№3, 1981/Обзоры и рецензии

Поэтика фольклора народов СССР

«Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. Поэтика и стилистика», «Наука», М. 1980, 344 стр.

Проблемно тематические сборники по фольклору народов СССР, регулярно выходящие под грифом ИМЛИ, стали заметным явлением нашей науки. Их отличает четкая теоретическая направленность, целеустремленность методического поиска, широкий охват многонациональных фольклорных традиций. Последнее обстоятельство особенно важно: современная фольклористика остро нуждается в обсуждении и разработке многих актуальных проблем в рамках межэтнических и межрегиональных, в сопоставлении выводов и наблюдений, полученных на базе фольклора различных народов.

Сборник «Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. Поэтика и стилистика» разнообразен по характеру статей. Прежде чем сосредоточиться на главном его разделе, отметим очень интересную публикацию и исследование фольклорных материалов В. Ф. Одоевского (автор – Б. Грановский), превосходный этюд «Русские сказки Удмуртии» Э. Померанцевой (последняя прижизненная публикация выдающейся фольклористки), ценные исследования в области межнациональных фольклорных связей: «Трансформация жанра туйуг» (Х. Г. Короглы), «Фольклорные связи народов Севера (Эпические жанры эвенков и якутов)» (И. Пухов), «Русско-мордовские взаимосвязи в обрядовом фольклоре» (Т. Ананичева), «Общие и отличительные черты в сюжетосложении и стиле восточнославянских сказов» (Н. Ведерникова). Проблемы взаимосвязей в современной науке все больше рассматриваются на самых разных уровнях (жанр, сюжетика, персонажи, стиль, мелодика, функции), и статьи сборника успешно эту линию развивают (правда, порой без особенных новаций методического и концептуального порядка). Выделю здесь статью Э. Кокаре «Критерии интернационального и национального характера паремий»: автор предлагает целый набор продуманных показателей для установления фактов заимствования или историко-генетического родства сходных паремий, равно как и для обоснования их независимого происхождения. Вполне возможно, что обобщения, сделанные Э. Кокаре, могут относиться не к одним только паремиям.

Наиболее значимы в общетеоретическом и в методическом плане статьи, так или иначе объединяемые первой частью заглавия  «Типология». Именно в них осуществляются заявленные во «Введении» программные установки: «конкретно-аналитический подход» к материалу, «более пристальное, чем прежде, рассмотрение традиции в ее текстовой вариантной данности», стремление к «предельному разукрупнению и конкретизации»»параметров системного рассмотрения» (стр. 3). Статьи выразительно демонстрируют плодотворность (а одновременно – и дискуссионность) методики направленного и последовательного приобщения к «конкретике текстов», «сквозных сличений», статистических подсчетов и т. п. Нельзя сказать, чтобы методика эта была вовсе уж новой для фольклористики. В частности, выявление в текстах различных сюжетных, стилевых, образных элементов по признакам общности, параллельности, вариативности и оперирование полученными данными на разных уровнях исследования составляют одно из важнейших слагаемых современной фольклористической методики вообще.

Новизна в данном случае заключается, во-первых, в принципиальном выдвижении на первый план «аналитической методики», имеющей дело с определенными (сознательно избираемыми) элементами некоей художественной системы, и, во-вторых, в том, что, систематизированное, поставленное в ряды, сопряженное с другими элементами, «богатство воплощений» само по себе – в своих количественных соотношениях и качественных характеристиках – открывает возможности для серьезных обобщений. И даже когда такие обобщения как бы совпадают с уже имеющимися в науке и полученными другими путями, они не могут не впечатлять наглядностью аргументов и завораживающей точностью приводимых исчерпывающих фактов.

