Слово – писателям

Чингиз АЙТМАТОВ

1. У каждого писателя есть наиболее близкая ему сфера. Это та среда, в которой художник черпает жизненные силы, которая питает его талант. И когда писатель берется за «свой материал», говорит о близких ему по духу и по времени людях, «единомышленниках», то чувствует он себя свободно и создает превосходные, надолго запоминающиеся читателю произведения. История литературы показывает, что порой, если даже большой талант брался писать о чужом, ему неизвестном, понятом умозрительно, удача его оставляла. Примеров такого рода можно привести множество. Скажем, американская литература прошлого воспроизводила на своих страницах образ индейца. И что же выходило из этого? Характеры получались или нарочито идеализированные, сусальные, или односторонне очерненные. Так плодятся штампы: «коварный гяур», «благородный янычар». Словом, схематизм и бедность.

Однако каждое правило, как известно, имеет свое исключение, которое в свою очередь рождает новое правило. И, вглядываясь в искусство прошлого, мы видим в нем явление необычайное: творчество Льва Толстого. Необычайно высоко ставлю я его «Хаджи-Мурата». Не имеет себе равных по мастерству, по отделке, по завершенности художественной формы эта небольшая вещь. Тема ее локальна, но идея широка, глобальна. А главное, поразительно то психологическое проникновение в суть другого национального характера, которое демонстрирует в своей повести Толстой. И Хаджи-Мурат, и его наибы выписаны так, что их видишь и веришь их реальному существованию. Мне доводилось говорить с потомками Хаджи-Мурата, и они утверждают, что Толстой создал достоверный, точный характер. Как ему это удалось? Секрет, великая тайна художника. Это тайна огромного сердца Льва Толстого, владевшего пониманием «человека вообще». Так вот – гениальный создатель «Хаджи-Мурата» из прошлого подает нам пример глубинного проникновения в национальный – «чужой» – характер, проникновения в суть объективных вещей. Вот образец внутреннего слияния «национальных культур», их взаимообогащения – образец и сегодня живой.

И то, что было в прошлом веке исключением, становится в наши дни правилом. Нет, конечно, успех автоматически не приходит к писателю, если он решается взять своей темой «иной» национальный материал. Это всегда трудно, как и прежде было трудно. И конечно, дорого в каждом писателе прежде всего его собственное «национальное лицо». Я люблю, например, Юрия Трифонова, современного русского «городского» писателя (есть у него, правда, и книга о жизни Туркмении – «Утоление жажды»)… Но все-таки в наше время возникают могущественные «дополнительные условия», которые помогают художнику приобщиться к иноязычной культуре. Каждая современная советская литература базируется ныне на двух началах: на собственной национальной традиции и традиции русской культуры, с которой мы знакомимся с детских лет. Таким образом, два потока, два русла соединяются вместе. Процесс сложный, многообразный, богатый и, несомненно, способствующий кристаллизации нового типа писателя.

Процесс этот наиболее энергично протекает в советских условиях, но имеет и другие «очаги» в сегодняшней мировой культуре. Один из них – латиноамериканская культура, литература. Латиноамериканская проза являет собой пример любопытного сочетания самых разнообразных элементов, художественных традиций и методов. Тут миф и реальность, достоверность фактографии и фантазия, социальный аспект и философский, политические начало и лирическое, тут «частное», тут и «общее». И все это сливается в одно органическое целое. А причина – воссоединение национальных культур, многочисленных «кусочков» пестрой латиноамериканской жизни, питающих друг друга.

В наших советских условиях огромное значение имеет, конечно, русская художественная традиция, обладающая широчайшим диапазоном, широчайшими возможностями. Что значит быть русским писателем? Это не значит, по-моему, обязательно жить на Оке, не обязательно «акать» или «окать». Но это обязательно означает одно: хранить в своей душе художественный, духовный опыт предшественников как свой собственный, как личный и сокровенный. Естественно, русская литературная традиция сегодня служит не только русским писателям, но и всем нам, писателям братских республик. Невозможно создавать современную прозу, не впитав опыт классического реализма Толстого и Чехова. Опыт русской художественной мысли интересен и сам по себе, своим собственным богатством, интересен и важен и тем, что приобщает к общемировой культуре. Ну, и весьма важное -язык. Ресурсы русского языка неисчерпаемы. Когда я пишу по-русски, то чувствую (хотя почти невозможно «сформулировать» это чувство), что выражаю себя совершенно особым и неповторимым образом.

Разумеется, огромными резервами обладает и любой другой язык нашей страны, в частности мой родной, киргизский. В нем существуют выражения неповторимые и непереводимые. Скажем, есть у нас слова, обозначающие способ и место «приземления» крылатого существа. Мне пришлось взять слово «приземление» в кавычки, так как речь идет о явлении более широком. По-русски: «Бабочка села на ветку дерева», «Самолет сел на аэродром». И там и тут глагол «садиться». В киргизском же – «конот», «конуу», то есть в каждом случае свое значение. Когда я создаю свои вещи на киргизском языке, я опять-таки чувствую неповторимость своего высказывания, неповторимость выражения своего «я». Я убежден, что советским писателям судьба уготовила очень интересную долю – питаться двумя национальными культурами, припадать к двум национальным источникам. Возможности наши сравнительно с прошлым выросли необычайно.

