Поэзии горящая свеча. Беседу вел Ал. Горловский

– В одном из ваших стихотворений есть строчка: «Больше того, что жизнью дано, мы не сможем вложить в стихи…» Очевидно, это справедливо. Но может ли поэт сам организовать свою судьбу в предвидении будущих стихов своих? К. Паустовский, например, считал, что молодой писатель сам должен вырабатывать себе свою биографию, строить ее.

Сегодня много пишут о проблеме выбора как способе формирования собственной жизни, собственной судьбы. Тема эта стала одной из ведущих в современной критике и в литературоведении. А как выглядит она применительно к поэтической судьбе? Можно ли подготовить судьбу как предпочву поэзии?

– Во-первых, для ясности понимания моей позиции я должен процитировать целиком то стихотворение, из которого вы взяли только две строки. Благо в нем всего шестнадцать строк.

Ветер свистит в сухом камыше

Близким посвистом зимних вьюг.

Больше того, что есть в душе,

Мы – увы! – не напишем, мой друг.

Больше того, что жизнью дано,

Мы не сможем вложить в стихи…

Ветер стучит и стучит в окно.

Уже на дворе не видно ни зги.

А я вспоминаю седые дни.

Вижу солнца кровавый круг.

Только послушай, только взгляни, –

Сколько пришлось пережить, мой друг!

Видно, такая у нас тропа.

Время нас и должно терзать.

Больше того, что скажет судьба,

Разве мы сумеем сказать?..

На мой взгляд, Паустовский в значительной степени ошибался. Молодой поэт, как и вообще человек, может «вырабатывать себе свою биографию» в малой степени. И «проблема выбора», о которой вы говорите, не так уж сложна.

Да, можно выбрать себе профессию, поступив в то или иное учебное заведение, можно выбрать себе жену, друзей (но уже тут выбор довольно жестко ограничен нашим характером, склонностями, качествами), можно выбрать место жительства, маршрут творческой командировки и, наконец,тему стихотворения. Но этим, собственно говоря, «выбор» и ограничивается, за исключением совсем уж малых деталей, таких, как, скажем, выбор галстука той или иной расцветки. И – увы! – не эти категории «доступного выбора» формируют судьбу поэта.

«Организовать свою судьбу» невозможно. Судьбу свою нельзя планировать. Хотя бы потому, что судьба начинается с рождения, с детства, с «малой родины», и в то раннее время жизни, когда мы вообще и не помышляем о творчестве, о выработке биографии, то есть по существу – судьбы.

В более разумное время, когда юный человек формируется в личность, тоже нельзя предусмотреть главнейшее в судьбе. Как можно было бы, например, заранее запланировать, выбрать для себя Великую Отечественную войну или послевоенный неурожай? Или иные события. Болезнь или несчастный случай, размолвку или разрыв с другом или любимым человеком, смерть близкого человека, несправедливое обвинение и многие другие беды, радости и тревоги живой, быстролетящей нашей жизни.

– Значит, воля человека проявляется только в его отношении к событиям и условиям?

– Да, можно сказать и так.

– Как вы понимаете культуру поэта? Что входит, по-вашему, в повседневную работу поэта? Что должен он знать? Есть ли возможность волевого повышения поэтического уровня?

– Здесь сразу четыре вопроса. Постараюсь на них ответить.

Культура поэта – это, прежде всего, его знания – и теоретические, и практические. Это его образование, прежде всего гуманитарное. Поэтому в повседневную работу поэта входит чтение. Поэту небесполезно знать все, что создавалось и создается – до него и вокруг него – от «Слова о полку Игореве» до поэм А. Твардовского.

Поэзия, философия, история, религия, иностранные языки, фольклор и т. д. и т. п. – все нужно, все пригодится, все необходимо знать поэту. В идеале поэт должен впитать и усвоить все достижения мировой культуры. От Ветхого завета до повестей Ю. Трифонова и так далее и так далее – бесконечно.

Но должен сказать и такую вещь. Чем больше культура, усвоенная поэтом, тем больше должна быть подъемная сила таланта.

Мы знаем в русской поэзии примеры гармонического равновесия этих сил: культуры и таланта. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Блок, Бунин, Ахматова, Есенин, Пастернак, Цветаева, Мандельштам, Твардовский, Рубцов… Да, представьте себе, и Рубцов! В смысле именно равновесия этих составляющих сил (вот и алгебра, точнее, физика вторглась в нашу «гуманитарную» беседу).

Знаем мы и иные примеры, обратные. Образованнейшим человеком целой эпохи был, например, Валерий Брюсов. Он обладал огромными знаниями, титанически громадной культурой. Есенин в сравнении с ним просто невежда (хотя Есенин, слава богу, хорошо знал Библию, «Слово о полку Игореве», фольклор. Гоголя, Достоевского и вообще много читал). Но большим поэтом Брюсов – увы! – не стал. Большим, даже великим поэтом стал Есенин. А Брюсов? Он много написал. Он многократно издан, вышло семитомное собрание его сочинений и том «Литературного наследства», посвященный ему. Он, может быть, если можно так сказать, явление культуры, но не поэзии.

Некоторая диспропорция между культурой я талантом была, на мой взгляд, например, и у М. Волошина. Культуры было больше. И лучшие его стихи – о революции, о судьбе России, о гражданской войне – рождены не столько культурой, сколько переживанием, личным опытом, живой болью, то есть в определенном смысле талантом.

