основные тенденции развития средневековой армянской поэзии.

Начнем хотя бы с замечательного представителя средневековья, поэта, ученого и философа XIII века Ованеса Ерзынкаци. Автор книги «Ованес Ерзынкаци» (1958) А. Срапян убедительно показывает, как глубоко коснулись поэта новые веяния.

Как философ Ерзынкаци придерживался мнения о сохранении материи – материя не уничтожается, а лишь меняет форму своего существования, явления природы объяснял не сверхъестественными силами, а внутренне присущими им закономерностями⁶. Он говорил, что без любви и интереса к миру, без восхищения его красотой не может быть подлинного знания.

Ерзынкаци оставил после себя до семидесяти научно-философских трудов. Грамматика, медицина, космография были близко знакомыми ему науками. Его перу принадлежит трактат в стихах «О небесном движении». Хорошо он знал также античную литературу. В своих произведениях он часто упоминает Гомера и Демосфена, Платона и Аристотеля, Порфирия и Дионисия Фракийского. Светские мотивы пронизывают его религиозные стихи. В признании естественности человеческих чувств особенно примечательно произведение, начинающееся словами: «Что за огонь воспламенил меня…» Это поэма о любви мусульманки Аша к христианину Ованесу, кончающаяся торжеством их чувств: любовь не знает преград.Ерзынкаци не проходил мимо политических невзгод своего времени – тяжелого состояния армянского Киликийского государства. Он задался целью улучшить моральное состояние своего народа, воспитать его, освободить от пороков, приучить его уважать знание, учение. Он писал на народном языке, его произведения блещут меткими образами и сравнениями, взятыми из различных областей хорошо известного ему окружающего мира. Согласно духу времени в его писаниях много дидактики. Вот одно из его гномических четверостиший:

Наш мир подобен колесу: то вверх, то вниз

влечет судьба;

Верх падает, я вновь ему взнестись настанет

череда.

Так плотник мастерит равно и колыбели и

гроба;

Приходит сей, уходит тот, а он работает

всегда…

Значительный шаг вперед проделал поэт XIV – XV века Ованес Тылкуранци. В книге Э. Пивазяна «Ованес Тылкуранци» (1960) это раскрывается с предельной ясностью. Если любовь к природе лишь просвечивает у Григора Нарекаци сквозь библейскую аллегорию, если следующие за ним поэты превозносили жизнь все-таки «с оглядкой», то у Тылкуранци нет ни аллегории, ни примеси недоверия к радостям жизни. Его поэзия как бы соткана из жизнеутверждения, могущество любви для него неоспоримо, перед нею все преграды, все затворы рушатся:

Монахи, встретившись с тобой,

О книге позабыв святой,

Дрожат всем телом в летний зной,

Зима ж им кажется весной…

Любовь – самое сильное, самое жгучее, испепеляющее чувство человека, оно существует спокон веков, оно ровесник сотворения мира.Единственно, что омрачает любовь, – это смерть. Бог создал красоту и женщину для наслаждения, смерть ему помеха. Загробная жизнь не утешает Тылкуранци. Поэта гнетет суета жизни, тщетность надежд, в какой-то мере он преодолевает эти чувства, но вместе с тем сознает свою греховность и необходимость искупления.Весьма характерно, что Тылкуранци создает поэму о храбром армянском полководце Липарите, который стал жертвой вероломного царя Константина V. Если поэт XIV века Кенареци мечтал о деятеле, подобном Александру Македонскому, то Тылкуранци воплощает в своем творении конкретного народного героя. И язык его народный, в поэме слышно дыха ние эпоса «Давид Сасунский». Живы были в народе традиции гражданского мужества, жива была идея самостоятельного политического существования. Этот идеал, зародившись в V веке, пройдет через всю литературу средневековья и будет воспринят новой литературой, вплоть до XX века. По силе поэтического вдохновения и богатству внутреннего мира среди поэтов средневековья Григорис Ахтамарци (XVI век) занимает одно из первых мест. Автор книги о нем (1963) М. Авдалбекян сумела убедительно показать это своеобразие. В замечательной «Песне об одном епископе», говорит она, на фоне трагедии смерти ярко вспыхивает жажда жизни. Поэт с грустью покидает взращенный им сад, свою жизнь, а там, в саду, соловей продолжает петь, роса продолжает серебрить его утром и вечером… И если здесь есть еще какое-то смирение, покорность судьбе, то в стихотворении «Песня» жажда жизни буквально пламенеет. Все в нем целостно-гармонично, непосредственно, любовь для поэта – самая высшая ценность, и недаром каждую строчку своего стихотворения он кончает рефреном:

Я опьянен! я опьянен! Любовью опьянен!

