Похвала медленному чтению

С. Апт, Над страницами Томаса Манна, «Советский писатель», М. 1980, 392 стр.

С. Апт отдал много сил изучению и пропаганде творчества Т. Манна и добился в этой области исключительных успехов. Он участвовал в переводе или мастерски перевел сам ряд важных и сложных произведений этого художника слова, составил и перевел том его писем, издал в серии «Жизнь замечательных люде!» основательную и увлекательную книгу о писателе. И вот перед нами новая работа С. Апта – сборник эссе «Над страницами Томаса Манна». В ней соединились опыт литературоведа к переводчику: сочетание, на столь высоком уровне владения обеими профессиями, не столь уж частое. Оно определило ценность и своеобразие книги, мотору» можно считать прекрасным пледом медленного и вдумчивого чтения любимого писателя.

В недавно вышедшем сборнике статей «Литература – реальность – литература» ¹ Д. Лихачев вспомнил семинар газ творчеству Пушкина, который вел Л. Щерба и » котором сам он участвовал в молодости. Замятия, пишет Д. Лихачев, шли по методике «медленного чтения»» которая приучала студентов к глубокому филологическому пониманию текстов… Мы доискивались грамматически ясного, филологически точного понимания текста, углубления в историю значений каждого слова. В наше стремительное время методика «медленного чтения» изрядно забыта. Но переводчик-мастер непременно должен владеть ею: она остережет его от «волевых решений», поможет адекватно воссоздать текст на яшме перевода.

Такой перевод недостижим без медленного, глубокого, дотошного проникновения и в текст » в реальность, которая за этим текстом стоит, без анализа всех элементов его макро- и микроструктуры. Прежде чем найти способ, чтобы передать на, другом языке, перевыразить средствами этого языка сложный образ, иногда всего лишь одно слово, на котором образ строится, нужно вчитываться в оригинал, уясняя себе все оттенки его значения, учитывая вес и звучание каждого элемента в контексте фразы, строки, абзаца, страницы, главы – всего произведения в целом. А для этого нужно быть как дома в истории языка и страны, в языковом стиле автора, представлять себе всю сложную и запутанную историю слова, определяющую спектр его значений, ощущать всю гамму его звучания в контексте. Примеров такого медленного чтения-анализа и выводов на основе этого анализа в книге С. Апта множество. Если бы очерки, собранные в рецензируемой книге, содержали лишь примеры проникновения в сложнейший текст Т. Манна, они имели бы немалую ценность как литературоведческий, лингвистический, реальный – то есть комплексный филологический комментарий к нему. Такой комментарий – широкий по охвату материала и образцово точный – в книге С. Апта есть. Однако он лишь начальная ступень для достижений более высокого рода. С. Апт не просто комментирует все многослойные оттенки смысла, все глубинные значения текста и подтекста Т. Майна, он показывает, как они могут быть переведены. Его книга – пример и результат размышлений переводчика над своей работой, рассказ о трудностях перевода и об их преодолении.

Самое главное в работе переводчика и в книге о ней начинается там, где заканчивается подготовительная ступень синтеза и начинается воссоздание оригинала на языке перевода.

Читать об этом увлекательно и поучительно, как всегда увлекательно и поучительно читать, когда мастер рассказывает о секретах мастерства, делясь ими щедро и без утайки. Этот рассказ вдохновит тех, кто хочет серьезно идти по пути художественного перевода. Он должен бы отрезвляюще подействовать на тех, кому кажется, что перевод простое и легкое занятие, – вывезет, если не кривая, то редактор! Впрочем, тут я скептик: любителей легкого перевода отрезвить очень трудно…

Не стану пересказывать примеры удач в переводах С. Апта, что неизбежно обеднило бы их; не стану цитировать, что потребовало бы много места, – обычная трудность при оценке перевода прозы.

Рассказ о том, как находилось решение, особенно убедителен потому, что переводчик нередко рассказывает не только о бесспорных и неопровержимых находках, но и о некоторых оригинальных решениях, которые не во всем бесспорны, побуждая причастных к профессии на мысленное соревнование. Хотя, чтобы найти другой выход, надо долго ломать себе голову! И там, где С. Апт говорит о не полностью решенных трудностях, их можно считать такими лишь по самому самокритическому счету.

Размышления переводчика об обеих стадиях своей работы – аналитической и синтетической – интересны прежде всего собратьям по профессии. Однако они, хочется надеяться, привлекут и внимание неспециалиста, но серьезного, вдумчивого читателя. Читатели, знакомясь с переводными произведениями, к сожалению, не всегда вникают в то, какую роль сыграл переводчик. Ощущая иной раз неудовлетворенность от книги прославленного автора, они не всегда догадываются, что им не повезло: книгу, их разочаровавшую, переводил не мастер…

Однако размышления переводчика – лишь часть книги. Они включены в более широкий контекст – всестороннего истолкования личности и творчества Т. Манна.

