Познание и действительность

«Чувство современности определяется осознанием взаимосвязей, противоречий и напряженным, чутким вниманием к происходящему. Сегодня – не означает утверждать те или иные положения, но означает – осознать свое собственное место в текущем и изменяющемся мире событий («Все, что было, есть и рождается, преломляется в сегодняшнем дне…»)». Так понимал и определял современность, вернее, литературу и ее связь с современностью в 30-е годы В. Ванчура. Мысль, высказанная Ванчурой несколько десятилетий тому назад, актуальна и для нынешней прозы: не нечто преходящее, схватывающее всего лишь один-единственный миг, и при этом ценой выхолащивания и умерщвления живой действительности, но произведение, дающее читателю возможность пережить прошлое и понять будущее и то новое, революционное, что зарождается в мире отдельной личности и человеческих взаимоотношений.

Мы сами являемся участниками исторического перелома. Перед нашими глазами и при нашем участии совершается глубинный процесс, переворот, когда из истории человечества изгоняется антагонистическое общественное устройство и все глубже пускает корни система, освобождающая трудящегося человека. Люди начинают овладевать законами собственного общественного развития и управлять силами, движущими историю. Старое буржуазное общество с его классами и классовыми противоречиями заменит новое сообщество, где свободное развитие каждой отдельной личности будет условием развития всех, – этими словами К. Маркс и Ф. Энгельс определили сущность исторического революционного переворота, который мы переживаем сегодня. В наши дни, когда возрастает историческая миссия рабочего человека, – о чем говорилось в Отчетном докладе и в выступлениях делегатов на XVI съезде КПЧ, – особое значение приобретает сознательное участие в общественных преобразованиях каждого человека, преданность идеям социализма. Возрастает понимание того, что именно это участие в коллективной борьбе за справедливое общественное устройство является гарантией свободного развития индивидуальности, гарантией личного счастья, творчества в условиях мира.

Необходимо сопоставление прозы с тем диалектически противоречивым единством, каковым и является окружающая нас действительность: она – фактор, определяющий нынешнюю прозу постоянно и ежедневно. Мы понимаем, что воздействие художественного произведения должно быть не одномоментным, а долговременным, характеризующимся присущими ему обратными связями, так как само произведение становится неотъемлемой частью реального мира, изображенного в нем с тех или иных позиций.

Родство чешской и словацкой литератур последнего десятилетия обусловлено наличием нескольких моментов. Прежде всего значительной и в наши дни все еще сильной классической реалистической традицией, равно как и традицией социалистической литературы, преимущественно социального романа. Если вспомнить историю обеих литератур, то следует отметить и такую общую черту, как ангажированность и активное участие писателей в общественной борьбе за решения исторической важности, благодаря чему возросла роль литературы в жизни народа. Чешская и словацкая проза всегда черпала сюжеты непосредственно из действительности, ей были чужды надуманные, далекие от жизни образы, она никогда не предлагала читателю бледную копию реального мира.

В истории чешской и словацкой литератур можно отметить несколько периодов, когда проза сыграла решающую роль, с одной стороны, благодаря гуманности своей миссии, а с другой – благодаря высокому художественному уровню. Как правило, такое значение приобретали произведения, появившиеся в период расцвета романа критического реализма, в 30-е годы и в те десятилетия, когда в социалистической литературе утвердился современный социальный роман. Талантливые прозаики появились у нас сразу же после освобождения. Как и в те годы, сегодняшние создатели прозы не только выдающиеся художники и деятели культуры, но и активные участники политической жизни. Хотелось бы в этой связи назвать имена М. Пуймановой, В. Минача, Я. Козака и Б. Ржиги.

Значительное влияние на духовную жизнь нашего общества оказывает советская проза, которая своевременно и широко у нас переводится и издается. Естественно, читатель имеет возможность сравнивать, делать соответствующие выводы, он становится критичным и все более требовательным. В достаточном объеме переводятся в нашей стране и книги писателей ГДР, Болгарии, а также, и это понятно, произведения западных прогрессивных художников. Свое значение, как мы уже говорили, сохраняют сегодня ставшие классическими произведения межвоенных и первых послевоенных лет. Ольбрахт, Пуйманова, Илемницкий, Ванчура, Ржезач, Яшик, Гечко… Современные романисты постоянно обращаются к завоеваниям межвоенной прозы, проверяя их эстетическую значимость на практике, однако наряду с этим они ощущают настоятельную необходимость новаторских исканий, поисков более адекватных форм художественной выразительности. Сегодня идейно-эстетическая ценность произведения определяется тем, насколько новаторски и реалистически достоверно – с точки зрения как формы, так и содержания – отражается в нем окружающая действительность. Путь к большим достижениям современная проза ищет и находит самостоятельно.