2. По-моему, нужно совершенствовать многие формы общения между писателями братских республик. Декады не должны сводиться к поверхностным контактам, к внешнему знакомству. Кампанейщина литературе противопоказана. Писатель пишет один и сам. Чем же ему помогут групповые «рейды» в ту или иную «национальную область», «национальную тему»? Такие «рейды» в лучшем случае увенчаются репортажами. Если хочешь писать о Сибири, поезжай туда один, спокойно поживи там, а потом уж пиши. Ни к чему хорошему не приводят парадный треск и шум. Посвящают, к примеру, номер журнала целиком какой-либо одной литературе, и получается искусственно, натянуто. Куда лучше и полезней обстоятельные исследования, не приуроченные к той или иной дате, а берущие предмет серьезно. Нужны требовательные, критические, без всяких скидок выступления газет и журналов. Нужно добиться во всех наших мероприятиях максимума деловитости.

г. Фрунзе

АНАР

1. Национальная культура – река, большая или малая, несущая свои воды в океан мировой культуры. Но в океане этом реки не исчезают. Пары его, поднявшись в общее небо человечества, возвращаются дождем снова на землю, – почвы разных национальных культур впитывают осадки, и новые родники дают жизнь новым рекам. Это сравнение, как и всякое сравнение, условно и верно лишь в определенных границах. Но то, что в процессе взаимодействия культур, как и в природе, существует кругооборот, – несомненно.

Есть, на мой взгляд, два основных источника обновления и обогащения национальных художественных традиций – это, во-первых, сама жизнь народа в ее поступательном движении, развитии, обусловленных движением времени – историческими изменениями, социальными переменами, прогрессом эпохи, и, во-вторых, взаимосвязь, взаимоотношение, взаимодействие этих традиций с культурными традициями других народов. Иногда эти два источника соединяются, дополняют и стимулируют друг друга. Так, например, в XIX веке Мирза Фатали Ахундов создал первые на Ближнем Востоке образцы сценических произведений – шесть комедий, обогатив тем самым национальную культуру новым, доселе ей неизвестным жанром, что привело в дальнейшем к созданию азербайджанского театра и яркой драматургической традиции. Новаторство Ахундова обусловили две причины: во-первых, появления национального театра требовало само время, прогресс в развитии духовной жизни народа. Во-вторых, стимулом, мощным толчком послужило знакомство Ахундова с образцами русской и европейской драматургии. Видимо, в предшествующие Ахундову эпохи в Азербайджане и вообще на Востоке также были художники, знакомые с европейской драматургией, но тем не менее драматургические жанры не были переняты национальной культурной традицией. И лишь в определенный исторический момент она оказалась «восприимчивой» к новым формам, ибо, как проницательно отметил сам Ахундов, «прошла эпоха «Гюлистана» и «Зинат-уль-маджалис». В настоящее время подобные произведения не принесут пользы народу. Теперь гораздо более полезны для нации и гораздо более подходят ко вкусам читателей драма и роман».

Следовательно, для того чтобы происходило обогащение национальной художественной культуры новыми жанрами (а также «стилями, особенностями поэтического языка»), необходима соответствующая почва. Если сравнить национальную культуру именно с почвой, то можно сказать, что ветры дальних и близких стран заносят в эту почву семена неизвестных растений и они произрастают лишь в том случае, если состав почвы и климат оказываются благотворными. Более того, универсальные формы мирового искусства – роман, драма, кинокартина, если они претворены с достаточной яркостью и талантом, приобретают специфические национально-жанровые особенности. «Русский роман» или «итальянский фильм»- это не только географическая определенность, это жанр, форма, оказывающая огромное влияние на весь мировой процесс и в то же время неповторимая.

Национальная культура, замкнувшаяся сама в себе (а есть ли на свете такая?), была бы обречена на медленное вымирание – не река, а одинокий колодец в пустыне, постепенно высыхающий. Лишь в тесной взаимосвязи и взаимообщении с другими культурами национальная культурная традиция может обогащаться и обогащать, да и познавать самое себя. Живя в комнате, где окна заменены зеркалами, нельзя определить, красив ты или уродлив. Чтобы узнать и познать себя, надо видеть, узнать и познать других. Свою душу, свою судьбу, свое «я» лучше всего разглядишь в отражении чужих судеб, чужих душ.

Лично я процессы, происходящие в современной азербайджанской литературе, могу понять и осмыслить, лишь координируя и сопоставляя их с процессами в современной русской или, скажем, грузинской, киргизской, литовской литературах. Мы вправе сегодня говорить о едином «кровообращении» национальных культур, определяющем сущность и действенность советского искусства.

2. Мне как человеку, имеющему дело со Словом, мечтается, чтоб возможно успешней решалась кардинальная проблема взаимодействия советских литератур – проблема перевода. Она включает как вопросы количества переводимой литературы, так и вопросы ее качества. А с вопросом о качестве связан и много раз обсуждавшийся и все еще не решенный вопрос о переводах с оригинала. Перевод с оригинала – это не только формальная сторона дела, это непосредственное приобщение к языку – первооснове литературы. Кроме того, переводчик, владеющий языком оригинала, почти гарантирован от случайности выбора, он сам ориентируется в переводимой им литературе.

