Роман в движении

Проблема романа как жанра издавна привлекает к себе значительное внимание литературоведения и критики, горячо и заинтересованно обсуждается в кругах отечественной и зарубежной общественности.

Судьба романного жанра на Западе претерпела немало превратностей и метаморфоз. Нет нужды углубляться здесь в далекое прошлое, заметим лишь, что не однажды роман крестили и перекрещивали, отрицали ценность классического романа, провозглашали рождение «нового», а потом «новейшего» романа.

О так называемом «новом романе» достаточно, пожалуй, напомнить слова французского писателя Бернара Пенго: это лабиринт, игра которого заключается не в поиске выхода из сложного положения, а в том, чтобы помочь читателю окончательно заблудиться. И Роб-Грийе, кажется, достиг в этой игре сверхвиртуозности.

Жанр романа, наконец, провозглашался изжившим себя, приговаривали его к смерти, объявляли мертвым…

Ни терминологические превращения, ни заклинания, ни захоронения, однако, развитие романа не остановили. Едва ли не во всех странах Востока и Запада в свет продолжает выходить роман за романом, из которых наиболее ценные в идейно-художественном отношении систематически и широко переводятся и издаются у нас в стране.

Сравнительно недавно вопросам современного романа в СССР и США была посвящена специальная конференция «за круглым столом» советских и американских писателей в Нью-Йорке. Не входя во все подробности, можно сказать, что это была продуктивная дискуссия, участники которой пришли к заключению, что у жанра романа есть будущее и широкие творческие перспективы.

Жанр романа – в постоянном движении, идейном и эстетическом развитии. Он обогащается – приобретает все новые сюжетные и стилистические особенности. Говоря, например, о романе минувшего столетия, Писарев отмечал, в частности, что психологический интерес в большей части наших романов и повестей преобладает над бытовым и социальным. Действие происходит обыкновенно внутри семейства и почти не приводится в связь с каким-либо общественным интересом.

Глубокую эволюцию пережил романный жанр с тех пор, В нашей стране после революции роман, опираясь на лучшие традиции реалистического творчества прошлого, формировался на путях отображения правды жизни, нового социального устройства, нерасторжимой связи человека и общества, претворения революционных идеалов в реальность.

В Советском Союзе роман в настоящее время поистине переживает период широкого развития и завоевывает огромную читательскую аудиторию. Он становится все более углубленным, содержательным, зрелым. Советский роман, несомненно, идет в авангарде мирового развития этого жанра.

Роман как художественное постижение жизни приобретает у нас масштабность, разнообразие и тематическую всеохватность. Отсюда возникает множество характеристик в литературоведческом обиходе, содержащих различные акценты и черты заострения.

Мы говорим: роман исторический, историко-революционный, роман психологический, драматический, биографический или автобиографический, лирический, рабочий, деревенский, военный, детективный, роман-хроника, наконец… В последнее время заметно участился разговор о романе политическом.

Упомянутые выше характеристики, несомненно, бытуют, находятся в обращении, но они носят условный, относительный характер. Главным здесь остается роман как жанр литературного творчества. Ведь несмотря на то, что в зависимости от тематического своеобразия, от основного объекта изображения, доминирующего материала или сюжета роман приобретает ту или иную характеристику, он от этого не теряет своей природы и остается художественным произведением, а не становится хрестоматией или учебником по истории, военному делу, сельскому хозяйству или политической экономии. Для романа, как и вообще для искусства слова, недостаточно одного содержания, каким бы актуальным или интересным оно ни было. Необходимо еще выразить это содержание художественно, образно убедительно.

Понятно стремление автора к тому, чтобы, к примеру, в романе, который называют политическим, приблизиться к наиболее актуальным событиям и явлениям нашей современности. Отобразить важные проблемы наших дней. Процесс политизации литературного творчества – явление общепризнанное и самоочевидное. Наивно в наш век отрицать все более усиливающуюся связь литературы с политикой, все возрастающее воздействие последней на искусство слова в самых различных формах и видах. Бесспорна и обратная связь – прямое или опосредованное влияние литературы на политику. Едва ли вообще возможно себе представить человека, тем более современного художника, живущего вне политики или испытывающего безразличие к проблемам политики, международной безопасности, мира и войны. Способны ли люди оставаться безразличными к судьбе человека и народа? Внимание к политической жизни – явление вполне закономерное, естественное.

Что же до политики в международных масштабах, то она касается теперь всех вместе и каждого в отдельности. В. И. Ленин, как мы хорошо помним, указывал на то, что империализм, природу которого определяют хищнические интересы монополий, является постоянным источником агрессивных, грабительских войн в отличие от социализма, воплощающего в себе интересы и чаяния трудового народа и несущего человечеству мир и созидание. «Доктрине» военной истерии и лихорадочной гонки вооружений, – отмечал Л. И. Брежнев, – мы противопоставляем доктрину последовательной борьбы за мир и безопасность на земле. Мы верны Программе мира, выдвинутой XXIV и XXV съездами нашей партии. Поэтому теперь, в восьмидесятые годы, как и ранее, в семидесятые, мы стоим за укрепление, а не за разрушение разрядки. За сокращение, а не раздувание вооружений. За сближение и взаимопонимание между народами, а не за искусственное отчуждение и вражду» ¹.

