Поэт и его время
А. Саакянц, Иосиф Уткин. Очерк жизни и творчества, «Советский писатель», М. 1869, 181 стр.
«Первая книга стихов» Иосифа Уткина за короткий срок выдержала пять изданий. Стихи поэта высоко оценили такие взыскательные читатели, как Горький и Луначарский. Но шли годы, и критика начала охотнее говорить о недостатках, чем о достоинствах поэзии Уткина. Критика эта – в особенности в 30-е годы – зачастую подходила к творчеству Уткина с вульгарно-социологических позиций, трактовала его стихи весьма однобоко. А. Саакянц, автор первой книги о поэзии Уткина, справедливо отмечает, что в доказательство мещанских и даже мелкобуржуазных тенденций в стихах Уткина с упорным постоянством приводились одни и те же строки. Их было немного, в частности печально знаменитая строфа из стихотворения «Гитара» – строфа действительно неудачная, но, как показывает А. Саакянц, не имеющая того злополучного смысла, который придавала ей критика.
Стремительные взлеты сменяются в поэзии Уткина досадными срывами, резкими спадами творческой активности. Разобраться в этом – значит прочесть еще одну страницу истории советской поэзии. Эту задачу ставит перед собой автор рецензируемой книги.
Не скажу, что А. Саакянц вполне оригинальна в определении основных свойств поэзии Уткина, – здесь она обычно не идет дальше уже известных характеристик, отмечающих задушевность, участливое внимание к человеку, музыкальность стиха. Но вот наблюдения над конкретными произведениями подкупают своей свежестью. Например, подходя к центральному образу «Повести о рыжем Мотэле» как образу собирательному, автор рецензируемой книги получает возможность раскрыть сложность ее полифонической структуры. И это, бесспорно, важно.
Та же «Гитара», прочитанная спокойно, а главное, до конца, оказывается стихотворением, где выражена «бесконечная преданность революции». И это главное. А строфа о «простреленной руке» – А. Саакянц права – «диссонирует с общим тоном стихотворения». Но важно понять, почему возник этот диссонанс. Доводы, которые встречаются в книге, – «афористичность стиля поэту свойственна не была» или «факт… перенастройки поэтической лиры с «боевого» лада на мирный иногда не столько осуществлялся на деле, сколько назывался, констатировался, декларировался», – доводы эти явно недостаточны. Декларативность, поучительность, часто прорывающиеся в уткинских стихах, в свою очередь требуют объяснения. Ссылка на «известную самонадеянность, даже заносчивость» молодого поэта тоже мало помогает делу: причины этого гораздо глубже.
В этой связи необходимо вспомнить об отношении Маяковского к поэзии Уткина. В воспоминаниях Уткина о Маяковском (А. Саакянц целиком разделяет точку зрения их автора) отношения поэтов предстают преимущественно в бытовом плане и к тому же в весьма сглаженном виде. А между тем Маяковский, горячо встретивший «Повесть о рыжем Мотэле», позже весьма резко – и не раз – отзывался о стихах Уткина. Нотки обидной (для Уткина) снисходительности проскальзывают у А. Саакянц, когда речь заходит о суровой принципиальности Маяковского: «Он действительно иногда забывал о юношески-«хорохористом» возрасте своего младшего собрата, о том, что подчас все же мягче следует относиться к его просчетам». Отдельные «просчеты» Уткина потому и вызывали сокрушительную критику Маяковского, что за ними открывалось нечто большее, чем простая небрежность или неопытность. «Одна из неудач поэта» – так охарактеризовано в книге А. Саакянц стихотворение «Атака», вызвавшее резкое возражение Маяковского. Но ведь Маяковский не ограничился критикой одного только стихотворения Уткина – он говорил о причинах, снижающих действенную силу уткинской поэзии: рассудочность, декларативность, известная облегченность в решении темы. Справедливость оценки Маяковским отдельных произведений Уткина в книге А. Саакянц не оспаривается, но вот в глубинный смысл этой критики автор проникнуть не пожелал.
Книга А. Саакянц – итог многолетней работы но изучению творчества Уткина. Здесь впервые вводится в литературу немало новых и полузабытых фактов поэтической биографии Уткина, а главное, последовательно и обстоятельно прослеживается путь поэта. С такой полнотой это сделано впервые, и в этом основное достоинство книги.
А недостатки ее – не всегда частного свойства, они наводят на размышления о некоторых общих особенностях методологии критика.
