«Правило руки». Андрей Геласимов

В предпоследнем по времени романе Андрея Геласимова «Степные боги» есть очень яркий эпизод. Вспоминая, когда жизнь обходилась с ним честно, десятилетний Петька загибает пальцы на правой, а когда нечестно- на левой руке. На правой ладони оказались взятие Берлина, освобождение Будапешта, знакомство с ефрейтором Соколовым, лакомство американской тушенкой и «выздоровление старшего лейтенанта Одинцова от последней контузии». Пальцы левой руки заняли тяжелая болезнь друга Валерки, исчезновение Гитлера, «неживые мамкины руки» за обеденным столом, задержка наступления на Квантунскую армию и будоражащая красота одноклассницы Таньки Захаровой.

Примерно то же происходит с самим автором: творчество Геласимова вызывает разные мнения и получает взаимоисключающие оценки. В отношении его прозы известны лишь два самых общих определения, в которых наиболее последовательна и почти единодушна литературная критика: «атмосферность» и «сентиментальность». При этом кто-то восхищается пронзительными интонациями и живой эмоциональностью геласимовских текстов, а кто-то усматривает в них манипуляцию читательскими чувствами и насильственное выжимание слезы.

В 2007 году издательство «О.Г.И.» выпускает однотомное собрание сочинений Геласимова- не каждый современный автор удостоивается такой чести спустя всего шесть лет после выхода первой книги. Внешне всё как положено: корешок- твердый, цвет- серебристо-зеленый, фотография автора на обложке- с хитрым прищуром. Интрига. Что же внутри?

Фабульная емкость, лаконизм стиля, компрессия выразительных средств, диалоги-реплики- тексты Геласимова (причем неважно, рассказ это или роман) производят отчетливое впечатление камерности. В плане сюжетостроения это проза из разряда «сделаем всё по-быстрому»- в суть происходящего читатель погружается моментально, минуя любые прелюдии: «Вся водка в холодильник не поместилась» («Жажда»); «Она говорит мне: надо сходить к священнику» («Фокс Малдер похож на свинью»); «Потом я стал думать, у кого можно перехватить на недельку» («Год обмана»); «Он говорит- интересно, где ты это взяла?» («Рахиль»)…

Персонажи Геласимова так же камерны и лаконичны, как его сюжеты. Они не грезят карьерой, не лезут на трибуны, не борются с обстоятельствами,- но пытаются философски воспринимать жизнь («Жажда»), сознавая, что «каждый человек в ней имеет значение» («Фокс Малдер…»), учатся справляться с собой и делать выбор («Рахиль»), иногда для этого лавируя и изворачиваясь («Год обмана»). Для органичного и комфортного существования таким героям нужна не площадь, а площадка: игровая, спортивная, детская, сгодится и для выгула собак- лишь бы не мешали быть. Быть собой.

Эмоциональность без вымученности- качество, которого сейчас очень не хватает как в жизни, так и в литературе. В геласимовском творчестве это качество, пожалуй, одно из определяющих. М.Ремизова вполне справедливо охарактеризовала Геласимова как автора, «пишущего просто и внятно», его прозу- как «начисто лишенную патетики», но при этом отмеченную «очевидным жизнеутверждающим пафосом», а персонажей- как «нарочито обыденных и помещенных в ситуации, ограниченные рамками сугубо житейских обстоятельств»¹. Однако чем глубже погружаешься в мир Геласимова, тем сильнее крепнет странное ощущение: его герои, привлекающие непосредственностью поведения и подкупающие естественностью эмоций, тем не менее не побуждают к глубокому сопереживанию, рождая в читателе не столько подлинное внимание, сколько легкую заинтересованность. Такая вот симпатия без эмпатии.

Вызвано это как минимум двумя основными причинами.

Во-первых, индивидуальное начало, личностная характеристика геласимовскому герою в большинстве случаев не свойственны. Костя, Генка, Пашка в «Жажде», Саша и Антон в «Фоксе Малдере…», Сергей и Михаил в «Годе обмана», Люба, Дина и Вера в «Рахили»- какие они? В образном плане этот вопрос спровоцирован практически полным отсутствием как описаний внешности, так и речевых портретов персонажей: большинство из них рождаются у Геласимова с лица неявным выражением и с почти одинаковой речью. Сложность и неоднозначность их жизненных обстоятельств раскрываются в геласимовской прозе преимущественно через подробную описательность человеческих чувств при существенном ослаблении рефлексии, что приводит чаще не к типизации, а к усреднению персонажа- подобные моменты вполне, кажется, небезосновательно позволили Д.Быкову считать героев Геласимова «картонными», детали в его текстах- «взаимозаменяемыми», а сюжеты- «чрезвычайно качественными муляжами всего и вся»². В результате читателю, подобно Константину из «Жажды», приходится мысленно «дорисовывать ноги» героям подобных сюжетов- иначе представить себе геласимовскую действительность удается с изрядным трудом.

Возьмем, к примеру, сюжет «Года обмана», аннотированный издательством: «Неудачник Михаил неожиданно получает сверхприбыльную работу: ему нужно нянчиться с семнадцатилетним Сережей, сыном олигарха, научить его пить и «общаться» с девушками. Кроме того, он должен выполнить роль шпиона: Сережа не по любви «обвенчан» с уродливой дочерью итальянского министра, сам же предпочитает похожую на Одри Хепберн простую девушку по имени Марина»³. Это — основная сюжетная коллизия в самом общем пересказе «Книжной витрины», а вот какие вопросы рождаются при внимательном чтении текста.

Откуда такое доверие к двадцатитрехлетнему подчиненному, только что уволенному за злоупотребления на рабочем месте и впервые увиденному лишь при собеседовании на «новую должность», что крупный влиятельный бизнесмен поручает ему «обучить» тем же злоупотреблениям своего семнадцатилетнего отпрыска, при этом снимая с него всю личную охрану? Возможны ли активное посещение юной девушкой занятий в вузе и жизнь вдвоем с пятилетним братом зимой на даче, куда с большим трудом можно добраться только на отсутствующей у нее машине? Реально ли проникновение никому не известной русской барышни на закрытую вечеринку к итальянскому министру для молниеносного романа с его сыном? Правдоподобно ли соблазнение самого крутого «быка» с Кузьминского рынка возможностью посидеть за рулем «Феррари» и его месячное удержание в игрушечных наручниках под милую болтовню с похитителем? В подобном контексте уже не стоит, наверное, придираться к сюжетным деталям вроде малолетней проститутки с Украины, без сутенера предлагающей свои услуги на Тверской.

Автор «Года обмана»- какой-то другой Андрей, не Геласимов, а, скажем… Рубанов. Ерническое определение Быкова: «такой себе с понтом нарратив, и всё про жизнь»- становится почти буквально применимым к этому произведению. Неявное тяготение автора к сюжетной криминальности в соединении с явно выраженной сентиментальной интонацией- меткий в определениях Лев Данилкин сформулировал это в отношении Геласимова еще в 2004 году: «Пожалуй, сюжеты несколько слишком чернушные и сентиментальные, но в пределах нормы»##[Данилкин Л.] От Геласимова не контузит// Афиша. Москва. 2004.

1. [Ремизова М.] Гармонический диссонанс// Новый мир. 2003. №1.[↩]
2. [Быков Д]. Андрей Геласимов похож на писателя// Новый мир. 2003. №1. [↩]
3. [Иткин В.] Слезы// Книжная витрина. 2003. 4 мая. [↩]