№3, 1959/История зарубежной литературы

Поэзия Эриха Мюзама

Разговор о немецкой демократической поэзии двадцатого столетия принято начинать со времен первой мировой войны. Среди массы националистических, шовинистических стихов наряду с продолжавшими существовать тенденциями замкнутой камерной лирики – в немецкой поэзии этих лет впервые после 900-х годов отчетливо ощутима сильная бунтарская струя. Наиболее выразительно она представлена лирикой левых экспрессионистов – большой группы радикально настроенных поэтов, вошедшей в историю под названием «активизма». Под флагом активизма в поэзию вступал молодой И. Бехер, Л. Рубинер, В. Газенклевер, Р. Леонгард и многие другие менее известные поэты. Однако демократическая поэзия этих лет не монолитна. Будущий путь немецкой пролетарской лирики складывался в сложном взаимодействии различных творческих методов. Творчество Эриха Мюзама, одного из ее зачинателей, имеет в этой связи не только самостоятельный интерес: оно знаменательно и как одна из существенных сторон зарождавшейся демократической поэзии XX века.

Писательский путь Эриха Мюзама продолжался немногим более тридцати лет: первые стихи двадцатилетнего поэта1 появились в немецкой прессе в конце 90-х годов, а в 1934 году он погиб в фашистском застенке. Взгляды Мюзама не отличались последовательностью коммунистического мировоззрения, однако всю свою жизнь он оставался верен мечте об освобождении немецкого народа. Свободолюбивые идеи привели писателя в 1919 году к активному участию в борьбе за создание Баварской советской республики, а впоследствии – в лагерь антифашизма. Все эти годы наполнены для Мюзама в то же время и напряженным творческим трудом. За тридцать лет своей писательской жизни (из них больше восьми прошли в тюрьмах) Мюзам написал несколько пьес, книгу воспоминаний, многочисленные публицистические статьи, рассказы, оставшийся незавершенным роман. Наиболее значительное место среди всего созданного Мюзамом принадлежит, однако, его поэзии.

В 1916 – 1917 году, в последний период войны, когда все ощутимее становилось приближение революции, Эрих Мюзам был уже вполне сложившимся поэтом. За его спиной лежал долгий путь, начатый еще в 900-е годы, – путь, пройденный писателем почти в одиночку. Если в драматургии и прозе на рубеже веков критическая социальная струя была представлена творчеством Генриха и Томаса Маннов, пьесами Ведекинда и молодого Штернгейма, то в поэзии тех лет она едва ощутима. Опубликовав в 1902 году свою статью «Тенденциозное искусство» в защиту общественной значимости поэзии, Мюзам сразу же идет против общего течения. «Я горжусь тем, – записал впоследствии в своих воспоминаниях пятидесятилетний Мюзам, – что всегда и как поэт, и как публицист ставил свое перо на службу живым событиям, высоким помыслам, агитационной страстности» 2. «Политическая поэзия» – таков был принцип молодого поэта с самого начала его творческого пути. Однако осуществить его в своем творчестве Мюзаму удалось далеко не сразу.

Тон ранней поэзии Мюзама чрезвычайно субъективен. Смутное, неясное представление о неупорядоченности, несправедливости мира рождает мрачный колорит его стихов. В первом сборнике поэта «Пустыня» («Die Wuste», 1904) почти не встретишь конкретных образов, реальных деталей. Общи и неопределенны и его идеи. Все вокруг сумрачно, все призвано говорить о страстной неудовлетворенности писателя. Со страниц книги, не смолкая, звучит мотив настойчивых поисков. «Я странник, не знающий своего пути», – пишет поэт о себе в это время. Он полон напряженного стремления к перемене, слабая надежда часто сменяется бурным отчаянием. И то же беспокойное движение, та же нервная динамичность свойственны в это время его стилю.

Чрезмерная субъективная окрашенность первого сборника во многом родилась как противовес неудовлетворявшему писателя методу натуралистической лирики с ее скрупулезной достоверностью. Впоследствии поэт писал о том, какое внутреннее несогласие вызвало в нем, «страстном человеке идеи», это направление «с его безжизненным копированием тощей действительности» 3. Было очевидно, что дальнейшее развитие немецкой поэзии не может идти путем простого воспроизведения жизни во всей ее возможной случайности.

