Правда и легенды о войне

В прошлом веке опубликование новых исторических работ, от Карамзина до Ключевского и Соловьева, всегда оказывалось явлением в литературе, во всей культурной жизни России. В наши дни положение изменилось. Теперь работы писателей становятся явлением в исторической науке. Вернут ли нынешние историки свой, ставший уже непомерным, гражданский и научный долг Отечеству? Время покажет…

Напечатав несколько статей о Второй ударной армии Волховского фронта в газете «Советская Россия», в журнале «Юность» и в других изданиях, я получил много писем от ветеранов войны и понял: чтобы доказать истину, придется написать роман. Моей задачей было опровергнуть бытовавшие в обществе лживые слухи о том, будто бы генерал Власов сдал Вторую ударную немцам и потом во главе этой же армии воевал против нас. Да, сам Власов сдался в плен. И удостоился аудиенции Гиммлера, который санкционировал создание РОА – Русской освободительной армии. Произошло это уже в 1944 году, когда гитлеровцы хватались за любую возможность устоять. Вот РОА-то в народе и назвали «власовской». Только никакого отношения к ней Вторая ударная, которая донесла боевые знамена до балтийского побережья гитлеровского рейха, не имеет. Доподлинно установлено: ни один из воинов Второй ударной попавших в плен под Мясным Бором, не служил потом во власовской армии.

Наши современники до сих пор не осведомлены о том, что советских людей, попавших к немцам в плен и служивших затем у них во вспомогательных войсках, было более чем предостаточно, сотни тысяч человек. Я не говорю уже о регулярных воинских формированиях по национальному признаку, в составе вермахта были грузинские, армянские, азербайджанские легионы, войсковые подразделения прибалтов, татар (крымских и казанских), а также туркестанцев. Об этом рассказывалось даже в популярных фильмах – «В 26-го не стрелять!», «Судьба человека» и других, но в массовом сознании это не отложилось. Большинство из нас привыкли считать, что любой военнопленный непременно попадал в концлагерь типа Майданека или Бухенвальда. Однако многие пленные были, что называется, расконвоированы, работали на заводах, их брали к себе в хозяйство немецкие бауэры или жены крестьян, призванных в вермахт.

Отдельные части, так называемые ост-батальоны, формировались гитлеровцами из бывших отечественных уголовников еще в 41-м году. Называть их власовцами, на мой взгляд, неправомерно. Это понятие, думается, следует относить только к РОА, созданной в последний год войны.

И уж конечно, Вторая ударная армия, закончившая войну, взяв на севере Германии Грайфсвальд, Штральзунд и 8 мая 1945 года остров Рюген, никоим образом к власовской рати отношения не имеет.

Тут самое время еще раз оговориться: никто и никогда официально, в печатных источниках, Вторую ударную предательской, «власовской» армией не называл. Путаница существовала на уровне обыденного (но, к сожалению, крайне широко распространенного) массового сознания. С сотнями людей я говорил на эту тему, но только считанные единицы знали правду о Второй ударной.

О судьбе Второй ударной армии в Любанской операции были и есть необходимые сведения в военной истории, в ряде монографических публикаций, но нигде не ставился вопрос о необходимости отделить генерала Власова – героя Московского сражения и заместителя К. А. Мерецкова на Волховском фронте от предателя Власова, которого Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила к смертной казни. Хотя это один и тот же человек, но судить о том и другом Власове надо по-разному…

Скажу откровенно: не так-то просто было писать на эту тему. Поскольку штаб Второй ударной оказался в окружении и почти полностью погиб, материалов об этой операции очень мало. Я был вынужден пойти другим путем – разыскал ветеранов, тех, кто лично участвовал в событиях. Все они, несколько сот человек, написали по моей просьбе личные воспоминания.

И вот когда стал знакомиться с этими потрясающими свидетельствами, то понял, что есть как бы две войны: одна – литературная, даже в лучших ее образцах, а вторая – настоящая. Тогда и решил не только написать правду о Второй ударной, но и правду о некоторых аспектах Великой Отечественной войны. Сколько раз издатели и рецензенты упрекали меня в том, что жестоко описал войну! Но я давно уже понял: ни один писатель никогда не сможет написать о войне страшнее, чем она была на самом деле. Вот только несколько фактов.