Я опьянен! я опьянен! При солнце взят в

полон!

Я опьянен! я опьянен! Все дни мои – что

сон!

Настал XVIII век. Овнатан, рассказывают авторы книги «Нагаш Овнатан» (1951), А. Мнацаканян и Ш. Назарян, также влюблен в жизнь, страсть также клокочет в нем, но вместе с тем он поэт гораздо более реальный. Он был не только поэтом, но и художником. Много путешествовал, жил некоторое время в Тифлисе при дворе грузинского царя Вахтанга VI. Здесь он сочинил свою известную песню (которая до сих пор поется) о красавицах Грузии. Овнатан любил пиры, восхвалял вино, он – убежденный эпикуреец, у него много трепетных песен любви. Но в то же время он умеет зорко видеть и понимать окружающую жизнь, критически относится к власть имущим, пишет о них сатирические стихи. Он возвеличивает простого человека, его труд. Творчество Овнатана, делают авторы справедливый вывод, – это как бы преддверие в XIX век.

Можно было привести и другие исследования о средневековых поэтах, написанные за последние годы⁷. Но и приведенных достаточно, чтобы явно была заметна динамика развития средневековой поэзии, ее направленность – все большее и большее сгущение ренессансных явлений, постепенное освобождение ее от догматизма, непрерывное приближение к жизни, а в дальнейшем – дерзновенное отрицание аскетических начал, восторженное приятие всего земного, истинно человеческого.

Таким образом, раскрытые М. Абегяном закономерности поступательного развития армянской жизни, культуры и литературы средневековья оказались основополагающими. Замысел, крепко заложенный замечательным ученым, – даже при несогласии с ним в отдельных случаях, – разветвлялся, расширялся, углублялся.

Характерные для развития средневековой армянской поэзии черты присущи также прозе – торжество светских начал. Капитальный труд Н: Я. Марра в трех томах «Сборники притч Вардана» (ч. 1 – 3, Санкт-Петербург, 1894 – 1899) – первое по времени исследование о средневековой армянской прозе. Этот труд, говорит И. А. Орбели, является классическим образцом филологического исследования. «Многие из этих басен вошли в переводах в обиход Грузии, влившись в грузинский фольклор. Многие вошли в арабском переводе в обиход арабов, открыв тем самым себе путь и на далекий Запад» ⁸.

В области исследования средневековой прозы некоторое оживление стало заметно лишь в 50-х годах. Были выпущены в свет притчи Мхитара Гоша, басни средневековой Армении, сборник средневековой армянской прозы, куда были включены притчи, сказания, назидательные новеллы, апокрифы⁹.

Одна из главных задач, которые стоят сейчас перед исследователями, – наряду с изучением текстов и творчества отдельных писателей, – создание работ о целых периодах литературы, развитии отдельных жанров, что явится основой для построения всеобщей истории древнеармянской литературы.

В работе «Зарождение армянской художественной прозы (V век)» (автор М. Авдалбекян) начало армянской художественной прозы связывается с агиографической литературой, апокрифами и историческими трудами. Подчеркнув исторический характер агиографического жанра – жития святых, мартирологи и др., – автор труда останавливается на характеристике апокрифов, которые ввиду их свободы от догм и церковных условностей намного полнее отражали быт, жизнь и внутренний мир людей своего времени.

Киликийской литературной школе (XII век) посвящены три интересные работы Гр. Акопяна: о Нерсесе Шнорали, Григоре Тха и Нерсесе Ламбронаци. Представители этой школы затрагивали насущные жизненные вопросы, проповедовали.человеколюбие, патриотизм, мир, пользовались народной словесностью, выдвигали новые темы, обогатили жанры, применяли народный язык, освободили духовную песню от монотонности, внесли в нее радостные мотивы. Киликийская школа оказалась весьма крупным фактором прогресса литературы, ее секуляризации.