Показательна статья А. Алиевой о жанрово-исторических разновидностях героического эпоса адыгских народов. Для эпосоведов, разделяющих современную историко-типологическую классификацию героического эпоса, основанную на представлении о необратимом движении эпоса от архаических форм к формам «классическим», а от них – к более поздним «историко-героическим», выводы А. Алиевой покажутся совершенно естественными и очевидными: три жанровые разновидности – нартские сказания, песни об Андемыркане и песни историко-героического содержания – представляют собою три последовательных этапа в развитии героического эпоса, различающихся по характеру отношения к действительности, особенностям историзма и обнаруживающих одновременно принципиальную преемственность. Сила статьи А. Алиевой – в точной и конкретной обоснованности этих положений «совокупным единым учетом характерологических данных, содержащихся в текстах» (стр. 228). Данные эти представлены читателю в полном составе, они касаются таких существенных слагаемых эпоса, как характеристика героев и врагов, описание снаряжения и вооружения, сюжетика.

Статья А. Алиевой – серьезный вклад в разработку исторической типологии эпоса, тем более значимый, что концепция здесь подтверждена полным набором соответствующих «микрофактов».

Статья А. Сыдыкова рассматривает традиционную композицию описаний похода в эпосе «Манас» (по вариантам С, Орозбакова и С. Каралаева). Детализованные наблюдения сведены в обширную таблицу, которая наглядно подтверждает наличие устойчивой структуры батальных описаний и ее реализаций в тексте при непременной вариативности отдельных элементов. С очевидностью эти наблюдения ведут к выводам о действии специфических законов эпического повествования. Автор склонен объяснять устойчивость традиции постоянством художественных задач (создание возрастающей по напряженности композиции), коллективной природой эпоса и воздействием бытовой реальности. Все это звучит пока не столь убедительно. Полагаю, что ответ давать рано, тем более что при аналогичном анализе в эпических памятниках и циклах других народов батальные описания наверняка обнаружат сходную типовую структуру и в рамках ее – вариационные разработки, обусловленные и этнической спецификой, и исторической типологией эпоса. Стоило бы продолжить работу, начатую А. Сыдыковым, – но непременно в возможно более широком сравнительном плане.

Еще один пример частотно-характерологического анализа дает статья Ш. Ибраева «Художественно – определительная система героического и романического эпоса тюркоязычных народов». Сопоставляются словари художественно-определительных сочетаний образцов героического эпоса (огузского и казахского) и эпоса романического (туркменского) по признакам меры насыщенности, объема и характера совпадений, места отдельных сочетаний в контексте, стилистической характерности. Что эпитетика в эпосах разного типа не должна совпадать и должна нести в самой себе специфические особенности каждого типа – это можно было предполагать. Ш. Ибраев не просто подтвердил ожидаемое, но и установил принципы различий (равно как и общности), обнаружил функциональную зависимость употребления сочетаний, показал различную и достаточно сложную роль эпитета в поэтике эпоса.

Д. Адлейба на материале абхазских сказок исследует проблему, безусловно представляющую общетеоретический интерес: речь идет о роли в сказочном повествовании неформульных стереотипов – стилистических повторов. Выясняется, что типизированные повторы в волшебных сказках не просто соответствуют типизированным (постоянно повторяющимся) ситуациям, действиям, характеристикам, персонажей, но составляют важную часть фольклорного языка, особым образом организованную, художественно функциональную, со своими семантическими доминантами. Одно из тонких наблюдений в статье: «Повтор несет в себе функцию некоторого предопределения последующих событий сказки» (стр. 140). Наряду с этим делается общий вывод: «Правомерно говорить о повторах как о повествовательно-стилевом остове волшебной сказки» (стр. 153). Тут возникает вопрос о разграничении неформульных стереотипов и формул в сказках: нельзя ведь говорить о формулах как о чем-то не требующем специального определения; в конечном счете, их принадлежность к той же стилистической стереотипии не подлежит сомнению. Особенный интерес представляют последние страницы статьи Д. Адлейба, где предпринят опыт (редкий в нашей науке) анализа повторов в живом исполнении сказочника. При этом обнаруживается наличие интонационно-ритмической выделенности повторов, каждый повтор в потоке живого рассказа составляет интонационный блок, а сказка в целом – систему таких блоков. Очень перспективное наблюдение! Оно тем более важно, что лишний раз указывает всем нам, сколь много мы теряем, ограничиваясь в работе с носителями фольклорной традиции привычными задачами и рутинной методикой.