Ранние стихи Мюзама – это результат принципиально иной, чем в натурализме, творческой позиции, – стремления по-своему, своими глазами увидеть и понять мир, чтобы затем передать читателю это тобой увиденное во всей неповторимости индивидуального восприятия. В поставленной задаче поэту удалась, однако, лишь одна ее сторона. Мюзам отчетливо выразил свое отношение к немецкой действительности, но сама эта действительность, ее конкретные проявления исчезли в стихах поэта, расплылись в его смутных, неясных представлениях.

Дальнейшее развитие творчества Мюзама после его первого сборника определяется двумя тесно связанными друг с другом тенденциями. С одной стороны, в поэзии поэта продолжает все более полно и четко развиваться гуманистическое содержание его первых стихов, с другой стороны – еще в пределах ранней лирики Мюзама (до 1914 года) значительно изменяется его творческий метод.

Уже вскоре, к 1905 – 1906 годам, в стихах поэта отчетливо ощущается стремление внести в поэзию краски реального мира. Сначала Мюзам пытается осуществить это на узком материале: в его стихах появляются черточки реального пейзажа, моментальные наблюдения; настроения его стихов становятся все более разнообразными, отражая многогранную сложность жизни. Постепенно все более четкими становились представления поэта и о больших вопросах современности, всегда так его волновавших. Вплоть до 1914 – 1915 годов в стихах Мюзама постоянно варьируется тема одинокого бессилия, невозможности помочь людям. Однако в то же время в них все более определенной становится картина враждебного человеку мира. Уже в 1904 – 1905 годах Мюзам пишет ряд стихов, высмеивающих мораль и нравы немецкого филистерства, – стихов, близких к традиции сатирических песенок распространенных тогда литературных кабаре. Перед самой войной та же тема встает гораздо более полно и остро в стихах «Календарь за 1914 год», а несколько раньше – в страстном выступлении Мюзама против войны – его обращении «К солдатам» (1912).

Большая конкретность стиля, растущая ясность политических представлений – эти постепенно развивавшиеся в творчестве Мюзама качества его зрелой поэзии – особенно ярко сказались в его стихах тогда, когда сама жизнь помогала писателю реально увидеть ее характерные черты.

В 1907 году, в период мощного революционного подъема в Германии. Мюзам достигает своего первого крупного успеха в области собственно политической лирики: он создает стихотворение «Р-р-революционер» – редкий в немецкой поэзии тех лет образец боевой тенденциозности, острого ощущения исторической ситуации, четкости политической мысли.

Как и все раннее творчество Мюзама, стихотворение «Р-р-революционер» пронизано ощущением противоречивости жизни. Однако вместо человека, одиноко противостоящего мраку чуждого ему мира, Мюзам видит заполнившие улицы отряды людей с флагами, и тут же – среди толпы – возникает фигура мещанина – образ, соединивший в себе многие характерные черты тех, кто трусливо стремился ввести в рамки законности революционный энтузиазм народа. Грозным бунтовщиком казался себе некий ламповщик в своей сдвинутой на левое ухо красной шапке. Под боевые песни он бодро шагал по улицам. Но вот рабочие свалили на баррикады заботливо прочищавшиеся им уличные фонари – и блюститель порядка и благопристойности испугался:

Он возмутился: «Что такое?

Столбы оставьте вы в покое!

Зачем валить их, дикари?

Я чищу эти фонари!»

 

В ответ раздался дружный хохот,

Потом донесся звон и грохот.

И вот защитник фонарей

Домой убрался поскорей.

 

И, безотлучно сидя дома,

Он написал два толстых тома:

«Как записаться в бунтари

И мирно чистить фонари».