Исследование армянской поэзии позднего средневековья (XVII – XVIII века), написанное А. Саакян, явилось результатом кропотливой работы над рукописями. В этой книге много сказано об авторах, которые достойны быть упомянутыми в истории литературы, но которые до сих пор остались неизвестными. Они замечательны тем, что намного приблизились к действительности, касаются также обыденной жизни, у них найдем даже юмористические бытовые сцены Они – подлинные предшественники Овнатана.

На выявление литературных школ, направлений и течений в настоящее время обращается сугубое внимание. Намечается, например, также работа над ерзынкайской литературно-философской школой XIII – XIV веков.

Примерно с XII века в средневековом армянском обществе становятся особенно популярными художественные произведения нравоучительного характера – сказы, басни, притчи, краткие новеллы, – им посвящена работа А. Срапян «Армянские средневековые новеллы». Исходная точка средневековой новеллы – характерный для века гуманизм; ее сущность – это человек, облагораживание его внутреннего мира. Несмотря на неизбежный налет религиозности, новеллы эти насыщены реальной жизнью и реальными взаимоотношениями и имеют большое познавательное значение.

В монографии «Народные предания и легенды» (автор А. Ганаланян) собраны сказания и новеллы, созданные армянским народом в течение долгих веков своего существования. Все, что поражало воображение предков народа – в исторической ли жизни, в природе ли, в созданной ли им культуре, или, наконец, в животном и растительном мире, – все это одухотворялось, поэтически обрабатывалось и претворялось в художественно завершенные миниатюры, в которых отражалось возвышенное понятие народа о жизни, о человеке, об окружающем мире. Эта книга – повествование о мироощущении и мировосприятии народа.

Все перечисленные труды, имея самостоятельное значение, одновременно или дополняют «Историю» М. Абегяна, или же, раскрывая проникновение мирских начал в ту или иную область средневековой литературы («литература возрождения») и освобождая считающиеся религиозными произведения от их церковного покрова («литература борения»), являются (вместе с предисловиями к собраниям стихотворений поэтов) теми данными, на которых будет основываться фундаментальная «История древнеармянской литературы».

Полезным подспорьем окажется также систематическое изложение истории древнеармянской литературы В. Налбандяном – лекции, прочитанные в Праге и Кракове, а ныне включенные в «Историю всемирной литературы» Института мировой литературы имени А. М. Горького.

Древнеармянская литература богата не только оригинальными произведениями, но и переводами.Перечню а частичной характеристике их посвящена книга мхитариста Г. Зарбаналяна «Древние переводы на армянский язык (IV – XIII века)», которая, изданная в Венеции в 1889 году, является настольной и по сей день. Но его перечень неполный, ибо, во-первых, он его доводит только по XIII век и, во-вторых, ученый опирался преимущественно лишь на венецианское собрание армянских рукописей.

Первоначальные переводы делались с сирийского и греческого языков. Библия, например, сперва была переведена с сирийского языка, а затем уже с греческого. С греческого языка были переведены сочинения почти всех крупных представителей христианской церкви, а также ряд светских литературных памятников: «Александрия» Псевдокаллисфена, грамматика Дионисия Фракийского, некоторые произведения Аристотеля, неоплатоников Порфирия и Прокла и др. Позже были переведены диалоги Платона (потеряны) и геометрия Евклида (дошли отрывки) ¹⁰.

Подлинники некоторых древних трудов потеряны, и огромную ценность приобретают сохранившиеся их переводы на армянский язык. Такова, например, «Хроника» Евсевия Кесарийского. Имеются и многие другие сочинения с такой же судьбой. Недавно был обнаружен (Л. Хачикян) перевод сочинения Зенона (336 – 264 годы до н. э.) «О природе», греческий подлинник которого также потерян. Кроме всего этого, нередко армянские переводы, с течением времени меньше

подвергаясь изменениям, оказываются весьма полезными при восстановлении текста подлинника.