В Азербайджане, скажем, есть переводчики с арабского, персидского, английского, французского, немецкого, испанского, польского, но нет профессиональных переводчиков не только с эстонского, но даже с казахского или киргизского языков, принадлежащих к той же тюркской языковой системе, что и азербайджанский. Видимо, не всегда лучше обстоят дела и в других республиках. Союзы писателей, издательства и редакции журналов могли бы помочь изменить это положение.

У нас в Азербайджане давно уже назрела необходимость в журнале или хотя бы альманахе типа «Дружбы народов» (быть может, с добавлением функций «Иностранной литературы»). Без такого издания трудно говорить о регулярном и своевременном ознакомлении азербайджанского читателя с лучшими образцами современной многонациональной советской литературы.

г.Баку

Абдулла АРИПОВ

1. Литературы не могут жить друг без друга, а если бы и жили, то не были бы полноценными. Они обогащают друг друга. На это указывает практика мировой литературы. А если думать о взаимодействии и взаимовлиянии наших советских литератур, то этот процесс необходимо вытекает из самой нашей жизни, из общности взглядов писателей. Влияние опыта и традиций одной литературы можно наблюдать в достижениях другой. Примеров много. Приведу некоторые: в последние годы в узбекской поэзии появилось очень много стихов, написанных восьмистишиями. Конечно, нельзя сказать, что эта форма нова, для нее. Но в интенсивной ее «разработке» узбекскими поэтами я вижу и влияние аварского поэта Расуаа Гамзатова, обогатившего новым содержанием древнюю форму стихосложения. Или: когда я встречаю в поэзии народов СССР форму рубай – одну из старинных форм узбекской классической поэзии, – то опять вижу в этом проявление процессов взаимовлияния и взаимодействия традиций… Понятно, что дело не только в заимствовании поэтических форм. Творчество каждого поэта обладает глубоко специфическими чертами, присущими национальному характеру его народа или только ему. Углубленно вчитываясь в «чужого» поэта, мы невольно подражаем и самому сокровенному в его стихах. И я, например, порой желаю увидеть в узбекских стихах отражение темперамента и тонкости чувств кавказских народов, русской широты, философичности других среднеазиатских народов (понимаю, конечно, известную условность этих определений).

2. Важнейшей формой творческих контактов в первую очередь назову перевод. Чтобы поэта можно было оценить по достоинству, следует обратить строжайшее внимание на качество переводов. Пусть наши творческие союзы и издательства с требовательностью подходят к делу перевода, создадут самые благоприятные условия для совместной работы автора и переводчика.

Проведение дней советских литератур в различных республиках также дает очень хорошие результаты, как в смысле личных контактов между отдельными писателями и поэтами, так и в смысле сотрудничества литератур. Эта традиция должна быть продолжена.

г. Ташкент

Имант АУЗИНЬ

1. Сегодняшняя латышская поэзия объединяет две как бы разнонаправленные тенденции: возросший интерес к истории народа, фольклору и интенсивное общение о поэтическим творчеством, жизнью других народов. Общий знаменатель! стремление к подлинным ценностям.

В 60-е годы наша поэзия достигла самой большой популярности за всю историю национальной литературы, тиражи поэтических сборников достигли 16-33 тысяч экземпляров. Вряд ли случайно, что в это же время количество переводных поэтических сборников в год почти утроилось… Хорошо была принята, например, серия сборников «Молодые поэты народов СССР» (И. Драч, О. Сулейменов, П.-Э. Руммо, Ф. Годжа, Р. Рыскулов и др.). Вышли антологии литовской, грузинской, эстонской, украинской, польской, французской поэзии, выпущены избранные произведения ряда прогрессивных зарубежных поэтов, многих русских советских поэтов (В. Маяковский, В. Луговской, М. Светлов, Е. Винокуров, Е. Евтушенко, А. Вознесенский и др.), завершается работа над антологией русской советской поэзии в двух томах (1917-1971).

Особенность литературного процесса последних лет, на мой взгляд, заключается в том, что усилился интерес к современной, более того, к молодой поэзии других народов. В этих произведениях привлекает поиск художественных решений жгучих проблем современности. Отсюда и некоторые общие стилевые приемы, параллельное развитие определенных жанров в поэзии разных народов. Усиленный интерес к истории, фольклору наблюдается почти везде. Не менее важным мне кажется расцвет той части поэзии, которую условно можно назвать лирико-драматической (по аналогии с «лироэпикой») широкое использование диалога, драматическое столкновение разных точек зрения, разных характеров именно в форме диалога, спора, полемики. Примеров слишком много, чтобы пытаться их перечислить в короткой заметке.

