Проблемы болгарской прозы

Широкое развитие национальных социалистических литератур составляет ныне важнейшую особенность мирового литературного процесса. Это по-настоящему богатое, многообразное литературное движение современной эпохи. Ведь наряду с советской литературой, вступившей в пятидесятый год своего существования, уже накопили огромный творческий опыт и многие другие социалистические литературы. И, разумеется, очень важно изучение национального опыта каждой из них.
Данная статья представляет собой попытку охарактеризовать некоторые тенденции в болгарской прозе самых последних лет. Отдельные явления в ней сходны с процессами социалистических литератур других стран. Поэтому ряд вопросов, поставленных в статье на основе конкретных примеров болгарской литературы, связан в то же время с более общими закономерностями современного литературного развития.
Литература Болгарии последнего десятилетия отмечена интенсивными и плодотворными исканиями. Писатели смело ставят острые проблемы современности, в их произведениях ощутима тяга к философским обобщениям, к психологическому анализу, постановке проблем морали и этики. В процессе творческих исканий были срывы эстетско-формалистского и вульгаризаторского характера. Но не они определяют современное состояние литературной жизни.
Говоря о сегодняшней художественной прозе Болгарии, прежде всего следует отметить тенденцию эпического охвата действительности, стремление писателей к широким социальным полотнам. Одним из ведущих жанров остается роман-эпопея.
Для ряда крупных писателей характерно глубокое осмысление национальной истории. Процесс этот начался после 9 сентября 1944 года. Напомним только, что уже в конце 40-х – начале 50-х годов были созданы такие крупные произведения, как романы «Табак» Д. Димова, «Железный светильник», «Преспанские колокола», «Ильин день» Д. Талева и др. Эта тенденция развивается и теперь. Обращаясь к историческому прошлому своей страны, писатели раскрывают национальные корни победившей революции. Назовем в этой связи имена двух художников старшего поколения – Г. Караславова и Э. Станева.
В серии романов Г. Караславова «Простые люди» (1951 – 1966) развертывается широкая картина народной жизни. Народ во время первой мировой войны, в период революционного подъема 1919- 1923 годов, влияние Октября, формирование революционной сознательности «простых людей» – такова в самых общих чертах основная тема эпопеи. В ней раскрыты многочисленные судьбы представителей разных социальных слоев, прослежено становление человеческих характеров, связанное многими нитями с движением истории.
Вначале в сюжетных линиях романа преобладают личные взаимоотношения людей. Общественные события даны лишь как отдаленный фон. Затем все более ощущается нарастание политической борьбы – люди становятся непосредственными участниками большого движения. На первый план выдвигается острота социально-классовых конфликтов, ожесточенная схватка двух лагерей. Такое развитие сюжета связано не только с тем, что автор ставил своей задачей проследить постепенный духовный рост многих своих героев, но и с логикой исторического процесса: накал общественной атмосферы наступил не сразу, революционное сознание масс стало интенсивно формироваться после первой мировой войны.
В романах Караславова есть целая галерея образов революционеров разных поколений. Это Спас Илков, Тодор Тюлев, Выкрил Воденичаров, Станка Тошаврова, Пиронев. Они несут в народ живое слово партии тесняков, влияют на ход событий. В этих образах с наибольшей полнотой выявляется связь индивидуальной человеческой судьбы с судьбою народной. Г. Караславов показывает преобразующую силу социалистической идеологии, проникающей в самые широкие слои народных масс. Особенно примечателен в этой связи образ Станки – дочери бедного крестьянина Крыстю Тошаврова. Писатель изобразил чистоту и силу ее чувств, доверчивость юной души, – кажется, что ничто на свете не может омрачить любовь Станки к учителю Борису Такачеву; но ради карьеры Такачев порывает с девушкой, уезжает из села и впоследствии становится офицером германской армии. Это испытание не сломило Станку: она все более сближается с передовыми людьми, находит свое место в революционной борьбе. На этом пути Станка обретает и настоящее личное счастье.
