№12, 1972/Обзоры и рецензии

Постоянно действующий фактор духовной жизни

Михайло Пригодій, Всесоюзна консолідація літератур. Історико-літературній нарис, «Радянський письменник», Київ, 1972, 390 стор.; Н. Є. Крутікова, Шляхами дружби і єднання, «Дніпро», Київ, 1972, 279 стор.

Изучение многонациональной советской литературы, взаимосвязей литератур народов СССР привлекает к себе все большее внимание исследователей. Теперь это уже не дело отдельных энтузиастов, а одна из активно развивающихся отраслей советского литературоведения. Актуальность этой проблематики обусловлена развитием межнациональных отношений в нашей стране, сложившихся на основе ленинской национальной политики, процессами развития и сближения социалистических наций. Сделано много, в частности, в исследовании литературных отношений в дооктябрьский период. Г. Ломидзе пишет: «История литературных связей, начиная с древнейших времен до порога Октябрьской социалистической революции, освоена довольно основательно… Успехи советской науки в этой области весьма ощутимы и показательны. К огорчению, этого нельзя сказать о многих трудах, предмет которых – взаимосвязи и взаимообогащение советских литератур…» 1

С этой точки зрения не могут не привлечь внимания критики две ранее вышедшие монографии М. Пригодия2и его новая работа «Всесоюзная консолидация литератур», в которых освещены и связи украинской литературы советского периода – от Октября до Первого Всесоюзного съезда писателей. К сожалению, последующим десятилетиям, представляющим огромный научный интерес, пока не посвящено ни одной крупной работы.

М. Пригодий видит свою задачу в том, чтобы показать, как из отдельных литератур народов СССР складывалась и сложилась единая всесоюзная многонациональная советская литература; как формировались между литературами новые отношения дружбы и братства, приведшие в конечном итоге к всесоюзной консолидации литератур нового типа; как укреплялись их взаимосвязи и взаимодействия, которые стали в наше время одной из важнейших закономерностей взаимообогащения и расцвета советской литературы и искусства.

М. Пригодий рассматривает в своем историко-литературном очерке такой важный аспект литературного движения, как воплощение ленинской национальной политики и идей пролетарского интернационализма в советских литературах, их сплочение на основе партийности и народности.

Автор книги с самого начала подчеркивает: «Новизна межлитературных отношений в советское время прежде всего в том, что творчески контактируют литературы равноправные. Политическое и национальное равноправие народов, их общая жизненная цель усиливают взаимное общение, углубляют и расширяют взаимодействие братских литератур, что способствует их сближению» (стр. 5). Прав автор и в том, что «интернациональное единение культур при всей его обусловленности успехами социалистического строительства, есть процесс сложный (особенно в начальной своей стадии) и длительный, специфичный в» разных этапах развития новых отношений». В полувековом процессе творческого сближения литератур М. Пригодий различает несколько этапов: от Октября до середины 30-х годов, до победы социализма в стране (1917-1934), с середины 30-х годов до середины 50-х (1935-1955) и современный этап, начавшийся после XX съезда КПСС.

Первый период формирования многонационального единства литератур характерен тем, что каждая из них укрепляет связи прежде всего с русской литературой, в отношениях с нею и вырабатываются новые принципы литературных связей.

М. Пригодий обращается к материалам русской, украинской, белорусской литератур, литератур Закавказья, но основные факты, привлеченные им, касаются русско-украинских связей.

Первый этап формирования единства советских литератур М. Пригодий подразделяет в свою очередь на несколько стадий я соответственно строит композицию своей книги. «Очерк» состоит из трех больших разделов, в которых крупным планом показан начальный период исторического пути советской литературы: стадия кристаллизации пролетарских литератур (1917-1924), выработка принципов и основ равноправного объединения литератур – от Первого всесоюзного совещания ВОАПП (1925) до Первого Всесоюзного съезда пролетарских писателей (1928), и заключительная стадия (1929-1934), на которой завершилось создание всесоюзной многонациональной советской литературы. Эта последняя стадия литературного движения, как считает и автор «Очерка», «еще ждет своего фундаментального, всестороннего освещения» (стр. 355).

Композиционно, как вам кажется, книге М. Пригодия не хватает раздела о традициях предшествовавшей прогрессивной литературы с ее демократическими и социалистическими элементами, которые накоплялись в литературах народов России еще до Октября и послужили одной из предпосылок советской многонациональной литературы. Победа идей интернационализма и дружбы народов в молодой советской литературе была нелегкой. На путях формирования советских национальных литератур, как это показано в «Очерке», приходилось бороться не только с национальной односторонностью и ограниченностью, но и с ожесточенным сопротивлением враждебной советскому строю буржуазно-националистической контрреволюции.