Особо важное место в нашей литературе занимают переводы. Но как переводить лучше?.. Я не согласен с теми, кто в противовес прежнему «групповому» методу считает, что каждого поэта «целиком» должен переводить по возможности один поэт. В таких случаях удачи крайне редки. Нужно, мне кажется, переводить то, и только то, что тебе в данный момент близко, дорого. Во всяком случае, таков мой опыт переводов Е. Винокурова, О. Сулейменова, А. Блока, В. Незвала и некоторых других поэтов. Иначе переводы не превышают значения технической тренировки, а иногда приносят и вред.

Когда спрашивают об обогащении национально-художественных традиций, следует ли говорить о собственном небольшом опыте?.. Трудно найти латышского поэта, духовный мир которого уже в ранние годы наряду с Райнисом, Плудонисом не формировали бы Пушкин и Маяковский, Гёте и Байрон…

2. Не берусь критиковать существующие формы творческих контактов (литературные декады и недели, дни поэзии, литературные вечера, личная переписка и т. п.), но только их недостаточно. Пока у нас нет литературного журнала для переводной литературы, трудно в достаточной мере ознакомить наших читателей с литературными богатствами других народов (особенно это относится к поэзии, художественному очерку, литературной критике). Нет в республике и литературного журнала на русском языке, поэтому мы не можем в полной мере познакомить другие народы с нашей классической и современной литературой.

С книгами дело обстоит лучше, хотя для поэзии явно необходим годовой альманах мировой и советской поэзии, – «Дню поэзии» и подобным изданиям с этим справиться не под силу – нужно значительно увеличить «географию» поэзии, круг авторов.

Второй актуальный вопрос: литературная учеба и изучение языков. В последние годы многие молодые литераторы изучают языки народов СССР, языки других народов мира. В этом нужно им помочь (обмен студентами, творческие командировки и т. п.).

Немало интересных семинаров, встреч, «круглых столов» и т. д. проходит в Москве, и это помогает нам знакомиться с культурными богатствами нашей столицы», с русской литературой, дает возможность встречаться с коллегами и друзьями со всех концов страны, способствует обмену творческим опытом. Но для писателя, по-моему, очень важны и более «специализированные» встречи (посвященные отдельным литературным жанрам той или другой республики): в Киеве, Тбилиси, Ташкенте, Ереване, Кишиневе, Минске или в Риге… Ведь именно там (пусть это будут хотя бы недельные, двухнедельные курсы и дискуссии) представится настоящая возможность глубже узнать культуру, литературу других народов. Такие встречи особенно нужны поэтам, а как раз они обычно приглашаются для чтения стихов, а не для учебы, ознакомления, подготовки к переводам.

Да и литературные недели, пожалуй, слишком уж праздничны. То, что требует меньше всего времени, сил и средств – деловой творческий разговор, – вот наиболее важное и интересное. К тому же литературные выступления перед большой аудиторией не на родном языке под силу далеко не каждому. А встретиться, увидеть, поучиться хочется всем. В этом направлении еще многое могут сделать Союз писателей, издательства, редакции журналов.

«Теперь самолет в несколько часов пересекает Европу; за одну ночь можно долететь из Парижа в Америку или в Индию; а люди по-прежнему плохо знают друг друга. Их разделяют не мысли, а слова, не чувства, а формы выражения этих чувств: нравы, детали быта» – это слова И. Оренбурга.

Литература много сделала и еще чрезвычайно много способна сделать для взаимопонимания, для дружбы людей и народов.

г. Рига

Халимат БАЙРАМУКОВА

1. Карачаевская литература – младописьменная, она родилась после Великого Октября, и поэтому говорить о ее давних традициях не приходится. Тем не менее влияние восточной поэзии, особенно религиозной тематики, было, и наши первые поэты в начале своего творческого пути писали в восточном стиле, в их языке часто встречаются арабизмы.

С 20-х и 30-х годов, то есть когда началось широкое знакомство с русским языком и литературой, наши писатели и деятели культуры стали перенимать опыт русской культуры, стремились ориентироваться на ее лучшие образцы. Влияние русской литературы того времени было огромно: влияние Маяковского, Есенина, Шолохова. Язык наш вобрал в себя новые слова, пришедшие через русский язык: революция, интернационализм, Советы и т. д. Если раньше поэты писали преимущественно газели, то в те годы стали применять все размеры русского стихосложения, благо они не противоречат строю нашего языка (тюркского происхождения). Сама я в свое время написала несколько венков сонетов (это был эксперимент).

На русскую советскую литературу 20-30-40-х годов, имеющую за плечами мощные традиции реализма, ориентировалась не только наша литература. Страстно призывающая к строительству нового мира, русская советская литература тех лет оказала огромное влияние на развитие других литератур нашей страны – ведь она отвечала духовным запросам всех народов. От влияния же восточной поэзии в поэзии Северного Кавказа и ныне осталось стремление к краткости и афористичности.

Мне кажется, характер влияния русской советской литературы на литературы других народов СССР после 40-х годов изменился. Я объясняю это тем, что литературы и культуры других народов СССР сами уже выросли до уровня современных требований, взаимодействие их с другими литературами, в том числе и с русской, не обнаруживается так легко, это не подражание, как часто случалось прежде, а более скрытые и глубокие формы взаимосвязей.