Приняв Вторую ударную, генерал-лейтенант Н. К. Клыков узнал, что на батареях не хватает снарядов, многие бойцы не получили зимнего обмундирования, – напомню: наступление началось в январе, при температуре ниже сорока градусов… И в этих условиях Вторая ударная продолжала сражаться, углубившись в тылы фашистов на 90 километров, оттягивая от Ленинграда все новые и новые силы противника.

Любанская операция заставила фашистскую группировку «Север», ее командующего фон Кюхлера отказаться от штурма Ленинграда в самый тяжелый период блокады. Но наше Верховное командование допустило ошибку: ликвидировало в апреле 1942 года Волховский фронт¹.

Вот что напишет потом А. М. Василевский, первый заместитель начальника Генерального штаба, который был свидетелем того, как родилось это решение.

«В конце апреля в Ставку прибыл командующий Ленинградским фронтом М. С. Хозин и доложил, что неудача Любанской операции произошла вследствие отсутствия единого командования войсками, защищавшими Ленинград. Он предложил объединить войска Ленинградского и Волховского фронтов…

Б. М. Шапошников сразу же выступил против такого предложения. И. В. Сталин, напротив, встал на позицию Хозина, и было принято решение о ликвидации Волховского фронта, передаче его войск Ленинградскому фронту, а командующего Волховским фронтом К. А. Мерецкова назначили сначала заместителем командующего Западным фронтом, а затем по его просьбе командующим 33-й армией того же фронта… Однако скоро выяснилось, что руководить девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными занятой врагом зоной, не только трудно, но и невозможно. Решение Ставки о ликвидации Волховского фронта, таким образом, оказалось ошибочным»².

Окруженная противником, Вторая ударная попала в тяжелейшее положение. Наступила весна. Растаявшие болота не позволяли рыть ни окопов, ни землянок. По-прежнему не хватало боеприпасов. А в последние два месяца армия вообще находилась на голодном пайке. Шли в пищу пробившаяся листва, березовая кора – деревья стояли обглоданные. Варили кожаные ремни, ели мелких животных, если они попадались, трупы убитых лошадей, земляных червей, муравьев… Встречались, увы, и случаи каннибализма. Многие умирали от крайней усталости и голода, но с оружием в руках.

Вот что писал в донесении член Военного совета Второй ударной армии дивизионный комиссар И. В. Зуев 19 июня 1942 года члену Военного совета фронта армейскому комиссару 1-го ранга А. И. Запорожцу:

«Сегодня авиация продовольствия не доставила. На 19.6.42 ни одного грамма продовольствия. Многие от истощения вышли из строя… Несмотря на это, настроение людей здоровое. Части дерутся прямо героически».

Через два дня Зуев вновь сообщает о тяжелом положении армии.

«Войска армии, – говорится в донесении, – три недели получают по 50 гр. сухарей. Последние три дня продовольствия совершенно не было… Люди до крайности истощены… Боеприпасов нет»³.

Обо всех этих ужасах подробно написали и рассказали мне те, кто вышел из кромешного ада окружения. Но потрясает еще одно обстоятельство. Все они, ветераны Второй ударной, не считают себя героями. «Мы делали необходимую работу», – говорят они. Трудную, кровавую, порой непосильную, но работу. Отношение русского солдата к войне как ратному труду особенно характерно для участников Великой Отечественной, с которыми постоянно общаюсь вот уже скоро десять лет.

Вообще история войны, равно как и история нашего государства, изобилует легендами, не имеющими ничего общего с подлинными фактами. Так уж случилось, что, решив опровергнуть одну лживую легенду, я стал изучать не только историю войны, но предшествующий ей период. И когда обратился к историческим источникам, то был потрясен абсурдностью идеологических мифов, которыми забивали наше сознание в течение десятков лет. Взаимоотношения Сталина и Гитлера с 1939 по 1941 год, переговоры Молотова с Гитлером в Берлине в ноябре 1940 года, война с Финляндией и ее истинные мотивы, история и объективная оценка сталинского приказа N 227… Список этот можно безмерно расширять, но масштабы статьи позволяют лишь прикоснуться к некоторым из этих сомнительных, мягко говоря, историй.