Исследования Д. Адлейба, как и ряда других авторов сборника, касаются проблем, сама постановка которых возможна лишь при определенной методике, а результаты никак не могут быть ни предопределены, ни даже угаданы. Постулаты здесь просто бессмысленны, исследователю приходится идти на заведомый риск: не ясно, даст ли хоть какой-то результат скрупулезная работа над микроэлементами текстов. Риск оказывается полностью оправданным, если он сочетается с верно поставленной задачей и точностью методического выбора. В этом смысле показательна статья Н. Черняевой «Опыт изучения эпической памяти (На материале былин)». Процесс усвоения (запоминания) – воспроизведения эпического текста певцом – одна из самых больших загадок для нашей науки, хотя в последнее время здесь сделаны важные открытия. Работа Н. Черняевой – весомое дополнение к ним. Многие до нее проводили сопоставительный анализ текстов, полученных от сказителей – учителей и учеников. Новое в исследовании Н. Черняевой, во многом подсказанное отчасти предшественниками, отчасти – достижениями структурной лингвистики, состоит в последовательном расчленении текста на уровни и в чрезвычайно сосредоточенном внимании к уровням «низшего порядка» – былинной строке, строфе, тираде. Методически очень важной оказывается разработка дробной типологической шкалы для сравнительного анализа микроэлементов былинных текстов и выявление разновидностей усвоения сказителями соответствующих текстовых уровней. Изучение процесса усвоения былин подводит к пониманию внутренних законов, организующих и поддерживающих живые эпические структуры, в том числе – принципа синонимии, распространяющейся на все уровни былины и представляющей собою частный случай фольклорной эстетики тождества.

Принципиально поисковый (в область «непредсказуемого») характер носит статья В. Гацака «Поэтика эпического историзма во времени». Своей конкретно-аналитической частью она посвящена одной из множества художественно-определительных констант былин: исследуется перечень обозначений Владимира во всех известных текстах. Операционное искусство анализа, учет разного рода привходящих обстоятельств, обилие сопутствующих выводов и соображений сами по себе поучительны. Собственно, методика такова, что она может дать сколько-нибудь убедительные результаты лишь в том случае, если будет доведена до самой высокой степени точности: иначе нет смысла приниматься за работу.

Точность располагает к доверию: вряд ли кто-нибудь станет вслед за автором проделывать всю эту скрупулезную работу. Анализ типологии и вариативности обозначений былинного Владимира как будто вполне объективно подводит к заключению, что по мере развития былинной традиции (в рамках XVII – XX веков) реально-историческое начало в этих обозначениях ослаблялось, а эпически-идеализирующее усиливалось. Автор предлагает подумать и над этим фактом, и над возможными аналогиями в других константах былин.

Нет сомнения в продуктивности работы по выявлению и исследованию возможно большего набора художественно-повествовательных констант в эпосе. Вот только как осуществить ее, имея в виду неизмеримость материала? Если бы удалось создать для изучения былин общероссийский эпосоведческий семинар с участием не только специалистов, но и аспирантов, студентов, любителей-энтузиастов и предложить ему программу, предполагающую сплошной направленный просмотр текстов, – можно было бы рассчитывать на получение представительных результатов в обозримом будущем. А так…