Взаимовлияние художественных традиций безусловно есть, но мне кажется, что национальные литературы, а шире культуры, сейчас, как никогда, если так можно выразиться, ищут «в себе». Это не назовешь замыканием в себе, появилось закономерное желание художественно осмыслить историю своего народа, накопленные им духовные богатства. Эта тенденция не может быть преградой к взаимовлиянию культур.

По-прежнему влияние оказывают произведения, которые становятся достижениями общего художественного развития, как, например, повести Чингиза Айтматова, музыка Дмитрия Шостаковича. Значит, весь вопрос в качестве создаваемых произведений.

2. Поездки больших групп писателей в различные области нашей страны, конечно, обогащают знания литератора, бывают очень интересные встречи, многое из виденного потом переходит на страницы книг. Поездки и встречи способствуют укреплению дружбы народов, но достаточно ли этого для обогащения национальных культур? Особенно влияет само творчество писателя, лучшие его книги.

Мне кажется, что хорошо поставленная пропаганда творческих достижений всех наших литератур, перевод лучших книг – вот самое действенное и плодотворное средство взаимодействия культур. В этом отношении наши печатные органы могут сделать еще очень много.

И если на переводы с языков народов СССР на русский обращается достаточно большое внимание, то с переводами на языки народов СССР дело обстоит гораздо менее благополучно. Это особенно капается младописьменных народов, переводы на их языках издаются редко. Думаю, что такое положение ненормально.

Творческие контакты между писателями (деятелями культуры), между творческими союзами нужны обязательно, но хотелось бы, чтобы они носили деловой, творческий, а не гастрольный характер. Очень нужны индивидуальные творческие командировки.

г. Черкесск

Гумер БАШИРОВ

За пятьдесят лет развития нашей страны литературы разных национальностей так сблизились, что тесное общение писателей братских республик стало обычным явлением. Если даже не происходит личного общения, общие задачи, выдвигаемые перед нами жизнью, ведут нас к тому, что творческий опыт друг у друга мы перенимаем постоянно и не без успеха.

Очень талантливое произведение или творчество писателя, обладающее незаурядной художественной мощью, оказывает активизирующее, я бы сказал, «освежающее» воздействие на всю многонациональную советскую литературу.

По моему убеждению, творчество А. Твардовского – особенно его замечательная поэма «За далью – даль» – по широте охвата нашей современной действительности, по философской глубине содержания является вершиной, которой достигла русская советская поэзия в наше время. Эта поэма, притягивающая к себе чистотой поэтического идеала, долго еще будет служить ярким примером для любого художника.

Героический подвиг Мусы Джалиля и его товарищей потрясает исключительным бесстрашием и мужеством, несгибаемой волей к победе над врагами. Но Муса стал предметом подражания не только как воин, борец за свободу народов, но и как яркий советский поэт. Его поэзия неотделима от его жизни. И если он с вдохновением пишет, что «песня борцом умереть мне велит», то к этим словам не могут не прислушаться другие художники. Его несравненный подвиг был подготовлен всей его жизнью в поэзии. Перед самой войной Муса Джалиль в содружестве с композитором Н. Жигановым создал известную оперу «Алтынчеч», посвященную борьбе татарского народа с чужеземными захватчиками. И его борьба в фашистском подполье являлась как бы продолжением сражения героев этого произведения за народное счастье. Муса словно проложил символический мост между историей – борьбой своего народа за независимость – и современностью – битвой народов против фашизма, общего врага всего человечества.

Я назвал бы также имена Э. Межелайтиса, О. Гончара, М. Стельмаха, Р. Гамзатова и Ч. Айтматова, наверное, к ним можно добавить и некоторых других. Заслуга этих художников заключается в том, что они смело вторглись в жизнь своих народов, вскрыли богатый духовный потенциал нации, художественно убедительно осмыслив его и поведав об этом читателю в ярко индивидуальной манере, присущей только им самим. Словом, они распахнули во внутренний мир своих народов широкое окно» через которое мы, читатели других национальностей, с интересом вглядываемся в мир, новый для себя, но близкий по духу. Эти художники особенно ощутимо способствуют укреплению братства народов. Я думаю, что в стране, где говорят более чем на ста языках и где национальных литератур более семидесяти, это очень и очень важно. Подтверждением является сама наша действительность. За пятьдесят лет совместного строительства новой жизни мы постоянно убеждаемся в том, что глубокое понимание интересов братских народов и сохранение взаимного уважения остается самым сильным и надежным средством укрепления дружбы между народами.