Четвертая часть «Простых людей» охватывает ряд событий: падение власти Земледельческого союза, фашистский переворот 9 июня 1923 года, Сентябрьское восстание. Причем события эти даны не непосредственно, а через восприятие представителей самых различных слоев.
Г. Караславов избрал местом действия отдаленную провинцию, к тому же такой район, где восстания вообще не было. Я не убежден, что это лучший путь для художественного воспроизведения одного из этапных моментов истории страны в большом эпическом произведении. Однако выбранный аспект имеет и свои преимущества – он позволяет концентрировать внимание на определенных сторонах общественной жизни: в книге раскрывается трагедия разъединения революционных сил в стране. Известно, что между Земледельческим союзом и Коммунистической партией существовали противоречия. Используя их, буржуазия совершила фашистский переворот.
По ходу повествования мы узнаем, что в других краях Болгарии восстание охватило широкие слои населения. В Берковице и Фердинанде им руководили Г. Димитров и В. Коларов. Правда, автор сообщил об этом в публицистическом отступлении, но читателю тем не менее общая картина политической борьбы становится ясной. В романе отчетливо выступают трагические последствия левосектантских решений, по существу парализовавших действия народных масс. Раскрывая сложность политической обстановки, Г. Караславов показывает, как в крови, в муках утверждалась идея единого антифашистского фронта.
Четвертая часть «Простых людей» заканчивается изображением разгрома революционных сил. Однако поражение не сломило, а закалило людей. Борьба не закончена, и ее продолжение будет отражено, очевидно, в последующих частях эпопеи.
Этой же теме – Сентябрьскому восстанию – посвящен и роман «Иван Кондарев» Э. Станева (закончен в 1964 году). Обращение к славной и одновременно трагической странице болгарской истории не случайно. Сентябрьское восстание было поворотным этапом в судьбах Болгарии, Оно явилось первым антифашистским восстанием в Европе. В огне боев уже тогда складывался единый народный фронт против фашизма.
В отличие от Г. Караславова – писателя с ясно определившимся революционным мировоззрением еще до 9 сентября 1944 года, – Э. Станев после революции многое открывал для себя впервые. Художник-гуманист, выстрадавший мечту о прекрасном в человеке, он естественно принял социализм, потому что все более сознавал, что именно этот общественный строй наиболее полно воплощает идею гуманизма в современном мире.
Никогда ранее социальное зрение писателя не проявлялось столь остро, как в романе «Иван Кондарев». С этим именно и связаны размах и сила обобщений. В его творческом методе происходят существенные сдвиги, и весьма показателен переход от характерных для него в прошлом малых жанровых форм к роману-эпопее.
«Иван Кондарев» – многоплановый роман. В нем перекрещивается множество сюжетных линий. Правда, кое-где действие досадно тормозится или из-за излишней описательности, или из-за слишком длинных философских рассуждений. Но в каждой новой редакции романа автор добивается все большей композиционной стройности.
Роман воспроизводит события, полные драматизма и героического пафоса. В центре повествования – не частно-бытовые, а классовые конфликты в моменты их чрезвычайного обострения. Столкновения враждующих лагерей нарисованы живо и впечатляюще. На одном полюсе – люди из народа, повстанцы. Несмотря на разгром восстания, они сохраняют веру в революционные идеалы, ради них идут на смерть. На другом полюсе – реакция. Писатель рисует картины тайной подготовки и проведения фашистского переворота, изуверские действия карательных команд, с остервенением расправлявшихся с населением. И хотя этот лагерь торжествует победу, он выступает отнюдь не как фатальная всевластная сила. Всей атмосферой романа подчеркивается историческая обреченность фашизма.
Особо следует отметить ту остроту, с какой в книге ставятся проблемы общечеловеческого и классового, добра и зла – проблемы гуманизма. В судьбах различных героев – братьев Манола и Костадина Джупуновых, прокурора Христакиева, народного учителя Кондарева – автор ищет ответа на вопросы: где, в каких условиях возможно полное проявление истинно человеческого?