В исследовании об армяно-иранских литературных связях¹¹, наряду с подробным обзором этих связей, автор специально останавливается на некоторых отдельных фактах, среди которых один является как бы иллюстрацией вышесказанного: выясняется, что у Мовсеса Хоренаци и у писателя XI века Григора Магистроса сохранились варианты иранских эпических сказаний, не использованные Фирдоуси в «Шах-Наме».

В другом скрупулезном исследовании того же автора о назиданиях Нуширвана¹² сопоставлением помещенных в книге полных текстов доказывается, что армянский перевод этих назиданий царя Хосрова I Нуширвана (VI век) может явиться надежной основой для восстановления одного из их полных персидских вариантов.

Задолго до вышеупомянутых книг, в 1934 году, в обстоятельной статье «Фирдуси и иранские эпические мотивы в «Шах-Наме» и в армянской письменности» проф. К. Мелик-Оганджанян пишет, что при создании «Шах-Наме» Фирдоуси наряду с другими источниками использовал также пехлевийский литературный памятник «Карнамак», причем оказалось, нто «эпизоды «Карнамака» сохранились и в древнеармянской письменности, в «Истории Армении» Моисея Хоренского, и в предисловии греческой версии Агафангела». Итак, выясняется, что версии «Шах-Наме» бытовали в Армении задолго до великого персидского поэта¹³.

Из переводной литературы в наши дни изданы сказочно-фантастическая светская средневековая поэма о младенце Фармане¹⁴, в которой рассказывается о подвигах сына ассирийского царя Фармана и о его любви к хорасанской царевне, и известная средневековая рыцарская повесть о Париже и Вене¹⁵.

Обилие переводной литературы – явный показатель тесного культурного общения между народами. И если в IV – V веках армянский народ общался преимущественно с Сирией и Грецией, то впоследствии он тесно был связан и с другими соседними (и не только с соседними) народами.

В той же, нам уже известной, рукописи об истории древнеармянской литературы Марр вслед за характеристикой армянского народа пишет: «В то же время факт незыблемый, что такое же загадочное явление, отстаивание своей культурной самостоятельности в тех же или почти в тех же условиях, наблюдается и в судьбах другого кавказского народа, добрая часть творческой жизни которого прошла на общей с Арменией территории. Речь – о грузинах».

Общность исторических судеб и культуры двух народов оказалась основой для создания Марром той дисциплины, которая называется армяно-грузинской филологией.В 1899 году, при защите магистерской диссертации, известного нам труда «Сборники притч Вардана», Марр говорил, что при разрешении сложнейших вопросов древнеармянской литературы «мы находим неожиданную помощь в солидарности древнегрузинской литературы с древнеармянскою…» ¹⁶.

Позже уже, в 1904 году, когда была основана знаменитая серия «Тексты и разыскания по армяно-грузинской филологии», Марр при разборе светского литературного памятника «Физиолог» пишет: «Грузинским переводом в общем лучше сохранен древний армянский Физиолог, чем дошедшими до нас армянскими его списками… В деле восстановления древних армянских чтений древнегрузинские переводы с армянского представляют лучшее подспорье» ¹⁷.

Таким образом, взаимопроницаемость культур двух народов, их – как прекрасно выражается Марр – «солидарность» содействовала обогащению этих культур и углублению их творческой самостоятельности.

Армяно-грузинская филология не стоит особняком. Она не замкнута, не герметична. При универсальности интересов Марра она приходит в тесное соприкосновение с изучением культуры и литературы других кавказских народов, с кавказоведением, – заслуги Марра и здесь велики.

Но Марр и на этом не останавливается. Он идет дальше и, раздвигая сферу своих разысканий, утверждает, что без кавказоведения нельзя освоить историю южной России.

В блестящей статье «Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси» Марр говорит о том, как скифское предание раздвоилось на версии: одна отложилась в армянской книжной легенде, другая – в русской. У историка VII века Иоанна Мамиконяна рассказывается о трех братьях – Куаре, Мелтее и Хореане, которые достроили города (они были названы их именами). В «Повести временных лет» легенда также гласит о трех братьях – Кии, Щеке и Хориве, которые, сговорившись, основали город Киев. Главное в этом сказе, говорит Марр, – это полное соответствие «общего характера и существенных фактических деталей и в бесспорной генетической связи обеих легенд во всех трех братских именах…» ¹⁸.

Так арменистика приходит в тесное соприкосновение со славистикой.

