Почерк журнала

Годовой комплект «толстого» литературно-художественного журнала – это целая библиотека избранных произведений… Избранных редакцией не только за их художественные достоинства, но и в соответствии с той позицией, проблематикой, эстетическими устремлениями, которые и определяют лицо журнала. По характеру, стилю, идеям целого ряда произведений мы можем довольно точно установить не только имена их авторов, не только литературное направление, к которому они примыкают, но и журнал, где они опубликованы или могли бы быть опубликованы.

Я полагаю, что каждому журналу следует стремиться к обретению своего лица, собственной позиции в литературном процессе. Разности, а иногда даже полемики не нужно бояться: литературный спор, если только он не затемняет общности исходных предпосылок и единства мировоззрения, всегда плодотворен, всегда приближает читателя к истине.

Почему содержание журнала «Сибирские огни» наводит на подобные размышления? Потому что при самом разном, подчас высоком уровне опубликованных здесь произведений за ними далеко не всегда чувствуется единая позиция. Больше того, произведения нередко противоречат друг другу, их хочется «растасовать» по разным журналам.

Вероятно, эту мысль надо пояснить. Я вовсе не собираюсь призывать к той «монолитности», которая в нашей журнальной практике нередко еще оборачивается односторонностью, а подчас и просто своего рода групповым сектантством. Появление в журнале произведений, написанных с разных точек зрения или даже по-разному оценивающих одни и те же вещи, может свидетельствовать о широте и объективности взглядов редколлегии, при том, однако, непременном условии, что за всеми этими точками зрения вырисовывается некая «высшая» – точка зрения журнала. В противном случае между понятиями широты и эклектизма стирается грань.

При определении позиции жанровые различия материала не имеют значения, и мы можем смело сопоставить поэзию и прозу, прозу и критику.

Ознакомившись, к примеру, подряд со стихотворением Р. Солнцева «Было время – из одиночества…» (1968, N 1) и острой статьей Н. Яновского «Из полемических заметок», читатель придет в недоумение: как же оценивает сам журнал недавнее и более давнее наше прошлое?

Недоумение усилится, если сопоставить то же стихотворение («Сомневались в чем-то, курили и читали смелые вирши… Время в форточку пролетело… Ты молчишь. Ты уже не мальчик») со строками Б. Слуцкого (1968, N 12): «Собрания гудели, как мотор летательного сверхаппарата, и мысли выходили на простор для стычки, сшибки, а не для парада. На старенькой оси скрипя, сопя, земля обдумывала самое себя».

Здесь уже не просто разное отношение к каким-то чертам истории, а разная концепция человека, его предназначения, его интеллектуальных возможностей.

Не менее заметна разноречивость и в художественной прозе «Сибирских огней». Правда, эта разноречивость скорее определяется уже некоторой эстетической неразборчивостью журнала.

Вот, скажем, повесть Ю. Магалифа «Документальное кино» (1968, N 8). Герой повести, молодой кинорежиссер Сергей Егоров, терпит поражение в съемках большого фильма о фестивале в Сибири потому, что делает его ради денег, «без божества, без вдохновенья». Мораль повести ясна: искусство не выносит ремесленничества. Гораздо менее ясно все остальное, и прежде всего фигура самого режиссера.

Автор и персонажи повести уверяют нас, что это человек талантливый и профессионально умелый, но никаких тому художественных доказательств не дано. Изобразить творческую жизнедеятельность героя далеко не просто: ведь читатель должен «прикоснуться» к ней, почувствовать ее вкус. Надо показать особый тип интеллектуальной организации, такое восприятие мира, когда душа способна вместить в себя иные характеры и судьбы, ощутить все сущее как материал для творческого поглощения и воспроизведения, когда «все встреченное ударяет по сердцу невидимым топориком, оставляет свою зарубку». Я процитировал повесть И. Лаврова «Зарубки на сердце» (1968, N 10), наиболее интересную и талантливую, на мой взгляд, повесть годового комплекта журнала, где автору удалось показать как раз те черты творческого сознания, которые отсутствуют в облике героя «Документального кино».

Чем-то напоминает повесть И. Лаврова роман О. Хавкина «У каменного моста», опубликованный журналом в 1969 году, – то ли образом чистого, непосредственного юноши, всецело захваченного мыслью о литературном труде, то ли со вкусом перелистываемыми страницами прошлых десятилетий. Однако повесть И. Лаврова оставляет впечатление большей цельности, ясности, поэтичности, нежели искусственно усложненные и напряженные интонации хавкинского романа, в лихорадочной лирической торопливости которых многие характеры остаются непрорисованными. К тому же в отличие от «Зарубок на сердце» изображение творческого становления героя вскоре отодвигается у О. Хавкина на задний план и уступает место калейдоскопу лиц и событий, подчас весьма колоритных.

В весьма спорной и субъективной статье А.