г. Казань

Майя БОРИСОВА

1. Начнем с того, что осознание свойств и качеств культуры как национальных и традиционных необходимо предусматривает отличие их от неких иных. В этом смысле не моя национальная культура обогащает мою прежде всего самим фактом своего самобытного существования. В народном художественном быту это отличие издавна являлось обязательным эстетическим признаком на территориях куда меньших, чем самая маленькая страна, и в группах населения, далеко не таких весомых, как нация или народность. Попросту было известно, что в деревне Горенки, например, девки платки повязывают плотно по лбу и частушки поют с подвизгом, а те, что из Заручевья, – платки носят шалашиком и пение предпочитают протяжное и ровное…

Главное и первое чувство, которое я испытываю, прикасаясь к формам поэтической речи, чуждым русской национальной традиции, – это удовольствие от абсолютно «бескорыстного» восприятия. Самые смелые новации, самые глубинные реанимации в родной поэзии – заразительны. Их поневоле примеряешь. А и не примеряешь, так все равно не уверен, что не отзовутся они в тебе, в написанном тобой: психологически и формально они одной с тобой группы крови. А скажем, японские хокку, таджикские рубай, песни калмыцкого эпоса порождены иным психологическим складом, иным эстетическим миром, который тем более привлекателен и чудесен, чем труднее соотносится с твоим. Улавливаемая же общность видится на таких уровнях духа, куда в обыденности своей не часто и забираешься, и уже одно только пребывание там – обогащает.

Когда переводишь, наслаждаешься самой возможностью извлечь «из небытия» сначала тебе совсем неизвестного, потом интересного, а затем и любимого уже тобою поэта. Последнее, разумеется, в самом счастливом случае. Такими счастливыми случаями стали для меня переводы латышской поэтессы Аспазии, абхазца А. Аджинджала, ненецкого поэта В. Ледкова.

Так вот, воздействие самых различных явлений своей исконной культуры кажется мне похожим на то, как будто в доме, в котором живешь, открываются новые окна, распахиваются новые двери, отмыкаются чердачные окна и подвальные люки… Искусство же иных национальных и художественных традиций нередко начинает с того, что предлагает тебе в качестве места повседневного обитания вовсе не дом, а звезду, обувную коробку, облако или даже абстрактное понятие. Момент – полезный для всякого читающего, а для пишущего – необходимый втройне.

2. Идеальной формой контакта между писателями различных республик считаю влюбленность. Могу уточнить – творческую. Но именно влюбленность, со всем, что присуще этому роду отношений. С искренним изумлением по поводу того, как может существовать мир, не ведая о бесконечных достоинствах имярек, и с неутолимой жаждой поведать об этих достоинствах; с неумением и нежеланием видеть в нем недостатки (а нам ли не знать, насколько относительны в литературных оценках плюсы и минусы); с неизбежным и взволнованным интересом ко всему, что окружает избранника: к языку и истории его народа, к его современникам…

Именно в результате таких отношений появляются на свет блестящие переводы, проникновенные исследования, глубокие монографии.

Но поскольку влюбленность, даже в страну или в литературу, – чувство интимное, то и мероприятиям, призванным способствовать ее возникновению и укреплению, противопоказаны шум, многолюдие и парадность. Куда полезнее встречи в узком кругу, по конкретному поводу. Скажем, совещание при издательстве переводчиков, работающих над одной и той же антологией или над одним сборником. С привлечением специалистов-литературоведов, авторов, буде они живы, наконец, авторов подстрочников, если перевод ведется с их помощью. Непременно – с привлечением последних в качестве полноправных участников!

Пора наконец перестать относиться к ним как к представителям временно необходимой, но малопочтенной профессии, которая в идеале вроде бы и существовать-то не должна. Составление подстрочника – искусство. Каждый из нас, кому приходилось переводить с языка, которым мы не владеем, знает, насколько велика, ответственна и подчас загадочна здесь роль «посредника». Ничто не указывает на сокращение в будущем переводов такого рода. Скорее наоборот. Так, может быть, в Литературном институте или иных учебных заведениях стоит учить людей делать подстрочники? Может быть, стоит делать имена их авторов известными читателю?

г.Ленинград

Евгений ВИНОКУРОВ

1. Вообще говоря, между национальными культурами не может быть сплошных перегородок, существует – как факт истории – взаимопроникаемость культур. Живые явления художественной жизни никогда не бывают изолированы в рамках своей культуры, как в пронумерованных ящиках стола. В то же время я убежден, что каждая культура глубоко национальна и является выражением неповторимого лица нации. Итак, с одной стороны, неповторимый индивидуальный психологический склад, с другой – переплетение с иными индивидуальными мирами. Эта взаимопроникаемость – одна из проблем и вечно манящих тайн мировой культуры. Достоевский вырос, опираясь на всю мировую культуру, но в нем отчетливо выразилось русское национальное лицо. Он даже говорил: у русского две родины – Россия и Европа. Ему нужно было такое заострение, вероятно, потому, что в русской национальной культуре он высоко ставил мировое, «соборное» ее значение.

Взаимодействие советских литератур всегда было необычайно тесным и плодотворным. Взять хотя бы традиционную дружбу поэзии Грузии и России. Переводы Пастернака, Тихонова, Заболоцкого обогатили русский поэтический язык. Например, перевод Пастернака стихотворения Симона Чиковани «Работа» – образец пересоздания грузинского поэтического строя на русской почве и вместе с тем новое русское языковое явление. Напомню первые две строфы этого замечательного произведения:

Настоящий поэт осторожен и скуп.

Дверь к нему изнутри заперта.

Он слететь не позволит безделице с губ,

не откроет не вовремя рта.

Как блаженствует он, когда час молчалив!

Как ему тишина дорога!