Такой же широтой отличался кругозор ученика Марра И. А. Орбели. К чему бы он ни прикоснулся – Руставели, средневековые басни или новеллы шатахцев, сасанидское серебро или история Егише, раскопки в Амберде или Топрах-кале (Ван), – везде с поразительной творческой интуицией и точностью он умел выявить общность, внутреннюю связь между различнейшими явлениями в развитии культуры народов Закавказья.

В книге о «Давиде Сасунском» ¹⁹ Орбели, продолжая развивать мысли своих предшественников, отмечает, например, тесную связь между Мгером Старшим и богом солнца Митрой, покровителем угнетенных, символом их восстания, откуда рукой подать до «ареворди»-«сына солнца» у армян и у других народов и до солнечного города Кампанеллы. Львораздиратель Мгер приходит в соприкосновение с Гераклом, победителем немейского льва, а быть может, даже с Гильгамешем. Черты греческой Деметры, матери-земли, черты возлюбленной Вотана Эрды древних германцев сквозят в облике сасунской старушки, той, говорит Орбели, которая предвещает грядущее, дает советы Давиду и раскрывает ему тайны…

Таково наследие, оставленное нам Марром и Орбели в области изучения древнеармянской литературы. Оно не особенно усердно используется, – за последние годы вышла в свет только одна книга об армяно-грузинских литературных взаимоотношениях (XVIII век) ²⁰, в которой они подробно исследуются в области художественной, языковедческой, исторической, философской и правовой литературы. П. Мурадян продолжает свои изыскания и в отношении предыдущих веков.

Необходимо восстановить традиции армяно-грузинской филологии, бороться с «застоем» в этой области. Об этом говорили еще на закавказской конференции по литературным связям в Ереване в 1960 году (А. Барамидзе).

Мы убедились, в какой тесной связи находится арменистика не только с грузиноведением, но и с сирологией и классической филологией, с иранистикой и славистикой. К ним надо добавить гебраистику, арабистику, тюркологию. Начиная с XVII века очень много армянской литературы вышло – из-за преследований народа и его языка – на турецком языке, напечатанной армянским алфавитом. Помимо этого, многие армянские поэты, историки и в особенности ашуги начиная с XVII века сочиняли не только на армянском, но и на турецком и азербайджанском языках. Все эти и другие контакты остаются неизученными.

Армения находилась в тесных взаимосвязях со многими народами, в ее культуре, весьма сложной по своему характеру, много наслоений. Чтобы раскрыть все ее богатство, необходимо творческое сотрудничество всех вышеназванных дисциплин. А для этого нужны кадры, коих у нас очень мало.

При приложении этих дисциплин к арменистике, как при приложении математики к физике, откроется широкая дорога для новых поисков, для новых обобщений. Исходящие от древнеармянской литературы лучи тянутся далеко. Матенадаран – богатейший арсенал. Пора работать в нем не только арменистам. Ученые Грузии давно это практикуют.

Европейские ученые вместе с армянскими считали вершиной духовной культуры армянского народа его историографию. Такая высокая оценка согласуется с тем, что издавна именно на переводы историков на другие языки обращалось большое внимание. В 1733 году в Стокгольме, а затем в 1736 году в Лондоне в переводе разных авторов был издан на латинском языке труд Мовсеса Хоренаци «История Армении». В XIX веке Хоренаци был издан почти на всех европейских языках. На русский язык Хоренаци был переведен выдающимся арменистом Н. Эмином и издан в 1858 году. Был издан также ряд других историков: Египте, Вардан Великий и др.

Традиции XIX века сохранились и в советское время. Переведены на русский язык Корюн (V век), Павстос Бузанд (IV – V века), Егише (V век; печатается в новом переводе И. А. Орбели), Себеос (VII век), Аристакес Ластивертци (XI век) и др. ²¹.

Валерий Брюсов оказался тем ученым, который вслед за историографией выявил общечеловеческое значение также средневековой армянской поэзии. Иллюстрацией этого положения может послужить знаменитый сборник «Поэзия Армении», вышедший в Москве в 1916 году под его редакцией. В сборнике даны блестящие переводы шедевров армянской лирики, начиная с древнейших времен и вплоть до нового времени. Во вступительном очерке Брюсов богато и глубоко изложил всю историю армянской поэзии, выдвигая одно из ее основных качеств: «единство на протяжении веков». Вот его высокая оценка средневековой армянской поэзии: «…Средневековая армянская лирика есть истинное торжество армянского духа во всемирной истории» ²².