Писать о Т. Манне трудно. О нем издано на разных языках много книг и без счета статей. Среди авторов, писавших о нем, – апологеты и трезвые поклонники, академические истолкователи и страстные ниспровергатели. Порой отрицательную оценку творчества писателя, бесспорно принадлежащего к крупнейшим мастерам прозы XX века, встречаешь у того, у кого ее совсем не ожидал. Вот один пример. Читая по иному поводу серьезный труд итальянского философа и эстетика Гальвано делла Вольпе «Критика вкуса» (первое издание вышло в Италии в 1964 году, на русском языке книга издана в 1979), я не в основном тексте, а в авторских примечаниях к нему с изумлением прочитал брошенную мимоходом, словно бы она не нуждается в обосновании, оценку Т. Манна: «…Изысканное, но второстепенное искусство такого писателя, как, например, (Т.) Манн, иногда выступающего как гениальный эпигон XIX века». Второстепенное искусство! Гениальный эпигон! (Надо еще сказать, что итальянское прилагательное «geniale» звучит куда более скромно, чем дословный русский его перевод. «Талантливый эпигон» – было бы куда ближе по смыслу). Удивительно!

Эта резкая оценка принадлежит исследователю, который в других случаях подробно и тщательно обосновывает свои суждения, философу и общественному деятелю, который сам прошел трудный путь становления, пока не достиг позиции, которую определяет так: «Моя новая (подлинная), то есть социологическая и материалистическая, философско-критическая сознательность». Казалось бы, Г. делла Вольпе именно с позиций этой сознательности, которая включает в себя широкие гуманистические убеждения, стремление связать эстетику с философией, прежде всего с этикой, должен был бы сочувственно отнестись к духовным и художественным исканиям Т. Майна. Но этого не произошло. Г. делла Вольпе и в других примечаниях трактует Т. Манна как человека, находящегося по другую сторону баррикады. Вспомним, что еще более резко отвергал Т. Манна и Б. Брехт.

Таким образом, С. Апту, решившему сказать новое слово о Т. Манне, приходится учитывать не только все наиболее существенное, что уже написано об этом художнике, но и постоянно иметь в виду, что граница между оценками и оценивающими сложна, противоречива, извилиста. Резкая, даже резчайшая критика исходит иногда не только из лагеря очевидных противников, но неожиданно и из лагеря потенциальных союзников. Сложность усугубляется тем, что сам Т. Манн, его общественная позиция и художественное творчество подвергались оценке в разные периоды европейской истории и на разных этапах его долгой жизни и почти шестидесятилетней литературной деятельности к что Т. Манн разных десятилетий не всегда был равен самому себе. Творчество писателя было отмечено то медленной к непрямолинейной эволюцией, то стремительными кризисами. Когда Р. Роллан, о чем напоминает рецензируемая книга, познакомившись с реакционными высказываниями Т. Манна, относящимися к первому периоду первой мировой войны, сказал: «Они позорят человека, и тем сильнее, чем человек значительнее», – он был безусловно прав, как был безусловно прав к своем споре с младшим братом в те же год» Г. Манн. А вот когда в годы между двумя войнами, особенно в период создания Народного фронта, Б. Брехт и позже, в начале 60-х годов, Г. делла Вольпе «прорабатывали» Т. Манна, безоговорочно относя его в лагерь буржуазного искусства, они были безусловно неправы. Непримиримость оценки Р. Роллана обоснованна, пренебрежительность оценок Б. Брехта и Г. делла Вольпе догматична и отдает левацким сектантством.