Прозу Чехословакии конца 70-х годов характеризует стремление к широкой эпике. Возрос авторитет реалистического романа как средства познания социалистической действительности и – одновременно – средства воздействия на нее как серьезного свидетельства об эпохе и людях. Усиление роли романа отвечает стремлению чешской и словацкой прозы 70-х годов раскрыть во всей полноте человека социалистической эпохи, его нравственную сущность, его ответственность перед обществом, эпохой и самим собой, раскрыть взаимосвязи между индивидуальным и общественным. В этом смысле ни чешская, ни словацкая проза не являются исключением среди социалистических литератур. Даже тематика произведений говорит о том, что утверждаются гуманистические принципы, нравственный пафос, о чем свидетельствует обсуждение проблем романа, состоявшееся на страницах декабрьского номера «Вопросов литературы» за 1978 год (подробная информация о дискуссии опубликована в «Литерарни месичник», 1979, N 10).

Разумеется, развитие эпического жанра в чешской и словацкой литературах отмечено национальным своеобразием, что обусловлено всем предшествующим опытом обеих литератур, особым складом жизни каждого народа, особенностями национального характера и т. д.

На развитие словацкого романа до сих пор еще значительное влияние оказывает Словацкое национальное восстание, идеалы которого освещают всю жизнь словацкого народа и, конечно же, сферу творчества; эта тема привлекала и привлекает прозаиков всех поколений. Сегодняшний день не умерил значения старых и новых произведений, посвященных теме восстания и вдохновленных им, – «Хроники» П. Илемницкого, романов Р. Яшика, «Поколения» В. Минача. (Однако следует отметить, что ныне обозначился иной подход к освещению этой проблематики.) Художественное воссоздание антифашистской борьбы, живые и яркие картины прошлого, когда участие в этой борьбе меняло духовный мир человека, совершенствовало его нравственно, помогают и сегодня формировать историческое самосознание общества, подчеркивая, что именно в те годы трудящийся человек начал борьбу за свои права, за свой труд, в котором он мог проявить себя настоящим творцом и мастером, за свои представления о справедливом социальном и политическом устройстве. Словацкий критик Б. Тругларж отмечает, каким важным нравственным критерием является обнажение литературой истинного лица подоплеки клерикально-фашистского режима, какой обнажающий свет проливает она на мещан прошлого и настоящего.

Словацкий прозаик М. Крно, посвятивший теме восстания ряд произведений, критикует в «Благочестивом Мефодии» (1978) – на фоне событий, происходящих перед восстанием, – словацкого обывателя, маленького мещанина, обличает его безграничную жадность и бесчеловечность. В раскрытии образа безнравственного человека как реальной личности и одновременно как антигероя также проявилось следование современной прозы тем традициям, которые были завещаны нынешним поколениям Словацким восстанием, его историческим опытом. Иначе раскрывает эту тему в «Черном солнцестоянии» (1979) К. Ярункова. Изображая центр борьбы, город Банска-Бистрицу, в то время, когда восстание было подавлено и повстанцы ушли в горы, когда в городе снова воцарился клерикально-фашистский режим, а оставшиеся подвергались серьезной опасности, писательница правдиво передает атмосферу нравственной стойкости, отваги и солидарности. Точно воссозданные исторические реалии помогают раскрыть характер простого и вместе с тем героического словака. Здесь как бы расширены рамки произведения: рассказ о прошлом рождает у современного читателя цепь размышлений, непосредственно связанных с нынешним днем. Так тема восстания – повторим определение, найденное Я. Штевчеком, – «дозревает» в словацкой «литературе. Историзм воплощается в диалектически осознанной картине событий прошлого, художественная проза возвращает восстанию все то, чем оно в свою очередь когда-то ее обогатило, прежде всего – идеи подлинного гуманизма, столь характерные и для нашей эпохи.

Если же говорить об интерпретации тематики второй мировой войны, то в чешской прозе ситуация несколько иная. Вновь становится актуальной психологическая, аналитическая проза. «Психологической повестью о молодежи», живущей и взрослеющей в период так называемого «протектората», назвал свою новеллу «Виола» (1978) Й. Кадлец. Л. Фукс в романе «Портрет Мартина Бласковича» (1980) поднимает проблему защиты человеческой личности от насилия и моральной ответственности каждого человека за поступки других людей. Писатель как бы возвращается к кругу тем, которым посвятил свои книги в 60-е годы, совершенствуя, однако, свои произведения с точки зрения формы и подвергая изображаемые им события более глубокому анализу. История нежной и верной дружбы двух мальчишек, чеха и немца по национальности, гармонично включена в сложную поэтическую художественную форму, позволяющую слить прошлое и настоящее. Введенный в повествование образ рассказчика дает возможность сильнее и глубже раскрыть конфликт, раскрыть основную идею – вину безнравственных, паразитирующих на всеобщем горе людей и большую моральную силу людей благородных и честных. Нельзя не вспомнить в связи с вышесказанным и попытку М.