После Брюсова дело, начатое им, мало продвинулось вперед. Взять хотя бы Нарекаци с его знаменитой «Книгой скорбных песнопений».

В печати очень часто ставят в один ряд Руставели, Низами и Нарекаци, как представителей Возрождения на Востоке. Но если советскому читателю известны в переводе на русский язык и Руставели, и Низами, то ведь о Нарекаци – ввиду отсутствия переводов – он ничего не знает или знает только понаслышке. А ведь Нарекаци переведен – полностью или частично – на многие европейские языки! Перед нами, следовательно, стоит специальная задача перевода на русский язык Нарекаци. Задача большая и трудная не только потому, что творчество Нарекаци сложно, а язык нелегкий, но и потому, что до сих пор, хотя о нем и имеется интересное исследование проф.

М. Мкряна²³, как мы знаем, нет критического издания его книги²⁴.

Но, конечно, вопрос одним Нарекаци не исчерпывается. Как ни блестящи переводы «Поэзии Армении», средневековые поэты там представлены все-таки лишь несколькими стихотворениями.

Встает серьезнейшая задача издания их переводов в полном виде, отдельными книгами, тем более что за последнее время обнаружено не только много новых произведений, принадлежащих уже известным нам поэтам, но и новые имена. Должны быть изданы Ованес Саркаваг, Фрик, Ованес Ерзынкаци, Костандин Ерзынкацы, Мкртич Нагаш, Григорис Ахтамарци, Овнатан Нагаш и многие, многие другие, в адекватном переводе, с научным аппаратом, как были изданы на русском языке армянские, грузинские и азербайджанские песни Саят-Новы.

Должна быть переведена наконец художественная проза, те сказы, новеллы, апокрифы, которые в огромном количестве имеются в рукописях, но которые, к сожалению, мало изданы и на армянском языке. К ним следует добавить варианты перевода на русский язык эпоса «Давид Сасунский».

Древнеармянская письменная культура в наиболее высоких своих проявлениях должна быть передана на русском языке, как и на языках других народов, и выведена, таким образом, на всемирную арену, она должна стать достоянием человечества.

г. Ереван

1. Матеан – книга, даран – хранилище.[↩]
2. Н. Я. Марр, Лекции по истории древнеармянской литературы. Подготовка текста И. В. Мегрелидзе и П. М. Мурадяна (Рукописный фонд Института литературы имени М. Абегяна АН АрмССР), стр. 114.[↩]
3. В 1717 году в Венеции была основана армяно-католическая конгрегация, которая по имени ее основателя Мхитара Себастаци называется мхитаристской, а ее представители – мхитаристами. Венецианская конгрегация имеет свое разветвление в Вене. За свое 250-летнее существование мхитаристы развили огромную научно-издательскую деятельность, в особенности в области филологии, лексикографии и историографии.[↩]
4. Первый том переведен на русский язык, Ереван, 1948.[↩]
5. Этот термин, который в настоящее время вошел в литературоведческие и искусствоведческие труды, не может пока считаться вполне правомерным и в дальнейшем употребляется в известной степени условно.

   В 1954 году в Отделении общественных наук АН АрмССР состоялась дискуссия по вопросу Возрождения. Факт расцвета светской культуры и Армении в IX – XIII веках никем не оспаривался. Однако оживление в эти же века экономики страны одни считали признаком начала капиталистических отношений, другие – высшей точкой развития феодализма. В конечном счете, как сказано в отчетной статье по этому поводу, докладчики (их было трое) в последнем своем слове отметили, что «дискуссия оказалась плодотворной, она подчеркнула необходимость дальнейшего изучения уровня социально-экономического развития Армении в IX – XIII веках» (АН АрмССР, «Известия общественных наук», 1955, N 1). Проблема, следовательно, требует дальнейшего обсуждения.[↩]