Но вернемся к многострадальной Второй ударной. В мае 1942 года Ставка ВГК поняла наконец, что армию надо выводить из волховских болот. Ценой нечеловеческих усилий армии вместе с брошенными ей на помощь частями удавалось дважды разжимать кольцо окружения. Измученным голодом и непрестанными боями воинам надо было пройти три-четыре километра по коридору шириной в 300 – 400 метров. Огненный коридор простреливался изо всех видов оружия. Его бомбили сверху. Но воины Второй ударной в течение всего июня упорно пробивались через «долину смерти» к поселку Мясной Бор. Большинству, разумеется, выйти не удалось.

А после завершения Любанской операции, которая хоть и не была доведена до конца, но спасла Ленинград от захвата гитлеровцами в зиму 1942 года, именно Вторая ударная, пополненная свежими силами, в августе – сентябре того же года нанесла серьезные удары по 11-й армии Манштейна, начав новое наступление в районе Синявино. В январе 1943 года она прорвала блокаду и соединилась с войсками Ленинградского фронта у Шлиссельбурга. Потом била фашистов в Эстонии, Польше и в самой Германии. Двадцать четыре раза Верховный Главнокомандующий объявлял в приказах благодарность войскам Второй ударной армии, сто три ее ратника стали Героями Советского Союза.

Почему же массовое сознание стало путать Вторую ударную с власовской армией? Как, в представлении фронтовиков, произошел трагический перекос?

Подоплека смещения истины и замены ее досужей (оскорбительной для памяти десятков тысяч русских солдат, останки которых до сих пор лежат непогребенными в лесах и болотах Волховщины), лживой легендой прежде всего идеологическая.

Началось искажение правды с сообщения о пленении Второй ударной, которое родилось в ведомстве Геббельса еще в те суровые дни лета 1942-го. Оно тут же было опровергнуто сообщением Советского Информбюро от 29 июня 1942 года⁴. К сожалению, ложь воспринимается быстрее и легче, чем правда.

Тут добавили, как говорится, «перца» и наши пропагандистские организации. В 1943 году на переднем крае всех фронтов стали распространять листовки, в которых говорилось о том, что генерал Власов был завербован немецкой разведкой еще до того, как попал в плен. Делалось это с понятной целью: дезавуировать изменника по привычной для того времени схеме (ведь даже в 1953 году Берию, могущественного главу наших спецслужб, объявили агентом иностранной разведки: такова сила стереотипа). Раз агент ихний – значит, и армию фашистам сдал, вот и воюет во главе ее против нас… Налицо массовая психологическая рефракция. А проистекает она, увы, от исторического невежества.

Не обоснованы и утверждения, что именно из-за бездействия и плохого командования Власова Вторая ударная армия попала в окружение. Подобного рода положения, в частности, вновь повторялись в книге «На Волховском фронте. 1941 – 1944 гг.», выпущенной такими солидными учреждениями, как Академия наук и Институт военной истории МО СССР. В книге сказано буквально следующее: «Бездействие и измена Родине и воинскому долгу бывшего ее командующего генерал-лейтенанта А. А. Власова являются одной из самых важных (?) причин того, что армия оказалась в окружении и понесла огромные потери»⁵. Но факты говорят о том, что, когда Власов стал (после заболевшего Клыкова) командующим Второй ударной, армия находилась уже в полуокружении. А 30 мая кольцо замкнулось. Впрочем, хочу снова подчеркнуть: роман «Мясной Бор» посвящен участию Второй ударной в Любанской операции, а не только Власову и уж совсем не его РОА, которой он командовал во второй период расколотой им самим надвое жизни.

Мне, кстати, удалось разыскать его вдову, военного врача. Она пять лет отсидела в тюрьме, затем отправлена в бессрочную ссылку только за то, что была женою Власова. Ее рассказ расширил мои представления об этом человеке.