Начнем с того, что поэтическая судьба Уткина оказывается в рецензируемой книге недостаточно связанной с процессами, характерными для развития советской ПОЭЗИИ, И ЭТО отражается на точности анализа. Так, А. Саакянц видит слабость юношеских стихов Уткина в том, что поэт не нашел «свои слова, собственные способы выражения». Но объяснить этот порок (как это делает критик) просто поиском новых слов, новых поэтических форм – явно недостаточно. Отражение революционной действительности для поэтов уткинского поколения означало прежде всего освоение собственного, личного опыта. Задача не из легких – свидетельств тому в истории советской литературы немало. Успех, по верному замечанию А. Саакянц, пришел к Уткину тогда, когда он заговорил «о том, что видел и ощущал непосредственно он сам, что принадлежало лично ему». Гражданская война, ее юные герои надолго остаются для поэта главным источником его лирического вдохновения. Говоря об особенностях поэзии Уткина, А. Саакянц крайне редко выходит за ее пределы, позиция самого поэта служит исходной точкой критического анализа. Принцип этот последовательно выдержан в книге. Вот еще один пример. Уткин, читаем мы в книге А. Саакянц, «не испытал разочарований, связанных с тяжестью и «прозой» перехода от героики и романтики революции к повседневным будням строительства». Казалось бы, это так, и Уткина можно на этом основании противопоставить (как делает это А. Саакянц) Светлову, Голодному, Багрицкому. Однако в поэзии Уткина этот переход тоже отразился, но принял иные формы. «Известная растерянность», которую переживал поэт в начале 30-х годов, вызвана не только нападками критики. Личный опыт – опыт участника гражданской войны – требовал уже иного, более глубокого, поэтического освоения, темы, выдвигаемые сегодняшним днем, упорно не давались Уткину. Подобно названным выше поэтам, он оказывается «на распутье» (название главы в книге). По словам А. Саакянц, Уткин в это время «заговорил несвойственным ему голосом». Действительно, соединить публицистику с, лирикой ему не удалось: «публицистическая лирика» была неорганична для его таланта, Поиск тем не менее шел в верном направлении. Лирика обретала в новую эпоху новое качество. Маяковский охарактеризовал его как – лозунговая лирика, подхлестывающая революционную практику. Политикой стремится дополнить лирику и Асеев, обращающийся к жанру «лирического фельетона». Количество примеров можно было бы увеличить. «Публицистическая лирика» Уткина была явлением того же ряда. Остается только сожалеть, что поиск этот прервался в самом начале и поэзия Уткина замкнулась в весьма узком кругу. Критик видит в этой лирической замкнутости особенность дарования поэта: «роднее всего были ему предметы собственных воспоминаний», – к ним-то возвращается вновь и вновь его «лирическая память». И здесь опорой при определении границ поэтического таланта Уткина служат для А. Саакянц суждения самого поэта о поэзии. Однако суждения эти тоже требуют критического подхода.
Поэт-лирик, Уткин в своих статьях и выступлениях особенно охотно рассуждает о лирической поэзии. «Лирика… этический жанр», – вот его убеждение. Нетрудно заметить, что в определении этом специфика лирики предстает в несколько суженном виде. Это понимание лирики воплощено Уткиным в собственном творчестве и, во всяком случае, требует пристального анализа. Но не безоговорочного приятия – иначе действительно можно прийти к выводу, что лирическая поэзия является лишь «выражением чувств и переживаний отдельной человеческой личности». Таков понимание природы лирики – решительно пересмотренное в современном литературоведении – приводит автора к выводам по меньшей мере спорным. В книге А. Саакянц можно, например, прочесть, что только в середине 20-х годов в советской поэзии лирика «медленно, а иной раз и неуклюже, пробивала себе путь». Нет нужды говорить о расцвете лирических жанров в советской поэзии первых пореволюционных лет – это общеизвестно. Все дело, однако, в том, что и здесь А. Саакянц идет за поэтом и разговор о лирике в книге всякий раз неизбежно переходит в разговор о лирике интимной. Понятия эти далеко не покрываются одно другим. И выход поэта в своих стихах «за рамки личных переживаний», «перипетий Собственной внутренней жизни» уж никак не может рассматриваться как нечто заслуживающее особой похвалы – без таких «выходов» лирика попросту не может существовать, Уткин как-то сказал Маяковскому: «Мне вообще нравится, как вы читаете, вы, как всякий большой поэт, всегда, читая стихи, стоите сзади их». Эта дистанция – необходимая не только при чтении стихов, но и при их анализе – далеко не всегда соблюдается в книге А. Саакянц: позиции критика и поэта сливаются и тогда разбор очень мало дополняет непосредственное содержание стихотворений. Пример наиболее показательный. Обращаясь к стихотворению «Послушай меня», критик вначале переводит его содержание в логический план, а потом и вовсе отказывается от анализа, выписывая стихотворение целиком, – лучше пусть скажет сам поэт. Критическая мысль заходит в тупик.
Не надо умалять достоинств первой книги о поэзии Уткина. Но самая позиция, избранная автором книги, часто понижает самостоятельность критической мысли.
г.Калуга