С. Апт учитывает эти сложности. Одно из эссе он начинает так: «Столетие со дня рождения Томаса Манна… послужило в ФРГ поводом не только для юбилейного чествования писателя, но и для полемики с ним, больше того, для ожесточенной ревизии его творчества» (стр. 51). С. Апт рассказывает об отрицательных высказываниях о Т. Манне, опубликованных к его юбилею среди прочих и принадлежащих перу таких известных литераторов, как Г. -Э. Носсак и В. Кёттен. Как ни дорог автору и нам Т. Манн, он не отвергает с порога всю эту критику я не берется «классифицировать несогласия, докапываться до корней каждого, приводить к общим знаменателям, это тема особого исследования» (стр. 52). Несостоятельность критики, исходящей от Г. -Э. Носсака, сказавшего, что «стиль Т. Манна – это для меня воплощение нечестности и боязни быть самим собой», и В. Кёппена, обвинившего Т. Манна в приверженности к «хорошему обществу» в консервативно-ретроградном смысле слова, можно показать на материале самых известных и самых значительных произведений писателя. Однако С. Апт стремится все задачи книги решать, «водя в обращение новый, ранее неизвестный иди почти неизвестный материал. В данном случае материал для полемики он черпает из XIII тома собрания сочинений писателя, выпущенного в свет Издательством С. Фишер. Этот том включает в себя ту большую и разнообразную часть наследия Т. Манна, которую составляют выступления, разбросанные ранее в периодике, публиковавшиеся в коллективных сборниках, как предисловия к книгам других авторов, и т. д. Характер этих, во многом впервые ставших достоянием литературоведения материалов показывает, что Т. Манну было в высокой степени свойственно чувство ответственности. Ом всегда понимал и помнил: литература – не только профессия, это миссия. Самодисциплина – вот установка писателя, который мог порой заблуждаться, но никогда не заблуждался относительно того, как велика ответственность, налагаемая на писателя талантом. Мотив ответственности – один из наиболее разработанных в книге С. Апта. Вероятно, потому, что он, не декларируя, распространяет это чувство на труд литературоведа я переводчика. Оно ему близко и понятно. Работа, которую выполнил С. Апт как переводчик с ненецкого и древних языков, ее сложность, масштабы и щепетильнейшая тщательность таковы, что ее нельзя было бы осуществить без чувства того, что художественный перевод – не только профессия, но миссия. Недаром книгу открывает эссе «О «выдержке», показывающее, как много значило для Т. Манна это обладающее несколькими смыслами слово, какую благородную этическую нагрузку несет оно.

В очерке «Двойное благословение» С. Апт идет от толкования двойного значения ветхозаветного понятия «благословение», которое вошло в текст тетралогии об Иосифе. Анализ многих значений этой микроклеточки стиля переходит, лучше сказать – свободно перетекает в анализ манновского представления о гуманизме. Эссе начинается с манновской самооценки тетралогии, звучащей на первый взгляд несколько загадочно: «В этой книге миф был выбит из рук фашизма и вплоть до малейшей клеточки языка гуманизирован – если потомки найдут в романе что-либо значительное, то это будет именно гуманизация мифа» (стр. 27).

Весь дальнейший ход рассуждения в этом очерке – раскрытие и доказательство на всех уровнях (от общего замысла тетралогии до «малейшей клеточки» языка) этой самооценки Т. Манна. Тут было бы, пожалуй, уместно одно пожелание. Проблема мифа, отрицание нацистского «мифотворчества» и противопоставление ему гуманистической теории мифа занимают большое место в творческих размышлениях современных писателей социалистических стран. Так, особенно много внимания уделяет этой проблематике Ф. Фюман. Может быть, говоря о манновском подходе к мифу, стоило бы вспомнить, как продолжается линия борьбы за гуманизацию мифа в современной литературе.

Богатство рецензируемой книги порождено глубоким знанием материала и глубоко личным к нему отношением. Тут стоит сказать о том, что одна из самых серьезных проверок, которой только может подвергнуться писатель, – это проверка переводом, когда в роли строгого оценщика выступает мастер перевода. Любая банальность, любой штамп и клише, которые в оригинале могут при беглом чтении пройти незамеченными, от глаз переводчика не укроются. Он видит, сколь существен и существен ли стиль переводимого им произведения. Естественность и поза, внутреннее побуждение и внешняя манера – все становится для него ясным. С. Апт подверг этому испытанию многие произведения Т. Манна. Они его выдержали, и теперь он лично, заинтересованно, страстно рассказывает о богатствах, таящихся в таком, например, казалось бы, «шутейном» произведении, как «Избранник». Недаром статья о нем названа «Игра всерьез», и это серьезная и самая глубокая интерпретация книги, от которой было бы легко отделаться, назвав исторической стилизацией, пародийной травестией. Глубоки и серьезны очерки «Толстовское и манновское», «Принцип контрапункта» и др. В главе о контрапункте, содержащей много важных мыслей о романе «Доктор Фаустус», показывается между прочим, что обычное мнение об этом романе как о построенном по законам музыкального контрапункта справедливо лишь отчасти. С. Апту вообще свойственно не брать на веру расхожие сравнения, например сравнение искусства переводчика с искусством музыканта-исполнителя, а докапываться до их смысла и, если нужно, показывать, что они убедительны лишь внешне. Замена красочного, но внутренне пустого сравнения значащим определением происходит и в главе о контрапункте. И тут можно сказать, что переводчик и литературовед С. Апт многому научился у Т. Манна, которого переводил и творчество которого исследовал. Недаром в одной из глав он показывает, как избегает Т. Манн гладких и устоявшихся фразеологических оборотов, как избегает банальности и стремится к первозданности слов.

Книга С. Апта богата наблюдениями и мыслями. Она вызывает желание читать ее медленно и о многом при этом думать. Она достойна того писателя, творчеством которого вызвана к жизни.

1. Д. С. Лихачев, Литература – реальность – литература, «Советский писатель», Л. 1981.[↩]