Советская многонациональная литература шла к нынешнему своему расцвету не изведанными историей путями, становление ее проходило в сложных исторических условиях, в горниле гражданской войны, в классовых боях с врагами советской власти, в поисках форм нового литературного движения.

«Очерк» производит положительное впечатление своей концептуальностью, интересным материалом, почерпнутым нередко из архивных фондов, периодической печати 20-х годов, отчетов и стенограмм различных литературных дискуссий, совещаний, конференций и съездов писательских ассоциаций, объединений и групп. В нем показана роль поездок и выступления перед украинскими писателями и читателями Горького, Маяковского, Серафимовича, Луначарского, значение таких мероприятий, как обмен писательскими делегациями между Россией, Украиной и другими республиками, расширенно взаимных переводов. Неплохо освещено состояние литературной критики 20-х годов, посвященной новым произведениям писателей народов СССР, хотя порою отклики эти свидетельствовали об очень слабом знании братских литератур. Например, в одном из номеров журнала «На литературном посту» В. Сосюра характеризовался как «импрессионист, имажинист, мелкобуржуазный поэт, к тому же и апологет С. Есенина». Критик, рецензировавший переводы на русский язык М. Коцюбинского, причислил его к провозвестникам украинского модернизма. Однако большинство рецензий на переводы украинских авторов положительно оценивали их произведения. Так, например, Л. Тимофеев (в «Новом мире», 1929, N 4) называет Коцюбинского «интересным мастером психологической новеллы», отмечает «тонкий, а иногда прямо беспощадный психологический анализ, большую наблюдательность, прекрасный, яркий и в то же время лаконичный язык, все это – наряду с глубоким содержанием… – делает Коцюбинского, – по мнению молодого критика, – незаурядной величиной не только в масштабе дореволюционной украинской литературы».

В «Очерке» отмечается высокий литературоведческий уровень критических статей в украинском журнале «Критика». Характерна оценка шолоховской эпопеи в украинском журнале «Критика». Она называется самым выдающимся произведением, свободным от нарочитой упрощенности и схематизма, исполненным «обстоятельных описаний событий, исторических и бытовых подробностей, широко и свободно распространяя – в хронологическом плане – свое течение».

Указывает автор и на некоторые идеологические извращения в критике тех лет. «М. Хвылевой пророчил «азиатский ренессанс», главнейшее направление в которой составят, но его мнению, «романтика витаизма». Кое-кому казались самыми целесообразными сюрреализм и экспрессионизм, иные считали важнейшими задачами в искусстве – овладение динамичностью творчества, материализацию языка, совершенствование верлибра как выражение «самой большой революционности и индустрии в поэзии» (стр. 212).

Четко сказано в «Очерке» об ошибках ВАППа в национальном вопросе, которые тормозили процесс консолидации единой советской литературы. Диктаторство и сектантство руководителей ВАППа, пишет М. Пригодий, доходило до игнорирования национальных признаков и самобытности пролетарской литературы в республиках, их «решительно квалифицировали как буржуазный национализм». На Первой конференции пролетарских писателей были литераторы из многих национальных республик. Им «было о чем рассказать, поделиться успехами и трудностями.., что содействовало бы взаимопониманию, облегчило бы поиски общей основы для тесного еплочения творческих усилий». Но руководители ВАППа «не имели желания слушать эти разговоры», и доклад «Задачи пролетарской литературы народов СССР» сняли с обсуждения.

Наряду с тенденциями национального нигилизма сказывались тенденции явно националистические. Например, на Украине националист Хвылевой, отрицавший социалистические основы развития национальной литературы, ратовал за ориентацию украинских писателей на литературу буржуазного Запада.

К концу 20-х годов обстановка, сложившаяся после Первой писательской конференции (1925), заметно улучшилась. Сменилось руководство ВАППа, и состоявшийся в 1928 году Первый Всесоюзный съезд пролетарских писателей устранил препятствия на пути к сближению литератур: «Первое интернациональное объединение писателей активизирует процесс всесоюзной консолидации литератур, открывает огромные возможности для их многогранного взаимодействия» (стр. 292). Много внимания уделяет М. Пригодий вопросам организационного строительства писательских организаций в центре и на местах, прослеживая их развитие до Первого Всесоюзного съезда советских писателей (1934).

