Положительно-отрицательное; Из первого тома автобиографии

ПО-СТАРОМУ: БЕНЕФИС

(О сатире)

Сорок лет я выхожу на сцену. Когда я вышел в первый раз, многих из вас еще не было на свете, и я ждал вас, ждал, пока вы подрастете настолько, чтобы нам можно было поговорить.

Многие из вас были моложе на сорок лет, а рядом находились те, кто ушел насовсем. Сорок лет – это все-таки немалый срок, это – четверть века, плюс две пятилетки, плюс целая война. Впрочем, это еще и молодожены плюс ребенок, который пошел в школу. Но это также и студент, ставший академиком; и генерал, ставший мемуаристом, и поэт, перешедший на прозу.

Вы приходили в театр и ждали от меня слова, которое вызовет в вас радость или печаль, но вы всегда ошибались: у меня не было этого слова. Это слово вы приносили с собой, Время рождало его, и оно рвалось из вашего сердца или робко выглядывало. Если я его произносил, вы улыбались или грустили. Вероятно, искусство – это только искра, которая, подобно электрическому разряду, летит с одного полюса на другой. Если ее не ждут, если ей некуда лететь, она не вылетит. Электрическая искра летит с минуса на плюс. Но плюс – это вы, друзья мои, плюс – это положительный заряд, а вы же положительные, не правда ли? Кто может переоценить ваши положительные функции в труде, в бою?.. А в личной жизни? Сатира взяла на себя функцию минуса. Но некоторые – положительные – лица, путая это, считают сатиру отрицательным явлением, поскольку минус – это, если хотите знать, неприлично! То ли дело – плюс! На него можно смотреть с открытыми глазами. А минус? Его можно не заметить или сделать вид, что его нет. А казалось бы, что может быть проще: видеть жизнь такой, какая она есть на самом деле?

Видеть белое – белым, а черное – черным.

Видеть честно и не морочить себе голову самоуспокоением. Смотреть правде в глаза. Мы же с вами честные и мужественные люди. Нам же не нужно приукрашивать то, что и так прекрасно.

Недавно один товарищ устроил скандал в поликлинике. Ему не понравился рентгеновский снимок собственного организма.

– Да, – сказал он, – не представлял я себе такого внутреннего содержания! Товарищи врачи, вы что же, не понимаете своих задач по линии успокоения населения? Вот этой бездушной, совсем аполитичной машине вы поручаете ответственное дело. Мало ли чего вам там рентген намалюет, а вы что?! Отретушировать не можете? А анализы? Что это? РОЭ у меня увеличено, эритроцитов мне у. вас недодали. Шариков у меня не хватает в крови. Товарищи врачи!.. Вы…

Испугались врачи и решили не огорчать отдельных пациентов, стали составлять истории болезни в оптимальных вариантах. Сколько есть лейкоцитов у всех больных, сплюсуют, на количество прикрепленных пациентов поделят, получается ажур. А для того, чтобы рентген не портил общую радостную картину, выключили аппарат. Так в этой поликлинике и создали образ здорового больного.

Я понимаю, почему вы улыбаетесь.

В медицине такого не может быть. А не может быть, потому что в медицине все связано с нашим драгоценным здоровьем.

Попробуйте-ка подсунуть нам не нашу кардиограмму, не наш рентгеновский снимок, не наш анализ крови! Да мы же по судам затаскаем! Потому что мы, со всем присущим нам мужеством, требуем правды. Мы не потерпим очковтирательства! Никакой показухи, никакой лакировки! Ведь дело-то идет о нашем драгоценном здоровье!

Ну, а когда дело не касается здоровья?

Тогда – совсем другое дело.

Приходится признать, что такие случаи встречаются – когда дело не касается нашего личного здоровья… ¹

ИЗ ПЕРВОГО ТОМА АВТОБИОГРАФИИ

1. ПОСЛЕ КРИТИКИ

Первая критика моих произведений была конструктивной и доброжелательной.

Первым критиком моим был мой воинский начальник, мой военно-полевой отец, боевой командир дивизии, в которой я тогда служил.

С тех пор я считаю, что лучшего места для отеческой критики, чем действующая армия, просто не бывает. Там этот род критики выражается и воспринимается естественно и органично, как природное явление. С одной стороны, ответственность строгой отеческой ласки и, с другой стороны, чувство признательности, сыновней любви, чего явно не хватает на гражданке.

В то время я был юн, голубоглаз, и душа моя цвела красными тюльпанами мая. Уже в то время я ни о чем не задумывался, твердо зная наперед, что все будет так, что лучше и не надо.

1. Отрывок из вступительного фельетона к программе Ленинградского театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина.[↩]