Избалованной лиры прилив и отлив

он умеет вводить в берега.

По живости и экспрессии эти строки с буквальной точностью передают живость и экспрессию подлинника. Это не мертвый подстрочник, тут каждое слово пульсирует, полно трепета жизни.

Стоит напомнить и о переводах Н. Ушакова из поэзии М. Рыльского – украинский дух в них становится русским духом. (Взять хотя бы эти строки: «Ласточки летают – им летается, а Ганнуся любит – ей пора…»)

Мне довольно хорошо известны братские советские литературы, особенно казахская и грузинская. Я много переводил казахских поэтов, начиная с дореволюционных акынов, – это были очень интересные художники. Советские поэты развивают и приумножают их традицию… Я люблю творчество Ильяса Джансугурова, который создает замечательные стихи, к сожалению, до сих пор мало известные всесоюзному читателю. В казахской поэзии мне близко эпическое и героическое начало, ее красочные и эмоциональные описания, ее динамика и материальность. И мне кажется, мое собственное творчество обогащалось благодаря долгому содружеству с казахской поэзией. Казахские поэты помогли мне видеть мир выпукло, стереоскопически, вещно. Описание скачек, степей, полноводных рек, зверей – все, чем так насыщена казахская литература, пришлось мне по душе. В свое время по казахским мотивам я написал целый цикл – «Акыны». Много дали мне переводы из грузинской поэзии – стихов Г. Леонидзе, Г. Абашидзе, О. Челидзе, К. Каладзе, М. Квливидзе. «Однодневный памятник» О. Челидзе, «Горы и скалы» и некоторые другие стихи Г. Абашидзе я ощущаю как свое собственное детище.

В советской литературе появилось и закрепилось сейчас новое и разительное явление: писатель создает свое произведение на русском языке без помощи переводчика. Так пишут Олжас Сулейменов, Фазиль Искандер, Александр Адамович, Чингиз Айтматов. Они остаются писателями своего народа, хотя пишут по-русски, ибо и форма их мышления, и материал принадлежат их нации. Я думаю, их творчество обогащает русскую современную культуру. Явление это, между прочим, не так случайно, как полагают некоторые. Оно имеет если и не свою историю, то, во всяком случае, крупные, солидные подтверждения в прошлом. Рабиндранат Тагор перевел свое знаменитое произведение «Гитанджали» на английский язык, и это был вклад в мировую культуру.

Культуры растут вместе (речь идет, конечно, об очагах смежных культур, соседствующих национальных сферах). Национальная традиция обладает способностью ассимилировать родственное или даже близкое в других культурах; дух нации перерабатывает это в свое собственное достояние, создается мощная, неповторимая национальная самобытность.

2. По-настоящему деловое общение, без помпезности, по-моему, – единственная реальная форма общения между писателями братских республик.

Николай ДАМДИНОВ

1. В детстве, лет шести-семи, я впервые услышал строки «Гэсэра» из уст древней старушки-бурятки, известной в улусе сказительницы улигеров. Помню, как заворожил тогда мое воображение волшебный мир, населенный могучими богатырями. Мне думается, что впервые понятие о жизни, как о чем-то необыкновенном, чудесном, и жажду больших дел в этой жизни пробуждает в нас именно народный эпос.

Чуть позже, учась во втором или третьем классе, я прочитал «Капитанскую дочку» – сначала на бурятском, в только что появившемся переводе, а потом – в оригинале (кстати, таков был открытый тогда мной самим способ изучения русского языка). Приблизительно в то же время мне попалась в руки небольшая книжка стихов Лермонтова, изданная Детгизом. Музыка стихов была такова, что книжка вскоре почти вся запомнилась наизусть.

По-видимому, эти несколько лет были решающими в моей жизни: я познал вкус родной речи в моменты наиболее яркого раскрытия ее богатств и я же приобщился к творениям двух гениев русской литературы… Думаю, что приблизительно таков был путь в литературу многих моих коллег из национальных республик.

Счастье молодых советских литератур в том, что с самых первых своих шагов они испытали на себе всеобъемлющее влияние великой русской классической литературы. Ведь в 20-е годы, когда ставились краеугольные камни будущего здания единой советской литературы, материал, из которого строился фундамент, был очень разнороден. Среди национальных литератур были литературы, которые имели в прошлом большую историю (таджикская, грузинская, армянская), были и такие, что отталкивались непосредственно от эпоса и песенной лирики народа (казахская, киргизская, дагестанская, бурятская, чукотская, якутская). Сегодня мы видим, что литературы второй и первой группы выровнялись и в лице своих лучших представителей создали произведения, получившие всенародное признание.

Советская многонациональная литература – единый сложный организм. Опыт других братских литератур – это и твой собственный опыт. Стоит в одной из наших литератур зазвучать яркому голосу, как его подхватывают на многих языках страны, – возникают тысячи незримых нитей родства, связывающих наши литературы. К примеру, после успеха романа Мухтара Ауэзова заметно усилилась тяга к историческому роману во многих наших молодых литературах.