Положительное значение «Очерка» М. Пригодия бесспорно. Но это отнюдь не значит, что нет оснований для критических замечаний. Главная слабость работы заключается в следующем: автор затронул многие стороны литературного движения, но вопросы творческие (анализ литературного процесса, его закономерностей, творческих связей между крупнейшими писателями) оказались в книге на втором плане. А некоторые из них, например борьба с формализмом и вульгарным социологизмом, вообще «выпали» из «Очерка». Правда, автор может сказать, что это не входило в его замысел: он пишет во введении, что прежде всего его интересуют вопросы организационные. Значит, это недостаток замысла, ибо невнимание к творческим проблемам не могло не обеднить книгу.

Мы уже говорили, что недостатком книги М. Пригодия является и отсутствие в ней хотя бы краткой «предыстории», характеризующей развитие взаимосвязей литератур братских народов еще до Октября. Украинские литературоведы сделали немало в этой области. Здесь выделяются работы Н. Крутиковой, давно занимающейся исследованием русско-украинских литературных связей, – «Гоголь и украинская литература» (1957), «Лев Толстой и украинская дооктябрьская литература» (1958), «Русская реалистическая литература а становление украинской реалистической прозы» (1963).

Новая ее книга «Путями дружбы и единения. Русско-украинские литературные связи» служит некоторым итогом прежних разысканий в намечает дальнейшие пути исследования. Автор стремится не только установить факты взаимосвязей литератур, но и «показать их роль в истории литературного движения, их эстетическую функцию». Под этим углом зрения и рассматриваются основные этапы развития украинской реалистической прозы до ее высшего достижения – многопланового романа. В этом процессе, пишет Н. Крутикова, «национальная фольклорная и литературная основа творчества украинских писателей существенно обогащалась художественным опытом русской реалистической литературы» (стр. 4).

В центре внимания исследователя – украинская проза XIX века, творчество крупнейших мастеров, из которых многие были двуязычными писателями. Это обстоятельство, по мнению автора, благотворно влияло на взаимодействие русской и украинской литератур. Украинские писатели, сотрудничавшие в русской периодике, «приобщались к демократическим и гуманистическим идеям передовой русской общественности», к требованиям народности и реализма, причем исследователь отмечает, что Квитка и Гребенка «были порой намного радикальнее в своих русских произведениях» (стр. 19).

Новый этап взаимодействия украинской и русской литератур связан с эпохой, когда властителями дум стали Чернышевский и Добролюбов, Некрасов и Шевченко. Великий Кобзарь, по мысли ученого, «воплощал идеи дружбы всех народов России в освободительном движении… Но революционная роль его в украинской литературе немыслима вне идейных и эстетических связей поэта с демократической русской литературой» (стр. 20).

Прослеживая процессы взаимодействия двух литератур, Н. Крутикова показывает значение антикрепостнической прозы Марко Вовчок – последовательного продолжателя революционно-демократических традиций Шевченко.

Господствующим в украинском критическом реализме в 70-90-е годы продолжало оставаться шевченковское направление, ведущую роль в котором играли Панас Мирный и Иван Франко. Достижения русского критического реализма, романов Достоевского и Толстого, идеи русского освободительного движения оказывали на их творчество большое идейное и художественное влияние. Иную, противоречивую, позицию по отношению к русской литературе занимали такие украинские писатели, как Н. Костомаров, П. Кулиш, И. Нечуй-Левицкий, хотя бесспорны связи творчества Нечуя-Левицкого не только с Гоголем, но и с Тургеневым, и это хорошо показано в рецензируемой книге.

Обозревая связи украинской и русской литератур в последние десятилетия XIX века, в частности творческое воздействие русской литературы на Ивана Франко, который, начав в раннем периоде творчества с ориентации на эстетический кодекс Чернышевского, к концу XIX – началу XX века вплотную подошел к горьковскому идейному направлению, – Н. Крутикова с полным основанием заключает свою работу выводом: «Даже беглый обзор рабочей тематики в мировой литературе XIX – начала XX века показывает, что без произведений Франко, которые выросли на национальной почве и вобрали все лучшее из опыта русского и мирового реализма, общая картина была бы однобокой и неполной. Это один из ярких примеров того взаимодействия культур, без которого немыслимы прогрессивный рост и расцвет национальных сил» (стр. 52).