Все это говорится отнюдь не в укор автору статьи; сделанное им вызывает немало вопросов. Общими своими положениями статья В. Гацака возвращает нас к острым проблемам эпического историзма. Его подход к анализу реалий, учитывающий всю совокупность реализаций, их «пучкообразность», неоднозначность, скрытую динамичность, количественные факторы и др., решительно противостоит методике исторической и неоисторической школы, представители которой привыкли использовать показания реалий чисто спекулятивно, без серьезного учета всех названных факторов. То же самое можно сказать и о значимости, какую придает В. Гацак исследуемой им константе: она для него – одна из многих, и существенна она не в своей «буквальной, прагматической данности… а в родовой, эпохальной обусловленности и показательности» (стр. 12). Думаю, что нет объективных оснований усматривать в высказываниях отдельных представителей исторической школы тенденции к иному пониманию эпического историзма, чем то, какое многократно выражалось в их трудах. Спор современного эпосоведения с традициями исторической школы отнюдь не сводится к вопросу о соотношении «обобщенности» и «конкретности», он захватывает коренные проблемы генезиса эпоса, его эстетики и принципов отношения к действительности. У статьи В. Гацака есть очень важный аспект, связанный с проблемой эволюции былинного историзма, в сущности, – с проблемой эволюции былинного эпоса в целом. Сам автор остается в границах очень осторожно высказанных предположений относительно «ощутимой эпически-идеализирующей внутренней переработки» былин ко времени классических записей XIX – XX веков. И это вполне справедливо, пока не накопится более основательный для суждений материал.

Обширная статья Б. Кербелите «Методика описания структур и смысла сказок и некоторые ее возможности» является, в сущности, изложением разработанных исследователем принципов и методики и введением в описание. Делать окончательные выводы о том, насколько плодотворны предложенные принципы и методические правила, лучше было бы на основании знакомства с результатами всей работы. Возможно, что в известных границах категория, не очень удачно названная элементарным сюжетом, будет служить задачам членения сказки и объяснения семантики выделенных элементов. Но ведь существует (и плодотворно работает) такое традиционное понятие, как сказочный мотив: не будет ли справедливо видеть в так называемом элементарном сюжете связанный внутренне набор мотивов? Рекомендуя вниманию читателей сборника статью Б. Кербелите, автор «Введения» подчеркивает некую противоположность исследования «на уровне конкретных произведений и вариантов» прежнему «всесказочному обобщению». Между тем Б. Кербелите в своем стремлении найти точные и рациональные способы установления связей между структурой и смыслом (которые, на наш взгляд, не очень справедливо различаются как форма и содержание) закономерно приходит к обобщениям и схемам, отнюдь не совпадающим с текстовой конкретностью. Это неизбежно и правильно. В современной фольклористике, стремящейся к постижению глубинных закономерностей жанровых систем, поэтики, генетических и исторических процессов и одновременно к адекватному прочтению текстов в их семантической многосложности, в их связях и взаимозависимостях, вряд ли стоит противопоставлять «абстрактизацию художественных структур, сюжетности, поэтической образности» стремлению к конкретике «текстовой вариативной данности». Одно неразрывно связано с другим. Абстрактизация неприемлема и заслуживает того, чтобы «превозмогать» ее, если за нею нет конкретной реальности в виде сюжетов, персонажей, языка, воплощенных в массе текстов. Но и самое пристальное рассмотрение текстов ни к чему настоящему не приведет, если за ним не стоит понимание специфических законов и правил фольклорного творчества. К тому же «абстракции» – вовсе не плод досужего вымысла ученых. Как удачно подметила в своей статье Н. Черняева, «исследовательское выделение конкретных… и абстрактных единиц текста отражает текстовую реальность… анализ эпической памяти дает возможность доказать объективность существования абстрактных и конкретных единиц разных уровней…» (стр. 132).

Рецензируемый сборник, заключающий в себе многочисленные и успешные попытки конкретно-аналитического подхода к множеству разных текстов, демонстрирует в то же время актуальность постижения явлений фольклора на уровнях высокой обобщенности, ведущей нас к важнейшим закономерностям его истории.

г. Ленинград

Цитировать

Путилов, Б.Н. Поэтика фольклора народов СССР / Б.Н. Путилов // Вопросы литературы. - 1981 - №3. - C. 244-250
Копировать