Исследуя наиболее жгучие проблемы сегодняшней реальности, автор романа, помимо умения отобрать материал и политически осмыслить события, должен обладать зорким видением, обостренным чувством сегодняшней действительности и, что не менее существенно, проникновенным взглядом художника. Иначе сочинение не сможет выйти за рамки политического документа, или резолюции, или текущей хроники. Документ, как бы он ни был сформулирован, не может, не способен заменить искусство слова. При всех своих достоинствах и привлекательности, к примеру, «литература факта» также остается явлением, которое скорее подтверждает, чем отрицает необходимость художественного образа. Человек при всяких обстоятельствах сохраняет склонность к личному, интимному общению именно с искусством, с подлинными художественными ценностями, к постижению великих их таинств. А в «литературе факта» порою, на мой взгляд, обнаруживается некое упрощение, некое отступление от художественного исследования предмета и явления. Здесь необходима художественная документальность, образная убедительность создаваемых характеров. Может ли, скажем, автор исторического романа ручаться за то, что эпоха восстановлена им аутентично, как она выглядела на самом деле, во всей ее конкретности? В романе это, собственно, и не требуется. Но непременно нужна образность, в которой преломляются, сходятся, а затем расходятся все живые нити, из коих соткано художественное произведение. В книге может быть много жизненного материала, неподдельного, конфликтного, драматического. В ней может быть верный взгляд автора достаточно проницательного, справедливого. Может быть раскрыта правда обстоятельств, отображена социальная и психологическая атмосфера. Но если в таком сочинении нет ярких образов, если характеры нарисованных персонажей очерчены бледно, расплывчато, уныло, то это значит, что художественное исследование подлинных социальных и психологических причин не удалось.

Мы знаем, что художественная мысль обладает собственной своей природой. У нее свои измерения, свой облик, свои светотени и краски, которые писатель не только субъективно ощущает, но находит для них соответствующие выразительные средства.

Следовательно, речь идет о том, чтобы роман прежде всего был именно романом со всеми свойственными его природе признаками и особенностями.

Быть может, теперь еще рано делать окончательные выводы. Поспешность и категоричность здесь допускаться не должны. Известно, что многие явления искусства по природе своей отнюдь не свободны от противоречивости и не вмещаются в полной мере в границы того или иного художественного определения.

У каждой книги, помимо выпадающей ей доли, есть ее собственные горизонты, свои измерения – место и время. Роман «Кузнецкий мост» С. Дангулова хронологически обнимает годы Великой Отечественной войны, простиравшейся на неохватных пространствах, войны небывалой, имевшей всемирно-историческое значение. Перед читательским взором возникают страны и города, множество человеческих лиц и характеров. Бывают события, которые остаются в нашей памяти и сопровождают нас всю жизнь. Настоящее творение – воплощение души художника. Дангулову удалось мысленно охватить взглядом огромные пространства и художественно воссоздать на своих страницах реальность времени. Читателя не покидает впечатление постоянного присутствия автора во всех изображаемых им ситуациях.

«Кузнецкий мост» посвящен событиям, ставшим теперь достоянием истории, хотя совсем недавней. У времени нет возраста. И хотя изображается прошлое, пафос автора обращен не к минувшему, а к нашей современности, к будущему, все содержание романа дано в сегодняшней тональности.

С годами люди все глубже испытывают чувство неразделимости времени, осознают условность понятий «прошлое» и «настоящее», нерасторжимость того, что живет в личной памяти и в сердце народа.

История, особенно недавняя, может помочь нам в анализе и верной оценке путей движения истории. «Кузнецкий мост» – это художественное и политическое осмысление величайшего подвига, осознание направленности исторического процесса. Каков же основополагающий замысел «Кузнецкого моста», как он видится нам в контексте романа в целом? Он посвящен дипломатической битве в многосложной обстановке событий второй мировой войны. Ведущая мысль романа – идея сосуществования, а если говорить более конкретно, то идея создания антигитлеровской коалиции. В нынешней обстановке вопрос о взаимопонимании, думается, приобретает первостепенное значение. В этой связи важно, чтобы все значительное, что было в наших отношениях с Западом, средствами литературы раскрылось с возможной наглядностью и убедительностью, утверждая ленинскую идею сосуществования. Без преувеличения можно сказать, что в истории наших отношений с западным миром нет более весомого события, которое раскрывало бы идею сосуществования, чем создание антигитлеровской коалиции. И потому дипломатическая история минувшей войны, – разумеется, в той мере, в какой она раскрывает процесс создания антигитлеровской коалиции, – имеет исключительное значение.