(Перевод С. Маршака)

Смысл сатирического обобщения поэта подчеркнут в подзаголовке стихотворения: «Посвящается немецкой социал-демократии». За годы напряженной революционной ситуации в стране Мюзам точно схватил одну из трагических особенностей немецкой истории – предательство революции официальными «вождями народа». Образ мирного ламповщика – верного слуги буржуазного уклада – вошел в немецкую демократическую поэзию как один из первых примеров критического изображения оппортунизма.

Война 1914 года не была для Эриха Мюзама неожиданностью. В отличие от многих немецких писателей Мюзам с самого начала резко отрицательно относился к ней. В книге своих воспоминаний поэт с горечью писал впоследствии, какая бездна непонимания и даже враждебности легла между ним и людьми, с которыми он повседневно встречался.

И все-таки Мюзам не был совершенно одинок. В дневнике он восторженно пишет об открытом письме Ромена Роллана к Гауптману. В самой Германии писатель очень сближается в эти годы с Г. Манном, разделяя его презрение к шовинизму, его интернационализм, реальные представления о причинах, породивших войну.

В гораздо более смутной форме настороженное, отрицательное отношение к войне было свойственно в те годы и определенной части немецкой интеллигенции, ощущавшей за первыми успехами германского оружия обратную, трагическую сторону происходившего. В этих кругах война воспринималась как грандиозное бедствие. Ощущение непредотвратимого краха, больших неизбежных потрясений становилось все определеннее в следующие военные годы, принесшие тяжелые поражения, голод, чувство безысходности и вместе с тем надежду на возможность какого-то иного, светлого исхода. Эти смутные, но сильные критические настроения, страх перед жизнью и стремление как-то изменить ее, тоскливое отчаяние и бунт «маленького» человека стали определяющим тоном родившегося незадолго до войны экспрессионистического искусства.

В немногих статьях, посвященных в критике Эриху Мюзаму, его творчество обычно рассматривается как часть экспрессионистической поэзии активистов4.

Такое сближение не случайно. Течение, далеко не однородное по своему политическому лицу и художественным принципам, экспрессионизм объединял писателей различных – часто противоположных – позиций. Творчество Мюзама не имело никаких точек соприкосновения с аполитичной эстетской позицией литераторов, разделявших платформу экспрессионистского ежемесячника «Штурм». Однако в экспрессионизме существовала и другая, близкая Мюзаму сторона: беспокойное, бунтарское творчество многочисленной группы писателей, объединившихся вокруг журнала «Акцион» («Действие»). С зарождением активизма творчество Мюзама впервые перестает стоять особняком на общем фоне немецкой поэзии. Впервые в лирике двадцатого столетия появляется значительное яркое явление, внутренний пафос которого созвучен стихам поэта. С творчеством активистов в немецкую поэзию вновь широко вошла мысль о Человеке. «Человек в центре», – так назвал книгу своих программных статей поэт и эссеист Л. Рубинер; «человек в центре» – эти слова стали лозунгом нового направления. Стихи Бехера, Лихтенштейна, Голла и других поэтов наполнены страстным сочувствием людям и в то же время пафосом действия. В поэзии активизма – и это тоже не могло не импонировать Мюзаму – возникает активное отношение писателя к миру, немыслимое в импрессионизме, да и в других явлениях поэзии предшествовавшего десятилетия. Эта литература откровенно тенденциозна. В своем сочувствии человеческому, в своем утверждении бунта так же, как в страстном отрицании враждебного людям мира, активистская поэзия не знала полутонов, исключала возможность различных оценок.

Мюзам не часто печатался на страницах экспрессионистических изданий, он никогда не был «одним из деятельнейших участников группы «Aktion» 5, однако он не мог не сочувствовать общему звучанию нового направления. В 10-х – начале 20-х годов стихи Мюзама и творчество поэтов-активистов доставляют единый фронт немецкой демократической поэзии.

И все-таки, несмотря на близость Мюзама к активистской поэзии, его творчество занимает в истории немецкой литературы свое особое, не совпадающее с экспрессионизмом место Сам поэт, ограничивший свое сходство с активистами общим характером основных идей, оказался гораздо более точным, чем критика, не сумевшая рассмотреть среди разделявших политический пафос активизма писателей, различных по своему методу, по своей творческой манере индивидуальности. Значение активизма, его видное место в тогдашней демократической литературе бесспорны – и тем не менее было бы принципиальной ошибкой не видеть того сложного взаимодействия различных направлений, в котором рождалось будущее немецкой поэзии.