В апреле 1942 года заместитель командующего Волховским фронтом генерал-лейтенант Власов, до того возглавлявший в Московском сражении 20-ю армию Западного фронта, находился во Второй ударной армии. События развивались следующим образом. Командарм-2 Н. К. Клыков вывезен по болезни в тыл. Армия осталась без командующего. Вот подлинный текст переговоров 16 апреля, списанный мною с ленты аппарата Бодо, хранящейся в архиве Министерства обороны СССР.

«Мерецков – Зуеву, члену Военного совета Второй ударной: Кого выдвигаете в качестве кандидата на должность командарма?

Член Военного совета И. В. Зуев: На эту должность кандидатур у нас нет. Считаю необходимым доложить вам о целесообразности назначения командующим армией генерал-лейтенанта Власова.

Власов: Временное исполнение должности командующего армией необходимо возложить на начальника штаба армии полковника Виноградова.

Мерецков и Запорожец (Власову): Считаем предложение Зуева правильным. Как вы, товарищ Власов, относитесь к этому предложению?

Власов: Думаю, судя по обстановке, что, видимо, придется подольше остаться в этой армии. А в отношении назначения на постоянную, штатную должность, то если на это будет ваше решение, то я его, конечно, выполню.

Мерецков: Хорошо. После нашего разговора последует приказ»⁶.

Ни в коей мере не оправдывая Власова за последующее сотрудничество с противником, но учитывая приведенный документ, надо отдать должное готовности Власова безоговорочно принять под начало армию, положение которой было уже архисложным.

В нашей литературе немало версий пленения Власова немцами. Мне представляются наиболее объективными свидетельства тех, кто брал бывшего командующего в плен.

Передо мной специальный выпуск «Битва за Ленинград», изданный в Риге штабом 18-й армии вермахта.

«Обер-лейтенанту С, патрулирующему по дорогам, – говорится в выпуске, – бургомистр одной маленькой деревни сообщил, что ему удалось захватить одного большевика вместе с сопровождавшей его женщиной и запереть в сарае…

Обер-лейтенант отправился с автоматом к сараю. Когда дверь открылась, переводчик окликнул находящихся в нем. Все с напряжением смотрели в открытую дверь, в которой появился большевистский солдат, одетый в длинную характерную блузу. На обветренном лице, изогнутом носе блестели большие роговые очки. «Возможно ли это? – подумал обер-лейтенант. – Судя по фотографии, это же разыскиваемый командующий большевистской армии!» Обер-лейтенант еще внимательнее посмотрел на фигуру, которая начала говорить и на ломаном немецком языке выдавила слова:

«Не стрелять, я генерал Власов». Одновременно он вынул бумажник со своими документами и передал немецкому офицеру»⁷.

Это произошло в деревне Пятница 15 июля 1942 года.

Располагаю я также объяснительной запиской начальника связи Второй ударной армии, генерал-майора А. В. Афанасьева, составленной им 26 июля 1942 года, когда советскому командованию не было еще известно, что Власов в плену.

Алексей Васильевич лично рассказывал мне, что после окончательного окружения армии 25 июня он был вместе с Власовым в большой группе командиров штаба. Затем, в начале июля, группа разделилась на мелкие отряды, по 5 – 8 человек. Так было легче укрываться от немецких патрулей, «зачищавших котел». Афанасьев сумел найти партизан, связаться по радио с Большой землей, куда и вывезли его самолетом.

В группе Власова, помимо женщины (Марии Вороновой, медсестры, опекавшей командарма, который считался долечивающимся после госпиталя), были начальник штаба армии полковник Виноградов, два политрука и два красноармейца.

1. См. Директиву Ставки ВГК от 21 апреля 1942 года в статье «Правда о Второй Ударной». – «Советская Россия», 12 августа 1987 года. [↩]
2. А. Василевский, Дело всей жизни, М., 1975, с. 184 – 185. [↩]
3. Архив МО СССР, ф. 204, оп. 89, д. 72, л. 15. См. также ф. 204, оп. 97, д. 75, л. 213. [↩]
4. «Известия», 30 июня 1942 года.[↩]
5. См.: «На Волховском фронте. 1941 – 1944 гг.», М., 1982, с. 5, 36. [↩]
6. Архив МО СССР, ф. 204, оп. 89, д. 168, лл. 14 – 15.[↩]
7. Архив штаба Ленинградского военного округа. [↩]