Манол – грубый и жестокий собственник. Червь накопительства опустошил его; Манол сеет раздоры в семье из-за дележа имущества, преследует сестру Райну, чтобы забрать ее деньги, берет взятки у арестованных крестьян… Но он не «замкнутый в себе» собственник, а активный защитник своего класса, знает цену политике.
Костадин – человек патриархальной привязанности к земле. Он не способен на махинации Манола, даже протестует против действий брата, но протест его не имеет выхода, ибо опирается на идеал, обращенный в прошлое. Это протест против всех, кто пытается «разрушать порядок и спокойствие хорошей жизни, оставшейся от отцов и дедов». Такой «порядок» предполагает, однако, чтобы он, Костадин, был хозяином, а Янаки – покорным батраком, которым можно понукать так же, как и лошадьми.
Всем ходом повествования писатель утверждает связь нравственно-психологического и социального начал. О путях к подлинному гуманизму он скажет свое слово, изображая людей, идущих к революции, к народу.
Проблемы гуманизма и антигуманизма, их связь с политической борьбой предельно остро раскрыты в двух образах-антиподах – Кондарева и Христакиева. Автор постоянно сталкивает этих персонажей, стремясь показать исторические судьбы двух классовых позиций, двух разных взглядов на мир. Многие страницы в романе написаны как диалог-спор, как острая полемика. Именно это в большой степени и создает интеллектуально-философскую атмосферу романа.
Судебный следователь Александр Христакиев – духовный глава реакционных сил в городе К., их идеолог. Жестокость сочетается в нем с внешней изысканностью манер. Христакиев, по словам автора, «в глубине души испытывал потребность в духовной жизни. Был музыкальным, воображал себя эстетом…». Он отлично играл на виолончели. И в то же время Христакиев, ставший прокурором города, фактически руководил кровавой расправой с восставшими. Он считает себя сверхчеловеком, представителем тех, кому якобы суждено владеть и править миром. В его мечтах о «державе авторитарной с тотальной властью» раскрываются замыслы законченного фашиста. Он люто ненавидит народ: «Если бы мог одним ударом раздавить эту чернь! Боялся ее, боялся…»
А в это время другой герой романа – Иван Кондарев – честный, остро чувствующий социальную несправедливость, ищет путей, ведущих к изменению общественного порядка. Революционная зрелость приходит к нему не сразу. Вначале он находится во власти индивидуалистических взглядов, освобождение от которых составляет важную сторону его духовного развития. В процессе борьбы формируется и закаляется характер революционера.
Все большее узнавание народа, осознание своей слитности с ним – глубоко волнующий процесс духовного и нравственного возвышения Кондарева. Достаточно вспомнить, например, описание того момента, когда Кондарев в самый канун восстания направляется в отряд Ванчовского. Он шел теплой сентябрьской ночью, и внезапно был потрясен величавым видом Балкан, как живых, распростершихся по всему горизонту. Возникает поэтическая ассоциация: могучие горы вызвали в нем представление о самом народе, и это рождает у героя романа бурный прилив чувств. Повествование становится сродни народному эпосу, перерастает в лирическую патетику, писатель переходит даже на ритмизованную прозу: «Кто идет в поздний ночной час? Один из сыновей этого народа, его трагичный сын, частица его раненного веками сердца, его измученной, неспокойной души…»
Кондарев непосредственно и активно участвует в восстании. Индивидуальное счастье человека он не мыслит себе вне общей судьбы народа. Гуманизм и революция соединялись в его сознании в неразрывное целое.
Стремясь определить черты стилевого своеобразия романа «Иван Кондарев», современные болгарские критики нередко ставят вопрос: к каким литературным традициям близок Э. Станев? Одни сближают его с Достоевским, другие – с Толстым. Сопоставительный анализ вполне правомерен, если он опирается не на констатацию простого сходства отдельных сцен или фабульных ситуаций, а на сходство метода изображения жизни.