Заключительная книга романа «Кузнецкий мост», обнимающая почти двадцать месяцев – от Тегерана до нашей победы на Востоке, – подчинена точной хронологии войны. Повествование начинается с событий, непосредственно следующих за Тегеранской конференцией. Иначе говоря, в пределах этой книги – такие крупные события внешнеполитической истории, как Ялта и Потсдам, как второй приезд-Черчилля в Москву и его переговоры в Советском Союзе, а также визиты де Голля и Гопкинса в нашу столицу. Значительнейшее событие этой поры – наступление Советской Армии от Днепра до Берлина, закончившееся сокрушающим разгромом вооруженных сил Германии, а также предшествовавшее этому столь важное событие, как высадка союзнических войск в Нормандии и на Средиземном море. Другими словами, этап войны, в ходе которого могущество союзнических армий было обнаружено с невиданной до этого силой, дал возможность автору «Кузнецкого моста» показать взаимопонимание между союзниками, которое стало важнейшей предпосылкой согласованных действий, приведших к победе.

Уместен, думается, вопрос: какие проблемы определяют главное направление произведения?

Прежде всего – это инициативное, деятельное начало советской дипломатии, ее решимость подчинить свои цели великой защите Отечества и в этой связи – ее опыт, ее высокое умение, ее профессиональные и нравственные достоинства. Важнейшие переговоры с союзниками, в том числе переговоры на конференциях в Ялте и Потсдаме, как свидетельствуют исторические факты, определял коллективный разум советской дипломатии. Стратегический план этих переговоров был разработан и во многом осуществлен своеобразным дипломатическим советом, в который входили видные наши дипломаты. И в романе «Кузнецкий мост» воссоздаются образы дипломатов именно такого масштаба.

Яркая фигура романа – Егор Бардин. Если обратиться к военной терминологии, то его можно было бы причислить к кадрам, находящимся в резерве главного командования. Для Бардина характерна активная контактность, дающая возможность в ответственные периоды наших отношений с союзниками укрепить все, что помогает взаимопониманию, и решительно отвести то, что этому взаимопониманию препятствует. Поездки Бардина в Соединенные Штаты Америки, в Великобританию, в Скандинавские страны, его многочисленные контакты с союзниками в Москве служат именно этим целям. Плодотворным представляется авторский замысел создать образ дипломата, способного, несмотря на встречающиеся трудности, отстоять интересы Советской державы. Замысел этот автору романа удалось воплотить в характерах и действиях своих героев.

У Саввы Дангулова собственная, очень определенная концепция личности и бытия, концепция, одухотворенная ясным и определенным взглядом писателя на мир. Разве не случается так, что авторская интонация бывает порой настолько расплывчата и неопределенна, что невольно возникает недоумение: во имя чего, собственно, эти строки? Серьезная тема требует серьезного подхода и ясности мысли, у которой, как отмечал Л. Толстой, есть свой зенит. Иногда схватишь ее, когда она лишь выступает, – тогда она не будет так сильна, ясна, как на зените; иногда – когда она уже миновала зенит и слабеет… Созданный автором «Кузнецкого моста» образ Егора Бардина – политика нового склада, дипломата советской школы, – думается, восходит именно к зениту художественной мысли писателя.

Следует также отметить, что автор ярко показывает сложный путь борьбы за антигитлеровскую коалицию и воссоздает важную страницу истории. Этому служит прежде всего показ страстных диспутов в семье Бардиных о советской внешней политике, ее сущности, ее поворотах.

Весьма своеобразно положение Сергея Бекетова – советника нашего посольства в Лондоне. Сфера его деятельности – пресса и культурные связи. На взгляд Бекетова, цель его деятельности – по возможности завоевать для Советского государства больше друзей, друзей верных, понимающих смысл высокой освободительной миссии, которую осуществляют советские вооруженные силы. Несомненно, у Бекетова многотрудная работа. Трудная и внешне, казалось бы, неприметная, но в высшей степени благородная. Поистине его интеллект, его такт и обаяние необыкновенно полезны делу, которому он верно служит. Ученые, писатели, художники, актеры, журналисты – весь многообразный мир интеллектуального Лондона стремится к посольству, в котором неутомимо трудится Бекетов. Разумеется, даже бекетовская самоотверженность и преданность делу не могут решить здесь всех возникающих проблем, однако почти четыре года, проведенные Бекетовым в Лондоне, были в высшей степени продуктивны. Когда, покидая Лондон, Бекетов пригласил знакомых своих в посольство, дружеское собрание оказалось в высшей степени представительным.

Чрезвычайно любопытен в романе мир зарубежных журналистов, аккредитованных в Москве. В романе эта грань несет совершенно определенную смысловую нагрузку. Проникнув в подлинные устремления корреспондентов, автор обретает дополнительные возможности раскрыть истинные настроения, которые владели в те годы союзниками. Читателю это должно быть тем более интересно, что дает возможность увидеть участок работы Наркоминдела, где дипломатия вторгается в дела войны. Существенно, как корреспонденты видят войну и каковы особенности этого видения. Суммируя их наблюдения, мы имеем возможность рассмотреть такие грани войны, которые обычно находятся за пределами обозрения. Но не только это.

1. »Правда», 23 февраля 1980 года. [↩]