Но мы не должны понимать взаимовлияние только как заимствование, подражание лучшему, что есть у другого художника. Нет, и творческий спор, активное несогласие, неприятие каких-либо сторон у другого – это тоже взаимовлияние, без этого не было бы движения вперед, развития. Если ты в своем новом произведении учел и не повторил издержек известного мастера – это тоже взаимодействие, взаимовлияние литератур. Больше всего вредит литературе мода – изнанка взаимовлияния. Если мода понятна и даже неизбежна в одежде (в эпоху узких брюк невозможным архаизмом выглядели широкие), то в литературе и искусстве бездумное следование моде говорит о нестойкости (или попросту отсутствии) своих эстетических, художественных принципов у автора.

Помните, у армянской поэтессы Сильвы Капутикян есть стихотворение, где она, обращаясь к казахскому собрату, восклицает: как хорошо, что есть русский язык, который помог нам понять друг друга! Очень верное стихотворение. Благодаря русскому языку, благодаря хорошо и четко, как нигде в мире, поставленному переводческому делу многие наши литературы давно преодолели «языковой барьер». Однако здесь есть и отрицательные явления. Так, например, человек пишет стихи, тут же делает подстрочник, его (подстрочник) переводят, и на текст перевода пишется песня. И вот еще не петая на родном языке песня поется в переводе. Это что – новый жанр? Музыка на переводный текст или песня в переводе?

2. Скажу о том, что волнует меня лично. Обращаюсь к неиспользованным возможностям кино. В годы гражданской войны в Бурятии прославился своими подвигами выдающийся партизанский командир, сын далекой Грузии Нестор Александрович Каландарашвили. Почему бы, скажем, министерствам культуры Грузинской ССР и Бурятской АССР не объединить усилия и не создать художественный фильм об этом выдающемся революционере-ленинце? Или возьмем ратные дела сына бурятского народа Героя Советского Союза гвардии полковника В. Борсоева. В. Борсоев – участник боев за освобождение Советской Украины от фашистских захватчиков. Он погиб в самом конце войны и, как герой освобождения Львова, похоронен в этом городе, на Холме Славы. Совместно с украинскими товарищами деятели культуры Бурятии могли бы подарить зрителям волнующее кинопроизведение о мужестве, о боевом содружестве народов нашей страны.

г. Улан-Удэ

Нариман ДЖУМАЕВ

1. На дореволюционных географических картах не было названия моей республики. То место, которое ныне занимает Туркменская ССР, обозначалось: «Закаспийская область». Как говорится в учебниках, это была «одна из самых отсталых колониальных окраин». Царская власть, как и полагается деспотическим властителям, «проявляла особую заботу о духовном процветании туземных племен и народностей». «Забота» эта выражалась «в сохранении в неприкосновенной чистоте мусульманских обычаев и традиций». Творческие контакты с прогрессивной русской культурой «возбранялись как крамольные». Среднеазиатские литературы, некогда давшие человечеству Рудаки, Навои, Махтумкули и многих других великих поэтов, были изолированы от мировой прогрессивной культуры. Узбеки, туркмены, таджики, казахи, киргизы, каракалпаки – народы, страстно любящие искусство и литературу, – надежно охранялись от влияния Шекспира и Пушкина, Толстого и Горького – всех, кого местные правители и духовные вожди причисляли к «кяфирам» и «еретикам». Местные эксплуататоры-мракобесы, пресмыкающиеся перед колонизаторами и полицейскими, люто ненавидели «кяфирскую» (то есть европейскую) культуру. Только в условиях поголовной неграмотности и забитости они могли, слывя мудрецами, обманывать и грабить свой народ.

Духовная изоляция угнетенных народов была важнейшим фактором колониального господства. Поэтому до Октябрьской революции связи среднеазиатских литератур с мировой культурой были очень слабыми.

Приобщение среднеазиатских литератур к мировой культуре стало возможным лишь после Октябрьской революции. Но не сразу все деятели искусства Средней Азии поняли важность восприятия новых, более высоких критериев художественного творчества. Некоторые из них, выступая за сохранение «чистоты национальных традиций», в сущности, призывали к самоизоляции, к отчуждению от передовых очагов прогрессивного искусства. Отказ от многих, освященных веками, литературных традиций и быстрое освоение сложнейшей технологии современного художественного творчества требовали от писателей не только гражданского мужества, но и готовности к тяжелому труду и учебе. Резкое повышение требований никак не могло быть одинаково воспринято всеми писателями. И не удивительно, что некоторые литераторы в республиках Средней Азии, считая «европейские формы» неприемлемыми для восточных народов, долгие годы тщетно пытались создать «новую форму дастана».

Вопреки опасениям сторонников сохранения «чистоты национальных традиций», «интеграция» среднеазиатских литератур в единую советскую литературу не привела к их нивелированию, единообразию, а, наоборот, содействовала резкому усилению их «национального колорита». Лишь в условиях сближения национальных социалистических культур, «обобществления» эстетических ценностей, накопленных веками различными народами, стало возможным создание и расцвет узбекской, туркменской, таджикской, казахской, киргизской, каракалпакской и других советских литератур.

Взаимовлияние национальных литератур – явление очень сложное, а «механизм» его действия пока изучен слабо.