6. О мировоззрении Он. Ерзынкаци имеется и специальная книга: Г. Григорян, Философские воззрения Ованеса Ерзынкаци, Ереван, 1962.[↩]
7. А. Мнацаканян, Армянские средневековые народные песни, 1956; М. Мкртчян, Овнатан Нагаш, 1957; М. Авдалбекян, Хачатур Кечареци (XIV в.), 1958; А. Мартиросян, Мартирос Крымеци (XVII в.), 1958; Ш. Назарян, А. Мнацаканян, Багдасар Дпир. Песни любви и тоски (XVIII в.), 1958; Л. Меликсет-Бек, Шамчи Мелко и его армянские песни (XVIII в.), 1958; А. Срапян, Костандин Ерзынкаци (XIII – XIV вв.), 1962; В. Геворкян, Овасап Себастаци (XVI в.), 1964; А. Саакян, Еремя Кемурчян (XVII в.), 1964; Э. Хондкарян, Мкртич Нагаш (XV в.), 1965; А. Казинян, Аракел Багишеци (XVI в.); П. Хачатурян, Исторические элегии армянского народа; М. Мкртчян, Песни пандухтов, и др. О Саят-Нове мы здесь не говорим: он достаточно известен русскому читателю[↩]
8. И. А. Орбели, Избранные труды, Ереван, 1963, стр. 561 (на русском языке).[↩]
9. Э. Пивазян, Притчи Мхитара Гоша, Ереван, 1951; «Басни средневековой Армении» (на русском языке, перевод И. А. Орбели), Ереван, 1956; «Страницы средневековой армянской художественной прозы», Ереван, 1957.[↩]
10. ¹В XVI – XVII веках Евклид еще раз полностью был переведен. Его издали недавно, в 1962 году.[↩]
11. Б. Чукасзян, Армяно-иранские литературные связи (V – XVIII вв.), Ереван, 1963.[↩]
12. Б. Чукасзян, Назидания Нуширвана, Ереван, 1966.[↩]
13. «Фирдуси». Сборник, посвященный тысячелетию со дня рождения поэта, Ереван, 1934, стр. 235.[↩]
14. «Сказание о младенце Фармане». Текст и предисловие Ш. Назарян, Ереван. 1957.[↩]
15. »Повесть о Париже и Вене», текст и предисловие К. Мелик-Оганджаняна, Ереван, 1966. Русский перевод: «История о Париже и Вене». С. -Петербург, 1913. [↩]
16. Н. Я. Марр, К вопросу о задачах арменоведения, С. -Петербург, 1899.[↩]
17. Н. Я. Марр, Физиолог. Армяно-грузинский извод… С. -Петербург, 1904, стр. VIII.[↩]
18. РАИМК, т. III, N 11, 12, 18 мая 1924 года, стр. 281 – 282.[↩]
19. И. Орбели, Армянский героический эпос, Ереван, 1956 (на армянском и русском языках).[↩]
20. П. Мурадян, Армяно-грузинские литературные взаимоотношения в XVIII веке (на русском языке), Ереван, 1966.[↩]
21. Академик Е. А. Косминский еще в 1950 году выдвинул вопрос о переводах на русский язык также памятных записей (записи в конце рукописи ее писца или владельца о текущих исторических событиях) ввиду их крайней важности. Но вопрос вопросом и остался[↩]
22. «Поэзия Армении», М. 1916, стр. 48. В 50-летие выхода в свет «Поэзии Армении», в 1966 году, в Ереване вышло ее второе издание. Благодарный армянский народ присвоил имя В. Я. Брюсова Ереванскому русскому педагогическому институту. Перед институтом поставлен бронзовый бюст замечательного поэта и ученого. В Ереване периодически проводятся «Брюсовские чтения», на которых с докладами выступают литературоведы со всех концов Советского Союза.[↩]
23. М. Мкрян, Григор Нарекаци, Ереван, 1955. В книге даны армянская литература до Нарекаци, эпоха Нарекаци, жизнь его и творчество. Специальный раздел посвящен влиянию Нарекаци на последующую армянскую литературу.

    [↩]

24. В настоящее время Институт литературы имени М. Абегяна приступил к подготовке критического текста «Книги скорбных песнопений» поэта. Уже сделаны первые, весьма серьезные шаги[↩]