Статьи Н. Крутиковой о связях русских писателей с украинской литературой (Гоголя, Герцена, Льва Толстого, Короленко и Чехова) представляют несомненный интерес и по вводимому в научный оборот материалу, нередко новым разысканиям и наблюдениям, и по выводам автора книги. Здесь затронуты такие разные вопросы, как украинская тема и украинские персонажи в произведениях классиков, творческая разработка одного и того же фольклорного сюжета русским и украинским писателем, переводы произведений русских классиков на украинский язык, творчество русских писателей в украинской дореволюционной критике, высказывания их об украинской литературе и об отдельных ее писателях, наконец, вопросы литературных влияний русских писателей на украинских художников слова. Полнее и глубже других разработана тема «Гоголь и Шевченко».

Работа Н. Крутиковой «Лев Толстой и украинская дооктябрьская литература» дополняет наблюдения, сделанные другими авторами, особенно о роли художественного наследия Толстого в развитии украинской литературы.

Проблема взаимосвязей и взаимодействия решается в книге Н. Крутиковой не только на материале классической литературы. В статье «О национальном и интернациональном в советской литературе» затронуты такие кардинальные вопросы, как проблема интернациональной сущности, идейного содержания и путей развития многонационального советского искусства.

Н. Крутикова справедливо пишет о том, что «реальные формы литературного взаимодействия и их эстетические результаты весьма сложны и многогранны. Здесь можно встретить и элемента! плодотворной учебы отдельных писателей у более зрелой и эстетически совершенной литературы, и развитие, переосмысление традиций в новых условиях. Есть примеры преимущественно идейного влияния, имеет место и взаимодействие идейно-художественных принципов. Часто произведения инонациональной культуры становятся лишь первым толчком, творческим импульсом к возникновению вполне оригинального, новаторского произведения искусства, самобытного и по замыслу и по исполнению» (стр. 261). О сложности затронутой проблемы убедительно говорит приведенный Н. Крутиковой пример учебы М. Рыльского у Пушкина. Плодотворность обращения Рыльского к Пушкину бесспорна, хотя, отмечает Н. Крутикова, выделить и указать в творчестве Рыльского «конкретные проявления «пушкинского» не так просто». В сборнике «Розы и виноград» М. Рыльский сам раскрывает один из «поэтических секретов», открывшийся ему в процессе глубокого проникновения в творческую психологию Пушкина. Это «острота зрения, поэтическое внимание к деталям повседневной жизни и чудесная способность опоэтизировать эти детали, воссоздать их во всей свежести и очаровании» (стр. 263).

Влияние животворных традиций русской литературы на успехи и достижения украинских писателей и литераторов других народов СССР показано в работе на творчестве П. Тычины, М. Рыльского, М. Стельмаха, Ч. Айтматова, А. Мухтара, Ю. Рытхэу, С. Тока, Э. Межелайтиса.

Работа Н. Крутиковой толкает читателя на размышления, вызывает желание разобраться в сложных проблемах, а по некоторым вопросам и поспорить с автором книги. Вот один пример. Н. Крутикова глубоко и точно охарактеризовала значение прозы Марко Вовчок, ее вклад в развитие критического реализма. Но сделанное при этом сопоставление имен Гоголя и Марко Вовчок – «основоположницы украинской реалистической прозы» (стр. 24) – не может не вызвать возражений. Советское литературоведение считает Шевченко основоположником критического реализма в украинской литературе, независимо от ее родов и видов, по самой сущности его творческого метода, который сложился задолго до вступления Марко Вовчок в литературу. Проза Шевченко закономерно соотносится Н. Крутиковой с прозой Гоголя, а Квитки-Основьяненко и других украинских беллетристов – предшественников Марко Вовчок – с русской «натуральной школой». Эти наблюдения ученого только подтверждают правильность сложившейся в советском литературоведении оценки Марко Вовчок как выдающегося прозаика, развивавшего шевченковские традиции критического реализма.

Книга Н. Крутиковой обогащает наши знания о путях дружбы и единения русского и украинского народов и их передовой культуры, содержит множество фактов, характеризующих братство, взаимодействие литератур, которое, как писал Юрий Смолич, является «постоянно действующим фактором духовной жизни».

  1. Георгий Ломидзе, Интернациональный пафос советской литературы, «Советский писатель», М. 1970, стр. 147 – 148.[]
  2. М. І. Пригодій, взаємодія радянських літератур. Взаємозв’язки російської та української літератур у процесі їх становлення. 1917-1925, «Дніпро», Київ, 1966; М. І. Пригодій. Діалектика зближення літератур. Взаємозв’язки російської та української радянських літератур у процесі їх становлення. 1925-1934, «Наукова думка», Київ, 1970.[]

Цитировать

Зозуля, М. Постоянно действующий фактор духовной жизни / М. Зозуля // Вопросы литературы. - 1972 - №12. - C. 209-212
Копировать