«Поэты с историей и поэты без истории»

Осенью 1933 года Марина Цветаева писала своему «чешскому другу» А. А. Тесковой: «Стихов я почти не пишу… Стихов моих, забывая, что я – поэт, нигде не берут, никто не берет – ни строчки… Предлог – непонимание меня, поэта, – читателем, на самом же деле: редактором… Эмиграция делает меня прозаиком».

В 30-е годы Цветаевой была написана почти вся ее лирическая проза: мемуары, эссе о поэтах, трактаты о творчестве. Прозу Цветаевой печатали далеко не всегда, однако несколько охотнее, чем стихи. Некоторые свои вещи Цветаева написала по-французски, в надежде, что они скорее будут напечатаны: «Письмо к амазонке», «Отец и его музей». Но они, так же, как и переведенная ею самой на французский поэма-сказка «Мо´лодец», опубликованы не были; цикл мемуарных очерков «Отец и его музей» стал известен нашему читателю в переводе на русский, сделанном дочерью Цветаевой, А. С. Эфрон («Звезда», 1970, N 10).

В те же годы возникло сотрудничество Цветаевой с сербским журналом «Русский архив» (Белград), где в 1934 – 1936 годах она поместила в переводе на сербскохорватский язык очерки-эссе о Пастернаке («Поэты с историей и поэты без истории», 1934, XXV – XXVII), Тройском («Поэт-альпинист», 1935, XXXII – XXXIII) и Бальмонте («Слово о Бальмонте», 1936, XXXVIII – XXXIX). Русские оригиналы этих произведений, кроме части статьи «Поэт-альпинист», по-видимому, утрачены. Обратный перевод всех трех очерков с сербскохорватского на русский осуществлен О. Кутасовой, которой удалось передать дух прозы Цветаевой.

Самая интересная работа – «Поэты с историей и поэты без истории» ¹. Это – моментальный и горячий отклик на вышедший в 1933 году в Ленинграде сборник «Стихотворений» в одном томе Бориса Пастернака; содержание, далеко выходя за границы темы, делает эту статью одной из самых значительных цветаевских работ, посвященных поэзии и творчеству.

В первой части статьи Цветаева размышляет о двух родах поэтов, двух психологиях творчества. «Все поэты делятся на поэтов с развитием и поэтов без развития. На поэтов с историей и поэтов без истории», – утверждает она.

Поэты с историей – те, кто имеет явный, как мы сказали бы теперь, творческий путь, «путь следования». Таких поэтов Цветаева образно сравнивает со стрелой, пущенной в бесконечность, и с рекой, постоянно находящейся в движении; никому еще, по изречению Гераклита, не дано было ступить дважды в одну и ту же реку.

Над поэтами с историей действует «поступательный закон самооткрывания. Они открывают себя через все явления, которые встречают на пути, в каждом новом шаге и каждой новой встрече… Все для них – пробный камень. Пробный камень их силы, растущей с каждым новым препятствием. Их самооткрывание есть самопознание через мир, самопознание души через видимый мир…». Поэтов с историей Цветаева уподобляет одиноким пешеходам, которые несут на своей спине (не замечая того) тяжелую ношу опыта и творчества, увеличивающуюся в весе на каждом повороте. «А мешок за спиной… все тяжелее и тяжелее. А дорога ведет в бесконечность… И нет предела ни расходу сил, ни пути!»

Поэты с историей – это Гёте, который оставил «себя молодого в дивных лесах молодой Германии и собственной молодости и зашагал – дальше», это Пушкин, который начал с лицейских стихов, где еще невозможно было угадать будущего великого поэта, Пушкин, который, «как всякий поэт с историей, как и сама история, начал с самого себя и всю жизнь провел в состоянии становления».

Но есть другой разряд поэтов – без истории, безразвития. Это – чистые лирики. Их душа и личность, говорит Цветаева, «сложились уже в утробе матери». Если поэтов с историей можно уподобить летящей в бесконечность стреле, то поэтов без истории графически можно дать в виде круга и уподобить ветру, который кружится и постоянно возвращается «на круги своя», или морской волне, которая всегда – одна и та же: морская.

Поэты без истории и развития – это в первую очередь Лермонтов, который начал гениальным «Парусом», это Ахматова, Мандельштам и, конечно, главный «герой» статьи Цветаевой – Борис Пастернак.

Если главное свойство поэтов с историей – стремление к цели, то поэты без истории не могут иметь стремления к цели, ибо они не знают, что принесет в данную минуту «лирический прилив». «Чистая лирика не имеет замысла. Нельзя, задумав, увидеть такой и именно такой сон, ощутить такое и именно такое чувство. Чистая лирика есть чистое состояние переживания (перестрадания), а в промежутках («пока не требует поэта к священной жертве Аполлон») – при отливах вдохновения – состояние безграничной бедности».

1. »Песници са историjом и песници без историjе», – «Руски архив, Часопис за политику, културу и привреду Русиjе», XXV – XXVII. Београд, 1934; стр. 104 – 142. [↩]