Уже в области общественных представлений – сфере, где симпатии и антипатии Мюзама и активистов в общем, безусловно, совпадали, взгляды Мюзама отличались качеством, обычно отсутствовавшим у активистов: они были не априорны, они рождались из острых наблюдений писателя над жизнью.

Так же, как и активисты, поэт придавал большое значение этике, проблеме общественного воспитания людей. Так же, как многие активисты, и даже сильнее и определеннее Мюзам был связан с анархистскими идеями (долгие годы поэт участвует в политической деятельности анархистов). Однако если основой активистской идеологии обычно оставалась апелляция к человеку, к его добрым качествам, ко всеобщей любви, которая, раз пробудившись, способна совершенно изменить мир, то Мюзам за годы войны оставляет сферу абстрактно-этических проблем, не выходивших обычно за пределы круга «человек – мир – брат – бог». Даже в тех случаях, когда взгляды активиста отличались определенной глубиной и четкостью, когда (как это было, например, с Иоганнесом Бехером) писатель разделял революционную позицию левого крыла немецкой социал-демократии – группы «Спартак», даже и тогда новые идеи обычно сочетались в его творчестве с абстрактными этическими представлениями, а стиль изложения оставался туманным. «Поэт воздействует в тысячу раз сильнее, чем политик» 6 – таков был лозунг активизма. Он требовал от литературы высокого накала чувств, страстной увлеченности, умения пробуждать души людей, но никак не политической определенности.

В отличие от активистов Мюзам пытается ответить на вопрос о пути сопротивления войне, исходя из сложившейся в стране политической ситуации. В мае 1916 года под непосредственным впечатлением выступления Карла Либкнехта, призвавшего к активному сопротивлению войне, и того большого отклика, который это обращение нашло по всей стране, Мюзам начинает напряженно работать над книгой, названной им «Расчет» («Abrechnung»). Рукопись книги, представляющей большой интерес как блестящий образец антивоенной публицистики, сохранилась среди архивных материалов писателя## Институт мировой литературы имени А. М. Горького, Отдел рукописей, ф. 4, архив Эриха Мюзама, N III, 3050.

Архив Эриха Мюзама, вывезенный из фашистской Германии в Советский Союз его вдовой (передан в Институт мировой литературы имени А. М. Горького в 1937 году), состоит в основном из дневников писателя за период с 1910 по 1924 годы, обширной переписки, включающей, помимо писем самого Мюзама, несколько писем М. А. Нексе, Толлера, Ландауэра и ряд рукописей художественных произведений, в большинстве своем появившихся затем в неизмененном виде в печати.

В дневниках и письмах Мюзам сравнительно редко касается вопросов искусства и своего собственного творчества, интересуясь главным образом проблемами политического характера, в частности напряженно следит за развитием революционного движения в стране.

  1. Мюзам родился в 1878 году.[]
  2. Er. Muhsam, Unpolitische Erinnerungen, Berlin, 1958, S. 74.[]
  3. «Kain. Zeitschrift fur Menschlichkeit», Munchen, 1914, N 4, S. 50. Журнал издавался Мюзамом в 1911 – 1914 и 1918 – 1919 годах.[]
  4. См., например, Ф. П. Шиллер, История западноевропейской литературы, т. III, M. 1933, стр. 239; А. Запровская, Эрих Мюзам, «Литературная энциклопедия», т. 7; Ф. Лешницер, Эрих Мюзам, «Интернациональная литература», 1934, N 4.[]
  5. Именно так определяется место Мюзама в статье, помещенной в «Литературной энциклопедии».[]
  6. L. Rubiner, Der Mensch in der Mitte, Berlin, 1927, S. 27.[]

Цитировать

Павлова, Н.С. Поэзия Эриха Мюзама / Н.С. Павлова // Вопросы литературы. - 1959 - №3. - C. 156-173
Копировать