И – пример из сегодняшнего времени. В одном из моих семинаров есть молодой поэт N, лингвист по образованию. Он поэт. Я подчеркиваю это. Я отрецензировал его рукопись. Она будет издана в издательстве «Советский писатель». Но вот что интересно. N человек чрезвычайно начитанный, образованный, обладающий большой культурой. В этом смысле рядом с N Николай Рубцов просто неуч, недоучка. Но как поэт Николай Рубцов несоизмеримо выше и сильнее сегодняшнего N. И никогда, как мне кажется, N уровня Рубцова не достигнет, сколько бы мудрых книг он еще ни прочитал.

Зачем я все это говорю? Какой вывод? Да никакого. Пока никакого. Существует такой вот закон в поэзии, да и все тут.

Продолжаю отвечать на ваш развернутый вопрос. Что еще должен знать поэт?

Кроме выше обозначенного, поэт должен знать жизнь. Жизнь во всех ее проявлениях. Личный жизненный и душевный опыт – несомненно, одна из главнейших составляющих таланта.

Опять алгебра вторгается в нашу беседу. Она хочет показать, что и ее законы могут быть полезны поэту. Любые знания нужны поэту, любой опыт, каким бы тяжким он ни был.

Меня часто спрашивают, жалею ли я те юные годы, в которые пришлось мне строить железную дорогу в Сибири и добывать золото на Колыме. Нет, не жалею.

Вместе с войною, которую я пережил одиннадцати-пятнадцатилетним подростком, эти годы дали мне большие знания в области человеческой души и жизни. Не говоря уже о чисто трудовых навыках, тоже нужных и полезных поэту.

Я и сейчас (ей-богу, не хвалюсь!) смогу руководить бригадой на строительстве железной дороги, ибо знаю все, что для этого нужно, ибо работал там на всех рабочих местах – от рабочего до мастера. То же самое и в горном деле. И сейчас смогу я правильно забурить и расположить шпуры, правильно заложить и запыжевать заряды…

Не жалею я и о том, что после сибирско-колымской «академии» окончил еще и Воронежский лесотехнический институт. Там было много биологических дисциплин (до сих пор названия многих трав, деревьев и кустарников, многих птиц и зверей я знаю не только по-русски, но и по-латыни. Например, сосна обыкновенная – Plnus silvestris, бурундук – Eutamias sibiricus…). Было много и точных технических наук и дисциплин, общих и прикладных. От высшей математики и сопромата до аэрофотосъемки и строительства лесных узкоколейных железных дорог. Последний предмет мне было очень легко сдавать, легко выполнять курсовой проект.

Жаль, конечно, что не получил я хорошего филологического образования. Но немного помогли мне в этом смысле Высшие литературные курсы. И конечно же, снова – чтение, чтение, постоянное чтение – десятки, сотни разных книг…

Остается добавить, что по военной специальности я штурман ВВС (отсюда, к слову сказать, и мои стихотворения «Служба в авиации», «Дорога на аэродром», «В полете»). Вот и вся моя в кратких словах «подводная часть» известного «айсберга».

И, наконец, четвертая часть вашего вопроса. «Есть ли возможности волевого повышения поэтического уровня? Есть, но очень малые. Это, например, повышение стихотворной техники и т. п. Но главную суть поэзии волевым приемом – увы! – достигнуть невозможно.

Поэзия не спорт,

Поэзия – душа!

Прочнее нет на свете аксиомы.

В поэзии не стоят ни гроша

Боксерские и прочие

Приемы.

 

Поэзия не бег,

Не вольная борьба.

Поэзия – сомненье и тревога.

Поэзия – надежда и судьба.

Поэзия, как говорят, –

От бога.

Да, поэзия – как горящая свеча. Что сгорело в душе – то и поэзия.

– Что составляет основу вашего вдохновения: мысль, строчка, рифма ли, галлюцинативное воображение или звуковое, музыкальное начало? Есть ли вообще какая-то закономерность в самом процессе рождения стихов?

– Основу моего «вдохновения» составляют все перечисленные вами категории; пожалуй, только кроме рифмы. Я никогда не иду от формы, а только от чувства.

Что же касается закономерности в самом рождении стихов, то она, конечно, есть. Причем она, на мой взгляд, общая как у меня, так и у других поэтов. Я, опираясь не на филологию, а на математические знания, представляю себе эту закономерность так.

Существует некая душевная энергия. Мы, поэты и критики, называем ее по-разному, переживанием, вдохновением, чувством, болью, иногда судьбою и даже кровью. Отсюда выражения: «судьбы маловато», или: «полнокровные стихи», или: «слов больше, чем чувства» и т. п.

Задача поэта перевести эту душевную энергию в энергию слова. Передать ее читателю.

И вот здесь, при переходе одного вида энергии в другой, случаются большие потери. Даже у крупных поэтов.

Чем больше, чем полнее переживание, боль и т. д. переходят в поэтические строки, тем сильнее получаются стихи. В этом смысле графоман, или, как его еще называют, «чайник», – тоже поэт. Он весь кипит неподдельным чувством, восторгом, но перевести свои переживания, свою душевную энергию в энергию слова ему – увы! – не дано. Очень велик коэффициент потери энергии.

Конечно, важно, очень важно и качество душевной энергии.